Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память Василия Великого. Это такой святой, к которому постоянно приходится обращаться в наше время, хотя он жил в IV веке, и, по новейшим данным, он умер 1 января юлианского календаря, то есть сегодня, 379 года. Ему было 50 с чем-то лет – не очень много.

Почему он так для нас важен? Был небольшой кружок друзей, а именно – был Василий Великий; был его друг с юности, который стал потом епископом по его настоянию, — Григорий Богослов; и у Василия Великого был младший брат – тоже Григорий, который тоже потом стал епископом Нисским.

Вот они втроем создали такой богословский кружок. И кто их слушал? У них были некоторые ученики, было немножко старших товарищей, некоторые из которых оказывались вовсе даже не товарищами. Но из старших хорошим оказался Афанасий Александрийский.

А все они с кем были в общении? Почти ни с кем.  Официальная церковь была арианская, а в арианстве тоже было несколько течений. Но и те, кто были за Никейский собор, не были в общении между собой. И еще очень многие были в непонятном состоянии – где-то между арианством и Никейским собором. Была огромная серая масса между православием и арианством. К ней принадлежали и почитаемые до сих пор у нас святые, — например, Кирилл Иерусалимский. На некоторое время туда же попал отец Григория Богослова – Григорий, епископ Назианзский старший.

Но были некоторые, которые понимали, что надо держаться православия очень четко, и не надо быть в общении с теми, кто против православия. Их было меньшинство, но ведь с ними-то можно было иметь общение? — Но оказалось, что тоже нет, потому что между ними было очень много всяких взаимных подозрений – иногда обоснованных. Нельзя сказать, что Василий Великий не подавал повода к таким подозрениям. И вот они были православными, но не в общении друг с другом.

И Василий Великий в одном из писем говорит – сохранился корпус его писем, откуда очень много сейчас можно узнать о круге его друзей, общении, — что сейчас церковная жизнь такая, как ночной бой, когда все друг друга убивают, но никто не знает, где свой, где чужой, поэтому убивают своих. Вот это такая у нас церковная жизнь.

Ничего не напоминает? Думаю, что это очень напоминает наше истинное православие. При жизни Василия Великого ничего не изменилось, если не считать, что изменилось к худшему, хотя тогда казалось, что куда уж хуже. Как раз в конце его жизни была история с македонианами: некоторые из них стали принимать православие, но вот прямо сказать, что Святой Дух является Богом, они не могли. Они уже отходили от своего еретического учения, что Святый Дух является тварью, но сказать о том, что Он Бог, им было тяжело. И Василий Великий придумал такой «фокус», если можно так сказать: чтоб они этого не говорили, но чтобы они анафематствовали тех, кто считает Святой Дух тварью. Тогда, если уж они сами категорически запрещают так считать, то постепенно они приводились бы к пониманию того, что Святой Дух Бог.

Конечно же, большинство православных на это не согласилось. И с самим Василием Великим за то, что он на таких условиях вступает в общение, как им казалось, с еретиками, — потому что такие люди считались нераскаявшимися еретиками в глазах этих православных, — с ним самим прервали общение. И так он и умер. А прошло примерно два года, даже меньше, и Второй Вселенский собор именно эту позицию принял. Специально для македониан был дописан Символ Веры – со слов «И в Духа Святаго, Господа Животворящаго». В нашем Символе Веры, как мы можем заметить, так и нет прямого наименование Святаго Духа Богом. Сказано «Господа» и «Животворящаго», но это можно отнести и не к Богу, в принципе, если иметь развращенное воображение.

Понятно, что если мы в Церкви говорим такие слова, то мы подразумеваем Бога. И те люди, которые этого не понимают и боятся себе в этом признаться, если они будут жить в Церкви, то они сами к этому постепенно придут. Вот эта мысль Василия Великого была реализована не только им самим в небольшом масштабе, но уже и во вселенском масштабе Вселенским Собором, — но Василий этого не застал на земле.

При этом он очень еще болел. В последнее время он писал, что вот я умираю совсем, это письмо еще напишу, но не знаю, дождусь ли от тебя ответа – я собираюсь помирать. А что еще делать? Жизнь вот такая – Церкви нет нигде, все разваливается на глазах. Вот так он еще лет десять просуществовал. И умер он в возрасте не молодом, конечно, но и не сверх-старом – шестидесяти лет ему не было.

Тем не менее, чем он только ни занимался. Он занимался не только церковной борьбой — то есть тем, что он отстаивал Православие и заявлял церковную истину, подобно своему учителю, которого он почти не видел, Афанасию. Афанасий из двадцати семи лет пребывания на Александрийском престоле едва ли семь лет в разбивку был на легальном положении. И даже его легальное положение было условным, потому что он и тогда был под угрозой, – вот так он жил.

У Василия Великого с легальностью было чуть лучше, но точно так же трудно было с Церковью. При этом он еще писал ученые труды, в которых излагал основные истины христианства — не только те, которые были нужны  прямо сейчас для полемики – хотя очень много он этим занимался, как-же без этого, и его книги против Евномия очень важны для нас до сих пор, — но он писал толкования, скажем, на Шестоднев, а это фундаментальный труд, который он почти закончил. Он хотел еще написать «Об устроении человека», но не успел – умер. Поэтому Григорий Нисский, уже упомянутый, эту книгу написал отдельно, в память святого Василия.

И вот другой бы человек на его месте сказал: такой больной, такая собачья жизнь, и кому все это нужно… И еще чего-нибудь такого наговорил и ничего бы не делал. А Василий Великий наоборот – все делал. И получилось, что потом восторжествовала именно их позиция – этого маленького кружка Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского. Но как она восторжествовала?

Василий Великий просто не дожил до этого времени. Григорий Богослов дожил, о чем пожалел, потому что ему было бы лучше не дожить – его, как неспособного к администрированию, что было сущей правдой, насильно убрали с Константинопольской кафедры. Он назвал Второй Вселенский Собор «стаей галок» — об этом он пишет в автобиографическом стихотворении. То есть он крайне неуважительно отнесся к этим епископам, которые его убрали,  а вместо него поставили человека способного к администрированию, но у него была проблема, что он не крещенный.

Покрестили – император Феодосий Великий сказал, что надо. Если переводить в наши категории, то работал он, примерно, главой совета безопасности, даже не губернатором. Директор ФСБ, главный губернатор сразу по внутренней и внешней политике, начальник главного штаба, министр обороны – все в одном лице. Вот такой человек был святой Нектарий.  О христианстве ему некогда было особо думать, потому что он много работал, и он был не крещен. Но он симпатизировал христианству, потому что императором был Феодосий Великий. А тот сказал, что надо менять амплуа, надо заменять Григория Богослова – он прекрасный богослов, но никудышный администратор, и надо всем этим заниматься, чтобы восстанавливать православие. А Григорий это не оценил.

Вот так победило Православие. Сейчас времена уже ближе к завершению истории, чем был IV век, хотя он для нас не как вчера, а как сегодня. И, может быть, мы не только не доживем до такого торжества православия, а его вообще больше не будет. В общем-то, и хватит – была целая тысяча лет торжества православия, и потом еще тоже какие-то последствия от него были.  Тысяча лет – это Византийская история до XV  века.

В любом случае, нам надо прожить так, чтобы быть с Василием Великим, с Афанасием Александрийским, с Григорием Богословом, и даже вот с этим Нектарием, который, конечно, имел ряд недостатков, но он старался, и с Феодосием Великим, который тоже наломал каких-то дров, но тоже старался.

Вот все мы такие неказистые. А таких великих святых как Василий Великий вообще за историю было очень мало, но благодаря им, и все остальные, которые не столь святы или вообще не святы, тоже могут оказываться в Церкви, и в этом смысле быть святыми со святыми – Единым Богом.

Аминь.

епископ Григорий