Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня особенно важный для истинно-православных нашего города день — мы совершаем память Иосифа, митрополита Петроградского, в честь которого мы сами называемся иосифлянами. Та часть истинно-православной Церкви в России, которая последовала за митрополитом Иосифом во время обновленческого раскола Сергия, сразу стала истинно-православной.

Но православие этим не исчерпывалось, и в русской Церкви того времени были и другие направления, которые чаще всего не сразу и после каких-то колебаний становились истинно-православными. Как раз совместная кончина сегодняшних трех новомучеников и говорит о том, что все эти направления пришли в одну точку.

В одну и ту же ночь — 20 ноября 1937 года — и в одной и той же тюрьме в Чимкенте были расстреляны и наш Иосиф Петроградский, который находился там в ссылке, а потом под арестом, и Кирилл, митрополит Казанский, и Евгений (Кобранов), епископ Ростовский. Каждый из них представлял разные направления православной Церкви.

Кирилл, как многие, наверное, помнят, представлял умеренное крыло, которое никогда не подчинялось Сергию, считало его беззаконным, обличало, но при этом поначалу не понимало, что это не просто какое-то преступление священноначалия, не просто административное нарушение, какие-то личные грехи, в которых нельзя соучаствовать другим, но то, что это отпадение части бывшей когда-то церковной структуры. И простые миряне, вопреки тому, что писал Кирилл Казанский в своих посланиях 1930–1932 годов, не являются православными, если они под властью неправославных епископов.

В Церкви такого не бывает, чтобы епископы были неправославные, а миряне,  которые знают о неправославии своих епископов, оставались православными. Если они могут узнать, но не узнают, то это то же самое, как если бы знали. Если ты можешь узнать, но не удосужился, то это тебя никак не оправдывает. Если епископ совершает какие-то тайные грехи, тогда — да, ты не виноват. А если явные — то вина епископа будет и на тебе.

А если грехи явные — а грехи сергиан были явными, — то, если ты этого не понимаешь или не хочешь понимать, это может иметь значение на суде в качестве смягчающих обстоятельств, но принципиально то, что ты виновен. Мы не предвосхищаем суда Божия, но это означает, конечно, что от Церкви ты отпадаешь — по крайней мере, сейчас, на земле.

И вот такую неправильную позицию занимал Кирилл Казанский: он разрешал причащаться с сергианами, правда, только мирянам, а сослужить он все-таки не разрешал. Но потом он сам убедился, что это ни к чему не привело — он надеялся, что это приведет к уврачеванию раскола, — и не только не привело к уврачеванию раскола, а раскол только усилился. И тогда он сам написал, что ждать теперь уже нечего, что сергиане абсолютно лишены благодати Божией, что они вне Церкви. Таким образом, он пришел к тому же, к чему пришел святой митрополит Иосиф гораздо раньше. Но это тоже было не перед самым расстрелом, а за несколько лет  до него, не позднее 1934 года.

Наконец, Евгений Кобранов. Это еще одно направление, самое плохое из хорошего. Это те люди, которые стали сергианами. Первоначально он был в так называемой, выражаясь тогдашним церковным жаргоном, ярославской оппозиции. Конечно, этот термин — «оппозиция» — был заимствован из свар внутри коммунистической партии того времени. И церковники между собой его употребляли в аналогичном смысле.

Ярославская оппозиция, возглавляемая митрополитом Агафангелом Ярославским, епископы, клир и миряне, в январе 1928 года поддержали митрополита Иосифа и, более того, вместе с ним создали иосифлянское движение. Но через несколько месяцев, уже весной 1928 года, Агафангел, как еще старорежимный и бюрократически воспитанный архиерей — он был таким пожилым, заслуженным и маститым, и   иосифляне думали, что он привлечет всякую колеблющуюся массу на их сторону, — подвел всех гораздо больше, чем если бы он не присоединялся к иосифлянам. В Зарубежной Церкви этого не понимали и даже провозгласили Агафангела святым. Ладно бы, если б сергиане его «канонизировали», тут бы они были правы. Это трудно объяснить иначе, как только тем, что у руководителей Зарубежной Церкви самих было сергианское мышление, но просто на их жизненном пути не было таких искушений.

Что же сделал Агафангел? — Когда уже было объявлено, что митрополиты Иосиф и Агафангел вместе, Агафангел вступает — понятно, что не по своей инициативе — в сепаратные переговоры с Сергием, что уже само по себе предательство, и заканчиваются эти переговоры закономерно — тем, что Агафангел сам, увлекая всех своих викариев, включая Евгения Кобранова, переходит к сергианам. Наносится такой удар по Истинно-Православной Церкви, который приводит к гораздо худшему состоянию, если б с самого начала этих агафангельцев не было.

Сохранилось письмо митрополита Иосифа об этом в «Ленинград», так называемый, где он говорит, что нам надо идти своим путем, что если они ушли, то они и не были нашими. Конечно, многие стойкие люди этим и утешились, но многие ушли. Это был большой удар, конечно, — прием психологической войны, называемый эффектом обманутого ожидания. Когда чего-то нет — это одно, а когда оно было, но его отняли, то это может стать катастрофой. Так и произошло.

Агафангел Ярославский совершил предательство. Его молодые викарии, младшие епископы, в глазах которых он был авторитетом почти непререкаемым, тоже за ним пошли. Но спустя небольшое время самый из них старший и разумный Серафим (Самойлович) покаялся в своей ошибке — это был конец 1928 года, — а потом и другие покаялись. Агафангел вскоре умер, хоронили его сергиане, конечно.

Вроде бы, все это похоже на хэппи энд: все хорошо закончилось, всех расстреляли вместе, все были едины в вере. Что может быть лучше с христианской точки зрения? Конечно, мы тоже это должны так понимать, но надо понимать и другое: насколько ужасно то, что какие-то люди, в принципе, настроенные православно, которые приняли православие, так долго «тормозили», выражаясь современным языком, — вместо того, чтобы сделать все быстро.

Совсем быстро могли сделать только единицы, например, епископ Виктор (Островидов). Замешкались на полгода или около того самые быстрые и более или менее массовые – наш митрополит Иосиф как раз; конечно, также и Михаил Новоселов: он был главным человеком, который убедил митрополита Иосифа принять на себя возглавление Истинно-Православной Церкви, — но вот другие все уже тормозили годами, и за это время паства успела рассеяться. Конечно, тех, кто покаялся из ярославских архиереев, кто потом принял мученическую кончину вместе с иосифлянами, мы тоже прославляем среди новомучеников, а не только Евгения Кобранова, — но из-за их колебаний сколько еще было потеряно!

И вот так это бывает – нельзя упускать время. Если есть возможность разобраться — разберись. Разобрался — молодец. И не надо смотреть, что никто вокруг не разобрался, потому что большинство никогда ничего не понимает. Не может быть такого, особенно в Церкви, что большинство было право. Большинство может просто случайно увлечься за правотой, но всегда в сложных ситуациях выбор истины связан с большим дискомфортом. Не только психологическим, — потому что потом еще требуется что-то сделать, чем-то рисковать. Поэтому большинство, конечно,  этот выбор не будет делать вообще. Другое большинство, которое побольше меньшинства, будет выбор оттягивать. И все это вот так затягивается, и неизвестно, в каком состоянии придется  помереть при такой решимости.

Понял что-то — беги. К этому тоже можно применить слова Иоанна Лествичника, которые были сказаны по другому поводу, но, в сущности, по тому же самому: Если чувствуешь пламень, то беги. То есть если тебя охватил огонь богопочитания, то надо бежать, чтобы он не погас и не оставил тебя во тьме. Вот так поступил митрополит Иосиф. И так, по возможности, должны поступать мы.

Кстати, многие из нас имели похожую развилку в своей биографии, когда нужно было выбирать между неистинной церковью и истинной. Не все же сразу — я думаю, что только меньшинство — сразу пришли в истинную Церковь. И даже те, кто сразу пришел в истинную, они все равно делали какой-то выбор, хотя это и не такой сложный выбор. Мы все тянули, и при этом в условиях, когда нам ничего особенного не грозило, — максимум, если какой-то дискомфорт. А в тридцатые годы грозило многое, и поэтому люди еще больше тормозили, оттягивали.

Конечно, будем радоваться, что сегодня три направления  российского православия объединились, и празднуем мы их все вместе, но в то же время будем иметь этот пример, как пример чего-то тяжелого, что сопровождает нашу христианскую жизнь – как важно не просто поступать правильно, но вовремя.

Аминь.

епископ Григорий