Св. Иоанн был большим подвижником и шел на проповедь, не имея с собой ничего, как Апостолы. Это важно, потому что пока люди видят перед собой какую-то силу, они склонны приписывать успех дела этой силе, а не Богу. Успехи проповеди св. Иоанна среди западных народов — в Голландии и Франции—и провал этих миссий после его смерти в результате нежелания иерархов РПЦЗ заниматься кем-то, кроме русских. Частичный успех французской миссии, из которой вышла современная Православная Церковь Франции. Простота и упование на Бога, а также некоторое юродство позволяли св. Иоанну идти по миру, не замарываясь об него и в то же время добиваясь от него того, что было нужно на пользу Церкви, и мы должны ему в этом подражать.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем память святителя Иоанна Шанхайского, как он называется по той кафедре, где он первоначально стал епископом, в Китае, и Сан-Францисского, как он называется по той кафедре, на которой он закончил свою жизнь. И в этот же день мы прочитали Евангелие о том, как Господь посылает Апостолов на проповедь и говорит им ничего не брать с собой. Эти слова точно про святого Иоанна Шанхайского, который тоже посылался в разные страны — он был сначала в Китае, потом в Западной Европе и в последние годы жизни в Америке — и тоже проповедовал Евангелие, как мало кто другой, далеко не ограничиваясь русскими эмигрантами, которым, впрочем, все равно нужно было проповедовать Евангелие, потому что они часто не имели почти никакого религиозного воспитания и реально пребывали в отпадении от Церкви; но он проповедовал также и жителям тех стран, в которых он оказывался; особенно были велики успехи его проповеди в Западной Европе. И он проповедовал, ничего личного не имея. Хотя епископы часто бывают людьми, которые живут богато, святитель Иоанн Шанхайский не только не был из числа таких людей, но наоборот, жил крайне бедно. Известен рассказ о нем, совершенно достоверный, как он в Америке, прилетев куда-то на самолете, сходил с трапа, и порыв ветра распахнул полы рясы, в которую он был одет, и все увидели, что под рясой у него ничего нет. Конечно, история эта неприличная, но зато характерная. И вообще святой Иоанн жил весьма подвижнически и, например, ничего не ел в течение целого дня и только один раз вечером съедал ту пищу, которую ему готовили, потому что, конечно, его не могли оставлять без еды, поскольку он был архиереем, и за ним присматривали; но он и тут нашел, как себе все испортить, и обычно все блюда, которые ему давали, сливал в одну посуду и так ел. Анастасия Георгиевна Шатилова, дочь епископа Григория (Граббе), вспоминала, как однажды святитель Иоанн поразил их семью, когда был у них в гостях: к столу подали форель, и когда посмотрели потом в тарелку святителя Иоанна, там вообще ничего не осталось, т.е. он съел рыбу всю целиком — мясо, кости, голову, — показав, таким образом свое полное безразличие ко вкусу и к виду пищи и к тому, что это может шокировать окружающих.

Как это связано с проповедью? С проповедью это связано напрямую. Потому что если мы приходим к людям в какой-то силе, то они, может быть, будут нас уважать, любить, ценить нашу помощь, но они, безусловно, будут думать, что эту помощь мы оказываем благодаря той силе, которую мы имеем, — благодаря материальному положению, достатку или, может быть, если речь идет о государстве, государственной силе, военной или материальной. Это естественно, и мы можем это понять сами по себе. Потому что когда у нас жизненные обстоятельства складываются так, что они нас устраивают, мы не склонны — по крайней мере, без специальной и очень большой тренировки — приписывать это Богу, даже если мы теоретически знаем, что все от Бога. Мы склонны считать, что это все происходит как-то само по себе или благодаря нашим собственным усилиям. А вот когда у нас возникает ситуация, в которой никакой помощи нам не поступает — ни от людей, ни от обстоятельств, — и мы обращаемся к Богу, и Он нас как-то совершенно неожиданно выручает, тогда через такие случаи в нас умножается вера в Бога. Но вера у нас такая же, как у любого другого человека, поэтому и вера тех людей, к которым обращена чья-то проповедь, тоже умножается, когда они видят, что человек, который им проповедует, если не во всех, то во многих, а если не во многих, то, по крайней мере, в некоторых случаях действительно не имеет никакой помощи ниоткуда, кроме как от того Бога, Которого он проповедует. И вот, конечно, особенно яркий пример этого являл собой Иоанн Шанхайский.

Тут даже можно не говорить, что он был чудотворцем, потому что эти чудеса, в основном исцеления, в большинстве своем совершались среди верующих людей, которые и так уже составляли его паству. А проповедь его в целом строилась не на чудесах, а на том, что он считал, что Русская Церковь оказалась за пределами России не для того, чтобы создать там какую-то новую Россию, и не для того, чтобы во что бы то ни стало поддерживать эту самую “русскость”, а для того, чтобы принести православие народам, забывшим о нем (как народы Западной Европы) или даже никогда его не знавшим (как народы Америки). Поэтому святитель Иоанн всюду старался организовывать богослужение на местных языках, а не на церковнославянском языке и создавать целые церковные структуры из местных жителей, и это ему во многом удавалось. Другое дело, что за те 10–15 лет, которые он провел в Западной Европе, можно было много что начать (и он очень многое начал), но нельзя было вообще ничего закрепить — и он не закрепил. Потому что для закрепления должно было смениться поколение, а вместо поколения сменили на посту архиерея самого святителя Иоанна. Потому что архиереи Зарубежной Церкви совершенно не понимали этой его деятельности, они вообще не понимали, зачем обращаться к кому-то, кроме русских; у них была такая чисто иудейская психология. И в результате святителя Иоанна перевели из Европы в Америку — это было наказанием, с целью разрушить то, что он начал создавать, и все это разрушилось. Голландская епархия, которую он, фактически, создал, не смогла найти никакого понимания внутри Зарубежной Церкви; а понимание догматических и канонических вопросов у этих новообращенных было не очень твердое, тем более, что Иоанн Шанхайский проповедовал там в конце 50-х годов, когда еще не было жесткого размежевания между истинно-православными и экуменистами; и потому неудивительно, что вся эта епархия в полном составе перешла в Московскую патриархию. В Америке святитель Иоанн, хотя совсем недолго там пробыл, успел привлечь в Зарубежную Церковь Румынскую новостильную епархию, которая, как вся Румынская экуменическая церковь того времени, перешла на новый стиль. И вот, святой Иоанн привлек целую епархию с епископом и достаточно большим числом приходов, и в качестве меры икономии этой епархии было разрешено продолжать служить по новому стилю. Предполагалось, что когда-нибудь впоследствии они это оставят, но считалось — по-моему, совершенно справедливо, — что новый стиль сам по себе не самое большое зло, а главное, чтобы они порвали с экуменическим сообществом и присоединились к Истинной Церкви. И так вот эта епархия существовала внутри Зарубежной Церкви, причем глава этой епархии был одним из двух епископов Зарубежной Церкви, которые рукоположили первого старостильного “флоринитского” епископа Акакия. Старостильники-“матфеевцы” говорят, что это верх беспринципности — то, что старостильный епископ был рукоположен с участием новостильника. Нет; потому что одно дело — новостильный епископ экуменической юрисдикции, а другое дело — епископ Истинной Церкви, который служит по новому стилю не самочинно, а в качестве меры икономии, которая временно допущена. Но после того, как умер святитель Иоанн Шанхайский, эта Румынская епархия вернулась в новостильную Румынскую церковь, потому что укреплять там православие было некому.

И может быть, наибольшие успехи проповедь святителя Иоанна имела во Франции, где действовал один, может быть, несколько взбалмошный человек поэтической натуры, Евграф Ковалевский, который создавал православные приходы латинского обряда, где служились православные мессы на основе древней западной литургии. Иоанн Шанхайский, вопреки полному непониманию и даже просто шоку зарубежной иерархии, это дело поддержал, несмотря на то, что этот Евграф Ковалевский был таким вот странным человеком. Действительно, было некоторое движение, которое имело определенный успех. Но в условиях, с одной стороны, давления зарубежных иерархов, а с другой стороны, непостоянства некоторых лидеров, особенно Евграфа Ковалевского, в среде самих французов, большая их часть вернулась в Константинопольский Парижский экзархат, откуда они и вышли. Но меньшая и очень важная часть как раз осталась, и это была французская миссия, сохранившаяся благодаря выдающемуся лидеру — архимандриту Амвросию Фонтрие, греку по происхождению, хотя и с французскими корнями. Эта миссия сохранялась и после кончины святителя Иоанна, до тех пор, пока во главе Зарубежной Церкви стоял святитель Филарет. И только после его смерти, когда в Европе начались экуменические сослужения клириков архиепископа Антония Женевского, и когда митрополит Виталий всех обманул, пообещав, что постарается положить этому предел, а в результате никаких мер не принял, а наоборот, издал Рождественское послание 1986 года с экуменическими тезисами, — только после этого французская миссия была вынуждена уйти из Зарубежной Церкви, и в настоящее время эти приходы находятся в Каллиникитском Синоде Истинно-Православной Церкви Греции, а во главе этой Французской епархии стоит епископ Парижский Филарет; вот это — продолжение деятельности святителя Иоанна Максимовича. Архимандрит Амвросий Фонтрие умер в 1992 году и, таким образом, еще долгое время после смерти святителя Иоанна мог руководить французской миссией.

Итак, мы видим, что дело святителя Иоанна было очень мало понято его современниками архиереями и мало востребовано современными ему православными. Но мы должны понимать, что это как раз и есть то самое главное, что служит развитию и здоровому существованию Церкви, чтобы даже в нашу эпоху всеобщей апостасии собирать в Церковь все, что еще можно собрать. И мы должны понимать, что среди архиереев Зарубежной Церкви первой половины и середины ХХ века именно святитель Иоанн провозгласил этот курс и был его главной движущей силой.

Также мы должны понимать и то, за счет чего ему это удавалось. За счет того, что он имел какой-то административный ресурс? Ничего он не имел, никакого такого ресурса. А дело его шло за счет того, что он в своей такой простоте и в уповании на Бога всегда добивался своего. И в этом смысле характерно, что самого большого административного своего достижения — а это было, ни много, ни мало, внесение изменения в законодательство Соединенных Штатов Америки — он добился просто тем, что поехал сам просить Конгресс за русских беженцев, которые жили в палатках на Филиппинах в постоянной опасности от цунами, в таком вот своем нищем одеянии, его туда пустили, он выступил и попросил их, и члены Конгресса, будучи совершенно не подготовлены к принятию такого решения, приняли поправку к закону, которая разрешила въезд в Америку всей этой большой группе русских беженцев, около 4000 человек. Таким образом святитель Иоанн, фактически, вывез всю свою епархию, большую ее часть, которая послушалась своего пастыря и не поверила священникам Московской патриархии, призывавшим оставаться в Китае или репатриироваться в СССР. А те, кто не послушались святого Иоанна, почти все пошли по ссылкам и даже многие из них вообще не выжили.

Вот так и нам, которые никогда не сможем иметь сравнительно большого административного ресурса, надо пройти по жизни, по возможности, так, как это сделал святитель Иоанн — с одной стороны, не чуждаясь дел церковного управления, а с другой стороны, сохраняя внутреннюю нищету и немножко даже юродствуя. Потому что святой Иоанн делал иногда что-то такое, что зашкаливало представления современников о православном поведении, но такое юродство позволяло ему проходить, не замаравшись об этот мир, и в то же время как-то добиваясь от этого мира того, что было нужно для пользы Церкви. Господь да подаст нам подражать ему в веке сем и оказаться вместе с ним в веке будущем. Аминь.