Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем воспоминание воскрешения Лазаря и этим уже вступаем в Страстную седмицу. Потому что в Евангелии от Иоанна, которое рассказывает о воскрешении Лазаря, оно представлено таким образом, что после этого чуда иудеи возбудились на то, чтобы непременно убить Иисуса. Таким образом, можно сказать, что уже от сегодняшнего дня начинаются Страсти Христовы.

Конечно, больше всего мы вспоминаем о воскрешении Лазаря потому, что это было самое явное чудо воскрешения мертвых, которое было перед Воскресением Христовым. Помимо того догматического смысла, о котором мы помним, хорошо бы еще помнить аскетический смысл, о котором мы помним гораздо хуже, а если и помним, то не применяем к себе.

Как все происходит в любом деле, которое делается по Богу? Происходит так: сначала все идет как-то не очень, а потом… еще хуже, и потом совсем разваливается, совсем плохо. Все почему-то думают так, что если угодны Богу, то все должно быть хорошо, примерно как в Ветхом Завете или в соответствии с теми молитвами, которые до сих пор в церкви звучат – «да благо ти будет», «хорошо поживешь на земле».

Мы знаем, что Господь благословил Иова богатствами, а не проклял, но с Иовом был определенный подвох, хотя потом все равно было богатство. Так что Книга Иова может нам намекать, что не все так просто. Но если говорить о воскрешении Лазаря, то как оно происходило?

Сначала он заболел, потом умер, и, в отличие от тех покойников, которых Иисус воскресил раньше, он стал разлагаться и разложился на четвертый день. После этого Христос его все-таки воскресил. Дальше надо вспомнить, — хотя ученики и не вспомнили, когда это потребовалось, — что Сам Иисус вроде бы все время уходил от иудеев, когда они хотели Его схватить и убить, в том числе, и после воскрешения Лазаря, и потом они Его все-таки схватили и убили. И все ученики рассеялись.

И вот что у нас сейчас происходит с христианством? И особенно, что у нас сейчас происходит с Истинно-Православной Церковью? Вроде бы было-то нехорошо, а стало совсем плохо, что все рассеялись. На самом деле это совершенно не критерий. Было бы плохо в случае с Лазарем, если бы Иисус к нему не шел, а еще хуже, если бы Он его не знал. Но что же беспокоиться, если знал? Тогда все хорошо, а плохо только то, что мы сами думаем не о том – сами себя накручиваем, сами беспокоимся. То же самое касается Церкви.

Конечно, Церковь, как она была в XVII-XIX веках, с точки зрения наблюдателя типа пророка Илии в часы его известного отчаяния выглядела как труп – большой труп. Причем, не только русская Церковь, а вся. Там было совершенно не видно праведников, и если кто-то о ком-то узнавал, то это было большое счастье. Как правило, знать друг о друге они не могли, а узнавали только через несколько лет после смерти о том, что был такой-то праведник, и то не обо всех.

Сейчас нам кажется, что этих праведников было довольно много, но и Господь сказал Илии пророку, что семь тысяч человек, которые не преклонили колена перед Ваалом в твои дни. А сейчас из этих семи тысяч человек мы знаем только самого Илью, — даже неизвестно, входил ли в это число Елисей, может быть, и не входил еще. В любом случае, мы почти никого из них не знаем.

Вот так же и праведники, которые жили в XVIII или XIX веке, могли сказать примерно то же самое, что и Илия. А если не говорили, то только потому, что уже заранее знали правильный ответ на это сомнение, и сами могли себе ответить этими словами.

Совсем не то в ХХ веке. В ХХ веке многие пришли в Церковь, друг о друге узнали. Благодаря массовому мученичеству и исповедничеству в ХХ веке, причем, не только в первые двадцать лет советской власти, но и во все последующие годы, не просто узнали о каких-то других святых и подвижниках, но узнали, что это массово, что очень много есть православных христиан, которые поняли, что надо быть православными и что значить быть православными.

Многие из тех, кто никогда бы не узнали о христианстве, какие-нибудь там совершенно безумные большевики, революционеры или просто люди, которые жили бытовой жизнью, судьбами Божиими, узнавали о том, что такое христианство, что такое настоящая вера, и становились мучениками и исповедниками.

Наше время, в основном, не имеет таких прямых угроз, хотя мы знаем и, находясь в этом храме, не можем об этом забывать, что и в наше время такие угрозы есть. Но если говорить об угрозах менее прямых и более лукавых, то сейчас их больше, может быть, но не стоит из-за этого расстраиваться. Наоборот, надо радоваться – значит, все идет своим чередом, все примерно как у Лазаря, но главное, что примерно как у Христа. «Вси хотящии благочестно житии о Христе Иисусе, гоними будут».

Надо смотреть не на то, что нас мало, что мы меньшинство, что, может быть, нас будет не больше, а меньше. Сейчас нас вроде бы становится больше, но это может измениться. Если это не изменится при нашей жизни, то может измениться через лет десять-двадцать после нашей смерти – это все неважно. Важно совершенно другое – приходят люди, узнают православную веру, истинную.

Им не нравятся суррогаты православной веры, которые люди придумывают себе сами, когда они думают, что христианство поможет им в их житейских делах, в семье, работе, здоровье и так далее. Им не нравится то искаженное христианство, которое начальство сверху насаждает как всякие ереси сергианства и экуменизма.

В то же время, они верят в то, чему учит Евангелие, чему учат святые отцы, не только те, которые были давно (хотя все святые отцы были не давно, а они бывают сейчас и сейчас участвуют в нашей жизни), но и которые жили рядом с нами недавно или живут в наше время.

Пока мы видим, что понимание христианства в самой Церкви не исчезает и, более того, скорее, углубляется, появляются все новые и новые святые, а гонения являются лишь поводом, чтобы еще просиять новым святым. И надо видеть другое – надо видеть то, что Христос идет к Лазарю, и даже уже не идет, а пришел, и даже уже не пришел, но отвалили могильный камень, и даже уже не отвалили камень, а Лазарь вышел. Может быть, он в каком-то таком странном виде, потому что, согласно описанию этого чуда, он вышел весь перевязанный погребальными пеленами таким образом, что и здоровый человек, не говоря уж о больном, не смог бы так ходить, но он вышел.

Вот что-то такое являет и Истинно-Православная Церковь. Она в таком виде, что непонятно, как она живет, как она «передвигается». Наверное, до конца нам этого и не понять. Главное — понять другое: если она со Христом, то что будет происходить в ее жизни. Вот об этом надо думать, чтоб не отпасть от Христа нам самим, не отпасть от православного исповедания веры.

И, в первую очередь, думая о себе, мы начинаем думать и о каких-то наших ближних, даже если это касается одного-двух человек, но реально это касается все же большего числа наших ближних. Это не значит, что мы с каждым из них должны разговаривать. Может быть, как раз разговаривать-то и не надо, и лучше не разговаривать, но просто в силу того, что мы с ними сообщаемся, они тоже как-то этой верой «заражаются».

Это то, что должно быть, то, что важно, это то, что реально у нас в Церкви есть, и надо только к этому действительно приобщаться.

Аминь.