Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем праздник всех святых. Если мы являемся православными христианами, то все время подчеркиваем не только перед другими, но и перед собой свое почитание святых. Немыслимо быть православным и не почитать святых. Православный человек – этотот человек, который находится в постоянном обществе святых. Не только иконы в церкви и дома нас окружают, но, прежде всего, мы помним примеры разных святых, молимся каждому по отдельности и всем вместе, как сегодня.

У нас есть какие-то особые, значимые для нас святые, которые как-то особо отзывались на наши молитвы. У нас есть особо значимые святые, потому что по их житию мы стараемся свое собственное житие выстраивать целиком или в каких-то только отдельных частях, но и то и другое важно. Поэтому для православного христианина почитание святых – это даже не часть жизни, потому что вся его жизнь проходит среди святых, и какой-то отдельной жизни от святых у православного христианина просто нет.

Поэтому когда мы сталкиваемся с христианами, которые не почитают святых, — хотя мы не можем назвать их христианами в полном смысле слова, но поскольку они сами себя так называют и в какой-то степени почитают Христа и Евангелие, то можно в каком-то смысле их назвать христианами, — у нас происходит непонимание какое-то. Нам очень трудно понять, как они живут.

С другой стороны, если они начинают лучше понимать, как живем мы, то нередко они через это склоняются к православию и сами перестают быть такими протестантами, какими они были. Поэтому почитание святых – это верный путь из протестантизма к православию. Все это хорошо и более или менее всем нам памятно и известно. А вот что не очень хорошо и не очень хорошо известно?

Часто мы в своем почитании святых перескакиваем нужную границу и попадаем в другую крайность. Мы начинаем почитать святых – это именно православная такая болезнь – как каких-то потусторонних существ, которые, конечно же, могли совершать всевозможные добродетели, а мы их, якобы, заведомо совершать не можем. Это доказывается тем, что мы их и не совершаем.

Конечно, любой ученик-лентяй, который пришел в школу учиться и не учится, может делать вывод, что учиться он не может. И, кстати, такой вывод он и делает. Но есть основания сомневаться в правильности такого вывода. В конце концов, если уж он действительно разлагается до такого состояния, что не может, то ведь не сразу же он пришел в такое состояние.

Вот это относится и к нашему обучению у святых. Мы все сделаны из одного теста, из одной и той же плоти, поэтому все призваны к одному и тому же. Да, люди разные, у них разные таланты, в том числе разная выносливость, в конце концов, у них даже просто разная вера и разная решимость.

Хотя вера – это не постоянная величина, а переменная, и если ей пользоваться, то есть по ней жить, то она прибавляется, а если ей не пользоваться, то есть жить не по ней, а по мирским своим расчетам, то она убавляется, и люди приходят к совершеннейшему безбожию, хотя могут при этом продолжать себя считать христианами. И вот, несмотря на то, что недостаток веры – это грех, скорее всего, то все равно мы можем святым подражать. И когда мы только начнем, то они сами нам помогут.

И вот среди православных очень часто встречается такое заблуждение, что путь святой жизни, деятельное подражание святым – это только для монахов. Все прекрасно, но если мы не монахи, то нам надо просто быть какими-то людьми, которые минимум добродетелей совершают, и подражать хорошим людям, которые по-христиански жили. Но вот так не получается.

Во-первых, когда мы начинаем подражать пусть даже и хорошим людям, которые пусть даже и по-христиански жили, мы чаще всего подражаем не тому, что в них было христианского, а тому, что в них было никакого или даже греховного, может быть. Потому что у таких людей, конечно, много греховного, и почему-то именно этому легче подражать. И мы себе говорим: ну, вот он же так делал, поэтому и я могу так делать.

Предположим, правда, он так делал, но это очень плохо, что так делал, но кроме этого плохого, он делал еще много чего хорошего. А я этому буду подражать в этом плохом, другому – в другом плохом. И это будет отнюдь не как пчела, а как некая муха, которая не мед ищет, а нечто другое, я и буду в результате копить такие “добродетели наоборот”. Вот к этому у нас обычно приходит подражание.

Вообще неправильный принцип, что только монахи могут стяжать святость. Когда Господь говорит “будьте совершенны, как Отец Мой Небесный совершен есть”, когда в Книге Левит Господь говорит “будьте святы яко Аз свят”, Он обращается не к монахам,которых тогда, кстати, и не было, а он обращается ко всем христианам. Поэтому, с одной стороны, вредно думать, что есть какое-то иное спасение, кроме святости. Дионисий Ареопагит пишет, что спасение есть обожение спасаемых, а не что-то другое – именно святость.

С другой стороны, для самих монахов очень вредно думать, еще вреднее даже, чем мирянам, будто монашеская жизнь – это особая жизнь святости, а просто какое-то спасение, которое не есть святость – это жизнь мирян. Монахи, которые так думают — к сожалению, это распространено — они начинают, действительно, считать себя либо отпавшими от этой жизни и тогда уже бросающими монашество, — но такие обычно так не думают, — либо они считают, что хоть я там и плохо подражаю святости, но, в принципе, моя жизнь святая, раз я монах.

Даже трудно мне сказать, что это путь в прелесть. Пожалуй, что это уже сама прелесть. Когда ты считаешь относительно своей жизни, что она святая, причем, именно в силу просто образа жизни, то уже ничего хорошего нельзя сказать о твоей духовной жизни. То есть не просто ты согрешаешь там так и сяк – может быть, как раз грубых грехов ты при этом не совершаешь, поэтому со стороны кажется, что твоя жизнь не особо греховная, — но твое внутреннее состояние хуже других грехов, хуже явных грехов.

Это явная прелесть – большой внутренний грех, который очень серьезно отделяет от Бога и помрачает разум. Именно про таких людей надо сказать, что кого Бог хочет наказать, Он лишает разума. Хотя, конечно, и таким можно спастись, но уже без посторонней помощи очень затруднительно. Но все равно, чтобы принять постороннюю помощь, нужна свободная воля человека.

Поэтому очень опасно думать, что есть какие-то два сорта христиан, два сорта спасения, два сорта святости – один для мирян, другой для монахов. Для монахов – настоящий и полноценный, а для мирян – “труба пониже и дым пожиже”.

Но другое дело, что есть два сорта решимости и разная скорость совершения добродетели, если так можно сказать. Потому что одни отрешаются от мира сразу и внезапно, но надо сказать, что среди монахов таких тоже мало, другие вступают в различные компромиссы. Какой-то менее компромиссный компромисс – это монашество, более компромиссный компромисс – это всякие виды мирской жизни. Хотя в мирской жизни возможно подвижничество иногда и больше, чем у монахов.

Но как бы то ни было, человек постепенно идет к той же цели. Не так быстро, медленно, не с такой решительностью, а со слабой, но все-таки идет туда – цели не две, а одна. А то, что апостол Павел говорит, что святые тоже не равны друг другу в славе, потому что звезда от звезды разнствуется во славе – это о другом.

Просто когда мы приходим к Богу, когда Бог становится внутри нас и мы внутри Него, то внутри нас оказывается бесконечность, как объясняет это Симеон Новый Богослов. В бесконечности, с одной стороны, есть уже завершение и покой, а, с другой стороны, в бесконечности никогда не может быть завершения, там никогда не может быть покоя. Поэтому там всегда будет различие.

Поэтому и есть разность в степени обожения, и по своему факту обожения качественно все одинаково спасаются. Поэтому мы будем смотреть на всех святых как на наших проводников в Царствие Небесное.

Аминь.