Св. Марк в свое время осудил ту идею, которая легла в основу современного экуменизма. Притча о мытаре и фарисее призывает каяться и избегать превозношения. Искренность — не добродетель, потому что нам часто приходится поступать по заповедям неискренне, когда мы этого не хотим. Надо искать не искренности, а истины, которая есть Бог. Впадая в фарисейство, трудно покаяться, т.к. трудно его в себе осознать. Учась не осуждать других, мы сталкиваемся с тем, что перестаем доверять кому бы то ни было. Не надо делить людей на плохих и хороших и цепляться за хороших. Каждый способен сделать все, что угодно. Надо цепляться не за людей, а за Бога. Христианство — это не клуб по интересам, и мы приходим в Церковь не для того, чтобы проводить время в обществе хороших людей.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня, в Неделю о мытаре и фарисее, сошлось сразу несколько праздников. И само по себе это особое празднование, которое, к тому же, сопряжено с празднованием воскресного дня, и в этот же день в этом году совпали праздники преподобного Макария Великого, Египетского, и святителя Марка Ефесского, хотя из-за того, что было богослужение воскресное и богослужение Недели о мытаре и фарисее, мы почти ничего не смогли послужить этим святым. Но тем не менее, память святителя Марка именно сегодня, и это особенный день для православных христиан, потому что святой Марк Ефесский еще в ту эпоху, когда экуменизм не народился, но уже народились идеи идти на разные компромиссы с еретиками ради житейских благ, в эту эпоху, когда византийский император хотел заключить и заключил унию с латинянами, святой Марк Ефесский не только сам не пошел на это объединение, но фактически сделал так, что вся уния развалилась, хотя он среди епископов был поначалу практически в одиночестве. Но потом оказалось, что за ним стояла сила Божия, и потому все современные, в ХХ-м и теперь уже в XXI веке, исповедники православия, считают особым своим покровителем Марка Ефесского, особенно ему молятся, потому что он отстоял православную веру перед лицом западных заблуждений и перед лицом самого этого релятивизма догматического, т.е. такого умонастроения, что будто бы можно сказать о Боге и так, и сяк, и то и другое будет более или менее верно, и поэтому можно заключить унию. В этом уже была идея экуменизма, хотя в XV веке, когда жил святой Марк Ефесский, она еще не была так разработана, как в ХХ-м, но суть ее существовала уже тогда. И вот, Марк Ефесский осудил эту суть как ересь, и поэтому в ХХ веке, когда осуждали экуменизм как ересь, святые ХХ века и все православные христиане, конечно, смотрели на опыт Марка Ефесского.

А сегодняшняя притча о мытаре и фарисее, которую Церковь нам предлагает в Евангелии, читавшемся за литургией, должна нас готовить к Великому посту, и в то же время она должна нам показывать, чего нам вообще в жизни надо особенно избегать и к чему особенно стремиться. Особенно стремиться, конечно же, надо к покаянию, и это пример мытаря; а особенно избегать надо всякого высокомерия и превозношения. Но что такое особенная степень высокомерия и превозношения? Это когда мы доходим до осуждения других, как фарисей осудил мытаря и даже безумно благодарил Бога, что он не такой, как этот мытарь. Это показывает крайнюю степень превозношения, а не просто превозношения, которое может быть свойственно многим людям, практически почти что всем. И вот, видя эти примеры, надо получше разобраться, о чем они говорят. Потому что нам кажется, что мы их понимаем, что мы в своей жизни в чем-то уклоняемся от дурного и подражаем доброму, и может быть, мы в этом даже не ошибаемся и действительно что-то понимаем и в чем-то поступаем правильно; но очень часто бывает, что мы не понимаем самого главного, а понимаем все только слегка.

Мытарь — это образ покаяния. Действительно, как подчеркивает синаксарь Триоди, который мы сегодня читали, сегодняшняя притча показывает, что в какие бы тяжелые прегрешения мы ни впадали, мы находимся близко от спасения, потому что всегда есть покаяние, и покаяться можно в любых грехах; это все так. И когда говорят по поводу этой притчи — и в сегодняшнем синаксаре об этом было сказано, — что лучше быть грешником, который кается, чем праведником, который превозносится, то опять же это все так. Но некоторые люди делают отсюда совершенно неверный вывод, когда думают, что есть особая такая добродетель — искренность, которая все прощает; особенно этим грешит русская литература XIX века, на которой многие из нас воспитаны. Вот там искренность автоматически означает не только то, что человек хороший (потому что — что значит “хороший”? — это понятие относительное и нас как христиан вообще не должно интересовать), а хороший как бы уже с христианской точки зрения. Как будто бы это какая-то добродетель, что он искренен. Добродетель состоит совсем не в этом, не в том, чтобы быть искренним, а в том, чтобы соблюдать заповеди. Соблюдая заповеди, нам очень часто приходится быть неискренними. Потому что нам, предположим, искренне хочется какому-то человеку дать, мягко выражаясь, по лицу; но заповедь заставляет нас поступать неискренне. И вот, поступая неискренне, мы будем исполнять заповедь в этом случае, а поступая искренне, мы как раз тяжело согрешим. И поэтому не в искренности дело, а в том, чтобы соблюдать заповеди — хотя бы и неискренне, хотя бы мы этого и не хотели. Но постепенно, если мы будем соблюдать заповеди, это будет для нас все более и более искренним. Можно сказать, что искренность у нас должна быть, но только на одном уровне: мы должны искренне хотеть спастись — но именно так, чтобы соблюдать заповеди, чтобы спасаться так, как Господь велит, понимая, что по-другому спастись все равно нельзя. А обычно мы как-то хотим делать вид, что мы не понимаем, что иначе спастись нельзя, и начинаем спасаться как-то по-своему.

И опять же святой Марк Ефесский говорит нам об очень важном аспекте того, что искренность не всегда ведет ко спасению. Нужна не искренность, а истина. А истина это то, что истинно с точки зрения Бога. Истина это Сам Бог. И поэтому, скажем, можно действительно быть хорошим человеком для окружающих, но если мы поступаем хорошо, исходя из каких-то ложных представлений о вере — или потому, что впадаем в ересь, или делая добрые дела, полезные для окружающих, из тщеславия, — то мы не должны сомневаться, что в таких случаях, несмотря на всю нашу искренность (ведь когда мы удовлетворяем свое тщеславие, мы, конечно, это делаем искренне), ничего хорошего с нами не будет.

И вот, другой пример, отрицательный, из сегодняшней притчи: это пример фарисея. Фарисей это человек, который осуждает других за то, что они какие-то плохие, подразумевая — за то, что они не такие, как он, потому что он хороший. И действительно, мы можем замечать за собой, что мы негодуем, когда какие-то люди совершают разные плохие поступки. Предположим, эти поступки на самом деле плохие. Предположим, что эти люди на самом деле их совершают, а не просто нам так кажется. Предположим также, что мы сами никогда в жизни ничего такого не совершали. И даже предположим уже даже гораздо менее вероятное и более редкое — что мы этого никогда не совершим. И вот, когда на этом основании мы начинаем кого-то осуждать, мы уподобляемся фарисею и впадаем в один из самых тяжелых грехов, в котором труднее всего покаяться, — не потому, что Господь не хочет от нас покаяния в этом грехе; Господь хочет от нас покаяния в любом грехе, в том числе и в этом; но есть грехи, в которых трудно покаяться просто потому, что их трудно осознать. А для того, чтобы начать каяться, мы должны хотя бы в какой-то мере осознать, что что-то здесь не то, что-то у нас тут плохое. А если мы думаем, что мы хорошие, тогда что нам и беспокоиться, — и так хорошо… И вот, надо придти к тому, чтобы начать беспокоиться. Но к этому осознанию тоже так сразу не придешь, потому что самонакрутка, что мы такие грешные, не поможет нам придти к этому сознанию. Чтобы придти к сознанию своей греховности, надо увидеть, что мы нехорошие, — а это можно увидеть в реальных ситуациях. Самая стандартная реальная ситуация, которая нам это показывает, — это когда мы начинаем осуждать тех, кто действительно не имеет каких-то добродетелей, которые у нас, может быть, есть. И если мы будем стараться последовательно поступать так, чтобы не осуждать тех, кто не делает тех добродетелей, которые у нас, как нам кажется, или на самом деле есть, то мы через некоторое время наткнемся на одно очень тяжелое препятствие, не говоря уж о более мелких препятствиях, которые встречаются при стяжании такого вот умственного навыка не осуждать наших ближних за их недостатки.

Самое фундаментальное препятствие на этом пути состоит в том, что мы практически во всех людях будем разочаровываться и должны будем считать, что это нормально. То есть когда мы будем встречаться с каким-то человеком, который нас ни в чем не разочаровал (то ли еще, то ли, может быть, за долгое время знакомства), наше сознание будет отравлять мысль о том, что все равно он нас должен разочаровать; мы ко всем начинаем терять доверие, потому что привыкаем, что все могут сделать все, что угодно. И хотя мы, может быть, никого за это не осуждаем, но, по крайней мере, нашу жизнь не украшает то, что наши ближние делают нам разные неприятности. Хотя, конечно, можно и нужно использовать каждую такую ситуацию для аскетических упражнений, но мы при этом начинаем опасаться ближних, начинаем как-то не доверять им. И если мы начинаем считать, что это более или менее нормально — ожидать от человека всего, чего угодно (а это действительно более или менее нормально, и мы должны так считать, потому что мало ли, кто как искушается), — то тогда получается, что мы перестаем доверять и тем людям, которые никогда нам ничего плохого не делали, даже, может быть, за долгие годы знакомства. И действительно, чтобы принять такое отношение к людям, чтобы это не было для нас внутренним разочарованием и тяжелым состоянием, мы должны внутренне решиться на одиночество, на одиночество, которое заключается понимании того, что и мы сами можем сотворить совершенно все, что угодно. Потому что в пределах даже нашего нормального состояния мы можем совершить, если не все, что угодно, то очень многое; но наше нормальное состояние всегда может смениться ненормальным — хотя бы потому, что мы за гордость можем впасть в некоторое беснование, — и тогда уже бесы помогут нам совершить вообще все, что угодно, без всяких границ. И то же самое относительно наших ближних, относительно каждого из них. И получается такое вот одиночество, совершенно не на кого опереться; а мы не хотим с этим смиряться, мы хотим думать, что все-таки люди делятся на хороших и плохих, и стараемся цепляться за хороших и избегать плохих. А когда мы начинаем цепляться за хороших, то оказывается, что они не столь уж и хороши, — и тогда все вокруг оказывается очень плохо…

А не надо ни за кого цепляться. У нас есть Бог — за Него и надо цепляться. Вообще говоря, христианство, как это было сказано в Новом Завете, а не только в каких-то позднейших предписаниях для монахов, состоит в том, чтобы уйти от мира, в том, чтобы жить одному, в том, что “враги человеку домашние его”, в том, чтобы надо заключиться в своей внутренней келье сердца, в том, чтобы “не любить мира и того, что в мире”, — а в мире ведь находятся все наши друзья и все наше мирское общение. Поэтому все наши неприятности, что кто-то, о ком мы думали хорошо, оказался плохим, или что мы никому не доверяем, — они идут от наших душевных потребностей, от того, что мы хотим быть с хорошими людьми, мы хотим доверять каким-то людям. Если нам некому доверять, мы испытываем душевный дискомфорт. А если мы окружены плохими людьми, то мы не только испытываем душевный дискомфорт, а еще хуже — мы начинаем осуждать их и фактически грешить фарисейством. А все это потому, что мы думаем, что христианство это клуб по интересам, что мы собрались в Церковь потому, что мы сами хорошие люди, чтобы потусоваться с другими хорошими людьми.

Но в Евангелии нигде не сказано, что христианство это клуб по интересам, и что Церковь это собрание хороших людей. Конечно, говорится, что Церковь это собрание святых — но святых на внутреннем уровне, на духовном. А если говорить о внешнем, то стоит лишь почитать, например, Послание апостола Павла к Коринфянам — там просто Бог весть, что описывается — и это в общине, созданной апостолом и окормлявшейся непосредственно апостолами.

Поэтому на самом деле наше разочарование и осуждение других происходит оттого, что мы хотим видеть в Церкви клуб хороших людей. Мы видим, что в миру люди почти все какие-то не очень хорошие, нам с ними неинтересно, они для нас чужды, нам хочется найти каких-то родных, приятных и хороших людей. И вот, мы их находим в Церкви. А были бы мы в другой культуре, мы бы, возможно, нашли их в мечети или в католическом костеле. Потому что там люди ничем не хуже и во многом даже и лучше с точки зрения порядочности и воспитанности — по крайней мере, если говорить о западных католиках; это я могу сказать даже по своему опыту. Но истинная Церковь нужна совершенно не для этого. Мы отнюдь не говорим, что у нас все люди хорошие, а везде в других местах они или вообще нехорошие, или, по крайней мере, хуже, чем у нас. Нет, они могут быть и лучше, но мы не за этим приходим в Церковь. И если мы этого не получаем, то это и нормально; в Церкви мы должны получать то, что полезно для нашей души. А для нашей души полезно получать вразумление, что мы должны жить во внутреннем одиночестве. Мы не должны искать общества хороших людей и вообще никакой опоры в людях, а должны учиться уповать на Бога, учиться опираться на Него. Тогда у нас будет вера, тогда мы не будем превозноситься своими делами, потому что у нас их не будет — при сравнении с Богом мы не будем их видеть; и тогда нам будет просто неинтересно осуждать кого бы то ни было, как нам, например, неинтересно осуждать комара за то, что он нас кусает, — понятно, что естество его таково, что если он нас увидит, он нас укусит; мы можем его прихлопнуть по причине практической необходимости, но мы не будем его осуждать и обижаться на него, что он плохо себя ведет, и что он нас предал.

Между людьми отношения тоже строятся похожим образом. С людьми мы должны поступать по заповедям и ожидать той награды, которая дается за исполнение заповедей, — а это то, что написано в Евангелии. Это не то, что нам будет хорошо и приятно в той или иной людской компании, а то, что нам будет весело и хорошо совсем в другом смысле и совсем в другой компании — а именно в той, которая есть Царство Небесное. Аминь.