Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы вспоминаем притчу о блудном сыне, которая предлагается Церковью в дни подготовки к Великому посту. Эта притча, как объясняет нам синаксарь, прочитанный сегодня, научает тех, кто из-за многих грехов впадает в отчаяние, считая, что ему бесполезно уже что-то делать, и теперь уж надо плыть по течению и тонуть дальше, – вот этих людей притча пробуждает от отчаяния и говорит, что милосердие Божие с ними, стоит только один шаг совершить в Его сторону.

Дальше будет, правда, воспоминание Страшного Суда, изгнание Адама из рая, где говорится, что все-таки шутить с этим нельзя. Но,тем не менее, действительно, есть милосердие Божие. Вот если любого человека, который что-то знает про эту притчу, спросить, что она значит, то он вот что-то такое и объяснит.

Нельзя сказать, что это объяснение неправильное. Оно правильное, конечно же, и мы только что читали его в священном тексте, но оно поверхностное, оно первоначальное. Конечно, для того, чтобы что-то понять, мы должны начать с поверхностного понимания, и от поверхности двигаться вглубь. Это правильное начало, с которого надо понять эту притчу.

Но если двигаться дальше, а православные христиане обязаны двигаться дальше, то дальше уже не так все просто с пониманием. Если посмотреть, как на практике применяются эти образы притчи к нашей жизни, то они заключаются в том, что мы уходим на страну далече, и дальше мы считаем, что Бог тоже должен туда за нами приходить, за нами ухаживать. Потом мы очень обижаемся, что Он этого не делает.

Конечно, в том, что мы ушли и отбились от Бога в стороне далече, виноват Бог, потому что Он же всемогущий, Он же может за нами прийти туда и продолжать нам дальше давать что-нибудь из Своего богатства, чтоб мы там не гибли гладом, чтоб нам там было хорошо. А как это происходит на практике в нашей жизни — легко вспомнить.

О чем мы молимся, когда вообще мы молимся? И о чем мы не молимся, кстати? Не молимся мы обо всем. А о чем мы молимся? Обычно это какие-то именно житейские нужды, которые позволяют нам лучше устраиваться без Бога. Но с Богом еще лучше можно устроиться – Он же всемогущий. Поэтому с Ним можно устроиться лучше, конечно же, чем без Него.

Поэтому мы хотим, что бы мы со своей собственной помощью, с помощью каких-то людей жили так, как нам нравится, но с помощью Божией это было бы круче всего, это было бы самое надежное. Люди так вот и приходят в церковь – для того, чтобы получить какую-то магическую поддержку в их планах.

И, что интересно, если речь не идет о чем-то совсем уж греховном и недопустимом, то люди получают это. Они получают здоровье в какой-то степени, по крайней мере, больше, чем оно у них было, они получают социализацию какую-то, возможность устроиться на работу более или менее приличную, как-то вообще приходят в себя, перестают пить или еще что-нибудь делают. Все это вещи совершенно житейские. Сказать, что они не нужны человеку – нельзя. Они человеку нужны, но и сказать, что это цель жизни человека – тоже нельзя, это было бы категорической ошибкой.

Это не цель жизни, а средство для жизни. А жизнь имеет какие-то свои цели, которые с помощью этих и других средств должны достигаться. А что это за цели – это и вопрос. Но если это цели, связанные, действительно, со стремлением к Богу, то тогда мы начнем с того, с чего начинают дети просить родителей, то есть всяких игрушек и других не очень нужных вещей, но потом мы научаемся знать, что есть Бог, который о нас заботится, и начинаем любить уже не игрушки, а Бога.

Вот это правильное обращение с теми житейскими благами, о которых мы молимся. Нет ничего зазорного в том, чтобы об этом молиться. В любом православном богослужении за литургией есть очень много разных прошений, и среди этих прошений большая часть посвящена всяким таким нуждам – о благорастворении воздухов и изобилии плодов земных, и тому подобное. Но мы должны понимать, что сами по себе эти цели для нас не существуют, а это только средство.

А если мы этого не понимаем, если мы только ради этого живем, то тогда и получается, что мы уже ушли на страну далече, и вместо того, чтобы возвращаться, мы хотим, чтобы Бог туда пришел. Кстати, Он иногда туда и приходит, но потом все-таки дает нам понять, что уже хватит, что уже пора и возвращаться. А мы начинаем упираться, не возвращаться, и тогда Он уже понимает, что нас уже не убедить возвратиться, и тогда Он нас больше не убеждает и не принуждает нас насильно, но дальше мы начинаем погибать.

Это еще тоже не конец, дальше мы можем вразумиться, когда начинаем погибать. Хорошо, если вразумимся, а ведь можем и не вразумиться. Тогда получается, что в реальной жизни у этой притчи различный конец. У кого-то он счастливый, как описано в Евангелии, а у кого-то он совсем другой, потому что предопределенности всех к одному и тому же нет, а всякий живет по своей свободной воле. А все, что делает Бог – это только разные средства нас убедить как-то изменить свою жизнь.

Поэтому не будем удивляться, что на стороне далече у нас голод, что Господь о нас там не имеет попечение, — хотя имеет, на самом деле, конечно, но такое отдаленное. И как раз по причине попечения о нас мы и испытываем голод, который нас заставляет подумать, что, может быть, мы где-то не там находимся, — но не более того.

Поэтому будем вспоминать, что мы должны жить с Богом, как жил старший сын, но не тогда, когда он зазрел отцу, что он принял возвратившегося младшего так торжественно, а тогда, когда он исполнял все его дела и не имел никакой личной жизни, на что он тоже попенял отцу в этой притче.

Но это как раз нормальная христианская жизнь, только надо не роптать, а, наоборот, радоваться. Потому что это личная жизнь, которая отдельно от Бога у человека, она всегда бывает на стороне далече, и всегда она кончается свинским житием и рабством.

Поэтому лучше устремимся к тому кажущемуся несведущим людям «рабству», которое на самом деле и есть настоящая свобода.

Аминь.