Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня у нас очень интересно подобрались на день нового гражданского года апостольское и евангельское чтения. Каждый год они бывают разными, потому что круг апостольских и евангельских чтений зависит от  даты Пасхи. Поэтому получается, что всегда по-разному получается на новый год, но они сегодня примерно про одно и то же оказались.

Сначала мы читали  Послание к евреям о том, что такое вера, и о том, что «елико-елико» и Господь придет – второе пришествие мы должны ожидать всегда. Дальше сказано, что такое вера, с которой мы ожидаем: «Есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых». По-славянски это, может быть, не очень понятно, а по-гречески очень понятно. По-гречески  сказано, что это ипостась невидимого, то есть сама реальность.

Вера — это не то, что мы могли бы умом понять то, чего не видим. Это не вера. Я, например, знаю, что есть Америка, хотя я ее не вижу. Но это не значит, что у меня религиозная вера в существование Америки, хотя верю, что она где-то есть. Или про существование антиподов, которые ходят по отношению к нам вверх ногами – в Австралии. Я там был и верю, что они есть, но это тоже не вера, а мои некоторые интеллектуальные знания о том и о другом.

А вера дает непосредственные удостоверения, она дает доступ к самой реальности того, во что веруешь, — точнее, Того, в Кого веруешь, потому что это не что, а Кто. Поэтому апостол и говорит о том, что мы должны верой жить в Боге уже и сейчас. Поэтому нам понятно и все остальное: когда Он придет, а для нас Он и так уже пришел. Примерно так можно понять сегодняшнее апостольское чтение.

Там еще было сказано о примерах людей, которые сами делали что-то необычное, и сами были восхищены от людей, как, например, Енох из вспоминавшихся сегодня в апостольском чтении, но они именно верою были изъяты от людей. Енох был взят на Небо, и сказано, что он был взят верой. Как это так может быть? А так, что реальность веры – это реальность жизни в Боге, которая и стала для него вечностью, и поэтому он и не умер, благодаря вере оказался в Боге.

Это указание особой судьбы Еноха как объяснение того, что дается нам всем в этой вере. Конечно, там можно еще очень много понять из Послания к Евреям в целом и из этого читавшегося места.

А потом мы читали Евангелие от Марка, где речь шла также о Втором Пришествии, точнее говоря, о воскресении всех. Как оно может быть? В частности, ученики вспоминали, что известно же, что до этого должен явиться Илия. Это такое важное пророчество, которое упоминается в Евангелии, хотя у ученых, а не у святых отцов, в книгах канонических Ветхого Завета не говорится о том, что Илия должен прийти. Понятно, что это потом говорится в Апокалипсисе, но он еще не был написан в то время, когда был наш евангельский диалог.

На  это Христос говорит, что Илия уже пришел, и ему сотворили, что хотели, просто этого никто не заметил. Конечно, толкуются эти слова  так, что указывают на Иоанна Предтечу, который был Илия – в других местах Евангелия об этом сказано более прямо.

И мы сейчас должны понимать, что тем более в наше время Илия уже пришел, раз он уже тогда пришел, и что сейчас мы живем во время эсхатологическое, о котором говорили и в Послании к Евреям, и в сегодняшнем отрывке из Евангелия, где говорилось о том, что это время Второго Пришествия – оно вот уже сейчас произойдет, а в Церкви оно уже произошло, потому что для нее есть только одно пришествие. Если мы входим в жизнь Бога, то тогда какое может быть для нас «отшествие»? Если не может быть «отшествия», то не может быть и «пришествия». В «пришествии» говорится о мире, потому что пришел Господь во плоти в мир, потом вознесся из мира, а потом второй раз придет. Но если мы уже живем верою, той самой, которая есть реальность, то мы живем как Енох, который еще давно когда-то начал жить, и сейчас мы все так живем – живем именно верой в Церкви.

Если мы живем в Церкви, то мы уже живем в Теле Христовом, Которому мы причащаемся – поэтому реальность Второго Пришествия уже наступила. Если мы не отпадаем от того, в чем мы живем, то мы, действительно, в этом живем – в Церкви. Многие люди начинают дальше рассуждать: «Я вот хожу, ничего не чувствую, живу как попало». Или еще хуже бывает вариант, когда человек сначала начинает говорить, что он очень много всего чувствует – пришел в церковь и прямо как на крыльях полетал, а потом кайф тот уже прошел, и уже не летал.

Это еще хуже, чем первый вариант, потому что лучше ничего не чувствовать и понимать, что ты ничего не чувствуешь,  чем увлекаться вот такими мечтаниями и очень дурными эмоциональными состояниями. Все эти разговоры про «чувствую» и «не чувствую» вообще не «в пользу бедных», а во вред «бедным», и бедные эти – мы. Мы не должны думать о том, что мы чувствуем, а что не чувствуем.

В любом случае мы чувствуем какую-нибудь ерунду: Бог нашим чувствам не подлежит. Если мы просто чувствуем какие-то признаки для того, чтобы в каких-то житейских наших ситуациях разбираться, то все хорошо. Если мы начинаем этим чувствам предавать религиозный смысл, мы фактически собственные физиологические процессы превращаем в процесс религиозный. Это ни к чему хорошему не приведет.

А что же надо тогда? Вот чувств не надо, это неизбежно зло. Если в житейском смысле чувства рассматривать, то, конечно, это физиологически важное явление, это хорошо. Но к духовной жизни, к спасению, к Церкви это не имеет отношения никакого. А что имеет отношение? Очень ясный критерий в Евангелии этому есть: «кто любит Меня, тот заповеди Мои соблюдет».

И если мы начинаем больше жить по заповедям, то это хорошо. Это такой критерий, по которому не надо сравнивать себя с другими или говорить, что я вот улучшился или ухудшился. Это может быть тоже ложным смирением. Надо просто стараться все исполнять, что можно. Это будет внешний какой-то критерий, внешний ориентир. Как всякий внешний ориентир, он будет не очень точный и хороший, но какой-никакой.

Это типа дорожных знаков. Вот дорожные знаки помогают сориентироваться на дороге. Надо меньше нарушать заповеди, по возможности, подражать святым. Но внутреннего понимания того подражания это не даст – это иначе происходит. Это происходит так, что отследить это невозможно. Самому за собой даже невозможно отследить. И не нужно. Потому и невозможно, что не нужно. Нужно просто жить, просто молиться.

Если я буду спрашивать себя: а во что я верую, а какая у меня вера, больше ее или меньше, — то можно точно сказать, что ее станет меньше. На какую точку зрения я становлюсь, чтобы спросить себя об этом, чтобы заниматься такой саморефлексией? Понятно, что это не точка зрения Бога. И уже это не моя точка зрения, потому что я смотрю на себя со стороны, а от собственной точки зрения я отказался. А чья? Кто здесь третий, интересно? Боюсь, что здесь не очень удачный третий. Ни к чему хорошему такая рефлексия не ведет.

Не надо спрашивать о себе «как я молюсь», надо молиться. Не надо спрашивать «как я верую» — надо веровать. Вера и молитва – это вещи взаимосвязанные. Они связаны примерно как мускульное усилие и результат приложения этого усилия. Если мы пользуемся мышцами, то они становятся крепче, они развиваются. Если мы не пользуемся, причем даже короткое время, они атрофируются.

Кто ломал какие-нибудь конечности и потом учился ходить или руку разрабатывать, тот знает, что атрофирование мышц, которыми не пользуемся,  бывает очень быстрым, хотя они ничем не больны. Это кость была больная, а они не болели, но пришлось заново разрабатывать. То же самое касается веры: если мы будем веровать, то мы будем молиться. И в свою очередь – если мы будем молиться, то мы будем веровать, вера будет увеличиваться.

И это будет происходить на фоне нашей внешней жизни. А внешняя жизнь, конечно, будет проходить в среде чего-то внешнего. Вера и молитва — это внутреннее. А жизнь будет протекать в чем-то внешнем. Просто когда мы будем внутри этого внешнего находиться с верой и молитвой, мы будем по-другому реагировать на то, что у нас «вне». То, о чем мы просто думаем – это тоже внешнее по отношению к вере, хотя психологически мы будем говорить, что это внутреннее, но это совсем другая жизнь.

Поэтому не надо заниматься вот такой рефлексией и самокопанием. Конечно, надо стараться в простоте увидеть сразу, не копаясь, что я вот что-то не то сделал, плохо, нарушил, а надо здесь, вроде бы сделать так, дай-ка я постараюсь сделать так. Получилось – слава Богу. Не совсем получилось – в другой раз исправлюсь. Совсем не получилось – буду думать почему, что надо сделать, чтобы начало получаться. Это нормальные мысли, а вот как я верую, как я молюсь – это ненормальные мысли.

Просто надо молиться – тогда просто будем веровать. Если молиться не будем, то и веровать тоже не будем, и ничего здесь не поделаешь. Та вера, которая не ведет к молитве – тоже бывает, человек тоже может в ней преуспеть, но этого делать не надо, потому что это такая вера, о которой апостол Иаков говорит, что и бесы веруют и трепещут.

И вот о реальности такой жизни в вере нам повествовали сегодня и апостольское, и евангельское чтения – так совпало, что и то, и другое было об одном и том же. И это реальность нового года. А всякий новый год – в Церкви у нас получается много новых годов и еще два светских (новый новый год и старый новый год) – это некоторый вселенский цикл, некоторое эсхатологическое напоминание.

Аминь.