Простое и однозначное понятие храма как культового здания и памятника архитектуры перестает быть и простым, и понятным, как только оно становится религиозной концепцией. В качестве религиозной концепции Храм может быть единственным и тогда, когда храмов несколько или много, и он может быть всё таким же Храмом даже тогда, когда в эмпирической реальности никакого храма вообще нет… Эти «свойства» единственного Храма ветхозаветной религии оказываются решающими для осуществления преемства между религией Ветхого Завета и христианством.

Разрушение материального Храма в 70 г. предопределило скорый (хотя и не немедленный) конец тех священнических традиций, которые мыслили себя в исторической, а не эсхатологической реальности. В исторической реальности мог быть только физически осязаемый Храм, поэтому его разрушение влекло за собой прекращение священства, что и произошло с официальным священством, которое служило в Иерусалимском Храме в I в. н. э. Известно, что оно не принадлежало ни к какому специфически мессианскому направлению в иудаизме (самым влиятельным в этом священстве было упоминаемое в Новом Завете движение саддукеев, характер которого исторической науке до сих пор не ясен; ясно, однако, что это движение не было как-то специально ориентировано на эсхатологию).

Чтобы сохранить священство без надежды восстановить—в историческом времени—Храм, нужно было разработать какое- то особое эсхатологическое учение, а именно, такое учение, в котором особая роль отводилась бы эсхатологическому Храму.

В непосредственной близости от иудеев и также в преемственности по отношению к Ветхому Завету нечто подобное проделали самаритяне после того, как иудеи разрушили их Храм на горе Гаризим в 128 г. до н. э.—Самаритяне продолжали и продолжают почитать эту гору как священное место не только их бывшего Храма, но и будущего откровения небесного Святилища и прихода Мессии. (Религия самаритян сформировалась во время Вавилонского пленения среди остатков иудейского населения Палестины, смешавшихся с автохтонным языческим населением; из библейских книг самаритяне почитают только Пятикнижие Моисеево). Самаритяне, вот уже более 21 века, сохраняют свое священство и храмовый культ с его обязательными жертвоприношениями (в настоящее время в Палестине насчитывается несколько сотен самаритян, но еще в VI в. их было настолько много, что они смогли поднять опасное для Византийской империи восстание). При этом самаритяне не превратились в мессианско- эсхатологическое движение, так как они так и не начали считать свою настоящую эпоху мессианской.

Нечто подобное имело место и после разрушения первого Иерусалимского Храма, построенного царем Соломоном. Храм был разрушен персами в 586 г. до н. э., а постройка нового, Второго Храма дошла до той фазы, когда стало возможно возобновить богослужения, только около 520 г. «Эсхатологизация» ветхозаветной религии была тогда выражена, преимущественно, в написанной вскоре после 586 г. книге пророка Иезекииля, последние главы которой (с 43 по 47) посвящены подробному описанию гигантского эсхатологического Храма. Это было пророчество о восстановлении Храма на земле (впрочем, строителям Второго Храма невозможно было даже помыслить о следовании абсолютно нереальным «архитектурным проектам» Иезекииля) и о некоем невидимом и небесном Храме—собственно говоря, 0

Царствии Небесном. Именно так читалась книга Иезекииля и в раннем христианстве. Апокалипсис Иоанна Богослова из всех ветхозаветных пророков более всего опирается на Иезекииля и упоминавшегося уже Даниила, а заключительные видения Нового Иерусалима как города-храма (Апок., гл. 20 и 21) являются дальнейшей разработкой «архитектурного проекта» Иезекииля. Впрочем, между книгой Иезекииля и новозаветным Апокалипсисом Иоанна было много текстов-посредников, не вошедших в современные библии, но от этого не являющихся менее важными памятниками той традиции, которая вела от ветхозаветной религии к христианству.

Эпоха возведения Второго Храма в конце VI в. до н. э. воспринималась, во многом, как мессианская, но подробностей этих процессов мы не знаем; во всяком случае, за двести и менее лет до новозаветных событий, в исторической ретроспективе, та эпоха мессианской уже не выглядела. Было, однако, много новых и относительно новых поводов считать уже и Второй Храм полностью или частично оскверненным, и, вследствие этого, более или менее радикально отходить от официальной храмовой традиции. От подобного рода миноритарных священнических движений, сформировавшихся в промежутке от II в. до н. э. до 1

в. н. э. включительно, сохранилось не так уж мало следов, но, пожалуй, самый главный след эти религиозные движения оставили в виде христианства. Все мессианские иудейские религиозные движения были религиями Нового Храма.

Одно из них образовало специальное поселение монашеского типа в районе Мертвого моря, в местности, называемой Кумран. Это та самая община, от которой нам досталась прекрасная библиотека. Небольшая часть произведений из этой библиотеки была создана непосредственно в общине и, следовательно, выражает ее учение (само собой разумеется, что основная часть библиотеки—рукописи библейских книг, а также других книг, которые почитались, приблизительно, на том же уровне, что и библейские, не в одной только Кумранской общине). На основе анализа кумранских произведений, которые характеризуют учение этой общины, большинство ученых пришли к выводу, что община обособилась в результате разделений, которые постигли ветхозаветную религию в середине II в. до н. э., когда пресеклась законная линия первосвященников, а новый род первосвященников был признан не всеми. С точки зрения Кумранской общины Иерусалимский Храм был осквернен, и община отказалась от какой бы то ни было причастности к тамошнему богослужению. Вместо этого в Кумране было собственное священство и собственный Новый Храм.

Христианство продолжало другую священническую традицию, в которой новое священство, пришедшее к власти в Иерусалимском Храме в середине II в. до н. э„ признавалось законным.

Именно поэтому в христианские библии входят так называемые Маккавейские книги, где подробно рассказывается о тогдашних событиях с позиции сторонников новой первосвященнической династии. В период более поздний—между 100 г. до н. э. и самым началом I в. н. э.—религиозная жизнь иудейского общества испытала новые потрясения, также чреватые расколами. В последние десятилетия ученым стало ясно, что разобраться в картине этих разделений—важнейшее условие для идентификации иудейской «матрицы» христианства; тем не менее, до решения этой проблемы еще далеко.

Раннехристианские источники всячески настаивают на связи первохристианской общины с ветхозаветным священством и священнической традицией в богословии и литургике. В частности, новозаветные тексты, особенно Евангелие от Луки, акцентируют священническое происхождение Иоанна Предтечи. Вместе с тем, они дают понять, что речь идет о какой-то «диссидентской» традиции священства: применительно к общине Иоанна Предтечи это совершенно очевидно. Сложные отношения у первохристианской общины и с Иерусалимским Храмом. Новозаветные тексты подчеркивают приверженность Самого Христа и Его последователей к «притвору Соломона» (Ин. 10, 23; Деян. 3, 11; 5, 12)—единственной части Второго Храма, которая сохранилась от Храма Соломона. В то же время важнейшие храмовые обряды совершаются христианами вообще вне Храма: например, Тайная Вечеря (о которой мы скажем чуть ниже) и оставление грехов—через Крещение (Иоанново и Иисусово), но не через специальное жертвоприношение в праздник Йом Киппур («День Очищения»), описанный в книге Левит… Очевидно, «предхристианская» традиция ветхозаветной религии не шла на такой радикальный разрыв с Храмом и храмовым священством, как тот, на который пошла община кумранитов, однако Храм перестал быть для нее главной святыней на земле.

В последнем легче всего убедиться из совершенно неоспоримого и даже общеизвестного факта: христиане никогда не почитали руины Иерусалимского Храма, которые были святыней для иудеев. Можно было бы попытаться объяснить это часто приписываемой раннему христианству «спиритуальностью»—его, якобы, незаинтересованностью в каких бы то ни было культовых местах. Это объяснение разбивается о другой факт: христиане всегда почитали в качестве главного земного святилища небольшую постройку на горе Сион—«Сионскую горницу», которая, как это можно понять из новозаветных текстов, имела некое сакральное значение еще в предхристианской общине…

Здесь нет возможности углубляться в сложный вопрос—о значении Сионской горницы для первоначальной христианской общины,—но нам важно отметить факт: христиане перенесли библейское понятие «святой горы Сион» с той горы, на которой был расположен Храм (и которую теперь называют Храмовой), на ту гору, которую все мы теперь, вслед за ранними христианами, называем Сион. Этот факт для нас важен как указание на то, что и христианство не было чуждо идее некоего обособленного Нового Храма, заимствовав эту идею от своей иудейской «матрицы».

Христианство воспроизвело самую характерную черту всех мессианских священнических традиций: новый, главный и окон- нательный Храм Бога—это сама община; соответственно, богослужение этой общины—храмовое священнодействие, а место этого священнодействия—Храм, независимо от того, что Иерусалимский Храм для нее недоступен.

Новый Завет выражает все эти идеи с прямотой лозунгов. Христос прямо отождествляет Свое тело с Храмом (Ин. 2, 19-21), да еще в такой форме, чтобы привлечь к этому Своему утверждению максимум внимания (Он говорил об этом так, чтобы вывести из себя максимальную часть аудитории: именно за это Его и хотели убить), а апостол Павел отождествляет церковную общину верующих с телом Христовым (Еф., гл. 4; Кол., гл. 2). Не менее важна и литургическая сторона: христианские церкви продолжают в своем литургическом устройстве не синагоги, а именно Храм, и, между прочим, на это указано в самом Евангелии, в установлении главного христианского богослужения—Евхаристии (на Тайной Вечери): хотя пока что приходится признать, что ближайший литургический прототип богослужения Тайной Вечери остается неизвестным, но очевидно, что совершенное Иисусом чинопоследование синтезировало в себе то, что Закон Моисеев предписывал совершать в кругу семьи (трапеза), с тем, что совершалось только в Храме и только священниками (жертвоприношение).

Разумеется, подобная трактовка ветхозаветного учения о Новом Храме появилась раньше христианства, поэтому и сохранилась она не только в христианстве, но и в целом ряде средневековых иудейских сект. Пожалуй, из подобных сект—имеющих храмовое богослужение и священство,—к настоящему времени сохранились лишь одна-две, да и те заканчивают свое существование. Это эфиопские «фалаша» (самоназвание—Бета Исраэль, т. е. «Дом Израилев») и центрально-африканские кемант (синкретическая религия, в которой много элементов иудаизма, смешанных с языческими). Согласно одной из гипотез об их происхождении, фалаша—потомки адептов какой-то иудейской секты, живших по обоим берегам Красного моря, аравийскому и африканскому (согласно другой гипотезе, они произошли лишь около X в. путем «иудаизации» эфиопского христианства—как своеобразный аналог русской секты «жидовствующих» XV в.). Как бы то ни было, на Аравийском полуострове существовала мощная иудейская секта, и она оказала радикальное влияние на ислам в эпоху его зарождения (около 621 г. н. э.). В частности, это влияние ощущается в литургическом устройстве главного мусульманского святилища в Мекке: хотя и созданное на основе прежнего языческого святилища, оно было устроено в соответствии с идеями Иезекииля…

Библиография: Л. ШИФФМАН, От текста к традиции. История иудаизма в эпоху Второго Храма и период Мишны и Талмуда I Пер. с англ. А. М. Сиверцева (М.—Иерусалим, 2000) (Bibliotheca Judaica. Серия «Современные исследования») [оригинальное изд. 1991 г.); Memorial Annie Jaubert (1912-1980) / Ed. par M. Petit et B. Lourie // Христианский Восток, 4 (2002) [изд. 2006].