Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святителя Иосифа Петроградского, который долгое время был главой катакомбной Церкви, точнее говоря, Истинно-православной Церкви — она была сначала не катакомбной, а открытой. Но как раз во время первосвятительства Иосифа она и перешла почти на сто процентов, за редчайшим исключением, а именно одного прихода, на катакомбное существование.

А тот единственный приход, который оставался открытым даже до 1943 года, хотя паства уже постепенно и перерождалась, это и был приход церкви Святой Троицы в Петербурге на Лесном проспекте, который в лице нашей общины вернулся в истинное православие. У нас совершенно прямая преемственность с этим приходом. Но сейчас мы будем говорить не об этом, а о том, что важно вспомнить в связи с Иосифом Петроградским.

Конечно, он был далеко не один даже не из вообще христиан, а архиереев, которые не приняли Сергия, которые постарались держаться православия и в результате приняли мученичество за это. Сонм таких святителей довольно велик. Но в чем особенность Иосифа? Если смотреть со стороны, то можно сказать, что особенность в том, что он возглавил истинно-православную катакомбную Церковь на каком-то этапе.

Если смотреть по существу, то как раз получится, что не очень-то он ее и возглавил, потому что реально всем управляли его викарии. И “архитектура” всего этого была тоже не его, а Михаила Новоселова – возможно, епископа Марка – вместе с Федором Андреевым, а он просто дал свое имя, чтобы именем старшего архиерея все это завершалось. В чем же тогда особенность именно его?

Он сделал ряд вещей, которые были совершенно невозможны для обычного, — пусть даже хорошего, а не просто обычного, — архиерея дореволюционной закалки, дореволюционного поставления, а он был именно таким архиереем – дореволюционного поставления. Он пережил два очень больших искушения – необычных, несмотря на то, что тогда было вообще очень много разных искушений, которые переживал и он, и другие.

Во-первых, надо было понять, кому довериться и пойти на то, чтобы возглавить — пусть и номинально, но дать свое имя, получить все “шишки” за это, но все-таки возглавить — истинно-православную катакомбную Церковь. Это процессы, которыми он заведомо управлять не мог. Он должен был понять не просто то, что многие люди поняли тогда, что с Сергием идти нельзя и надо как-то разойтись с ним. Он даже разойтись с ним не мог, потому что для этого он должен был не просто уйти на покой, а предварительно признать, что его удалили с Петроградской кафедры.

Как архиерей, конечно, он не имел права это признавать, и он не признал, хотя, может быть, и хотел бы, потому что настроение у него было именно уйти на покой. Первоначально он просто не признал свою отставку с Петроградской кафедры, но больше он ничего не делал, по сути он и жил на покое. Но тогда еще была сумятица какая-то, и он поэтому сохранял свое положение.

И тут к нему приходят люди и говорят, что он все-таки должен возглавить. И ведь он должен был понять, что этим людям можно доверять. Он знал, что спокойной жизни ему уже теперь не будет. Конечно, может быть, нельзя осуждать тех архиереев, которые, подобно Григорию Шлиссельбургскому (одному из викариев Иосифа Петроградского), просто добились того, что ушли за штат, испросив у Сергия на это разрешения, и так пропали, ушли в частную жизнь, занимались домашними богослужениями и были все равно репрессированы в 1937 году. Но, по крайней мере, они ни в чем не согрешили, старались жить православно.

Но все-таки долг архиерея не в том, чтобы уйти в частную жизнь. А долг архиерея в том, чтобы по мере возможности содействовать созиданию Церкви, тому, чтобы она не разрушалась, а не в том, чтобы уйти в отшельничество в каком-нибудь дачном домике, как Григорий Шлиссельбургский, – это неправильно.

И вот Иосиф все-таки решил пойти этим путем, несмотря на все риски. А потом еще и оказалось, что его руководство востребовано, потому что, как водится между истинно-православными, все стали между собой ссориться, и это, конечно, совсем выглядело убийственно: если посмотреть в общей исторической перспективе, то уже тогда было понятно, что всех убьют, что к этому все идет. Так нет же – пока не убивают, надо поссориться друг с другом.

Вот здесь Иосиф очень много сделал для того, чтобы примирить эти стороны, потому что каждая делегация ездила к нему, пыталась какую-то свою правоту отстаивать. А правота там могла быть только одна – засунуть куда-то очень далеко все свои противоречия. В результате так и произошло – в этом смысле правда победила, и личный вклад именно Иосифа Петроградского в этом вопросе очень большой.

А второй момент, который тоже необычный, потому что не приходится на долю каждого – вышло с ним искушение в связи с предательством Агафангела, которого почему-то Зарубежная Церковь — хотя что с нее возьмешь, — но и многие истинно-православные почитают во святых и служат ему службу в день памяти новомучеников российских.

История была такая: первоначально, когда речь пошла о том, чтобы возникло не сергианское, а истинно-православное движение, то естественно возглавить его должны были старшие архиереи. Самым старшим архиереем был тогда Агафангел Ярославский, а Иосиф был когда-то его викарием. Речь шла о том, чтобы они вдвоем возглавили это движение, причем, естественно, что Агафангел старший, он и так во время ареста патриарха Тихона чуть было не возглавил Российскую Церковь.

Поначалу они так и договорились – здесь Иосиф не мог идти наперекор, у него практически никакого выбора не было. Все надеялись, что ярославские архиереи во главе с Агафангелом и присоединившимся к нему Иосифом станут во главе всего этого движения. На какой-то момент так и произошло, но этот момент продолжался всего около двух месяцев, может быть, даже меньше. Иосиф тоже в этом участвовал, и вся наша петроградская, и тяготеющая к петроградской церковная структура тоже сориентировались на Агафангела.

В это время даже ГПУ помогало Агафангелу. Был такой краткий период, когда ГПУ было на стороне истинного православия, потому что Тучков, глава отдела ГПУ, хотел, чтобы было как можно больше раздоров, и когда начиналось новое движение, новое разделение, первоначально ГПУ поддерживало. Таким образом, ГПУ поддерживало и тех, кого мы сейчас называем иосифлянами, а тогда их возглавлял Агафангел.

Агафангел и Иосиф встречались с Тучковым, спросили его, не будет ли он против, если они не подчинятся Сергию, объявят о своей автокефалии. Тот сказал, что никаких препятствий не будет. Действительно, поначалу никаких препятствий не было.

В это время Сергий, надо ему отдать должное, прекрасно понимавший старых архиереев, пошел на такой ход, чтобы совершенно выбить Агафангела. Сергий здесь действовал сам, даже против ГПУ и даже, конечно, как ни странно, Бога, и все ему здесь удалось.

А именно, он не стал требовать исполнения очень жесткого ультиматума – признания своего первенства и своей политики безусловно, — а сказал, чтобы просто Агафангел признал его старшинство, но с тем, чтобы дальнейшие вопросы как-то обсуждались. То есть вопросы лояльности, Декларации были оставлены на будущее, но условие было одно – чтобы Агафангел вступил с ним в общение сразу же, стал его поминать.

И Агафангел решил, что, вроде бы, требования такие, что формально можно их принять, отложив неясные вопросы на будущее, а раз можно принять, то лучше принять. И приняли. А что это на самом деле получалось? Сергиане, естественно, сказали, что их позицию приняли полностью – это, конечно же,было вранье. Но надо было заранее понимать, что они так наврут.

Возникло огромное смущение. Пусть полностью они и не принималипозиции сергиан, но под какие-то лживые обещания вступили с ними в общение. А это самое главное – в любом случае это делать было нельзя. Получилось, что как сам Агафангел, так и бывшие с ним епископы в большинстве своем приняли сергианство, пусть и на каких-то особых условиях. Какая разница, на каких условиях принимать ересь и раскол? Это был, наверное, самый большой удар по истинному православию, который вообще тогда был нанесен. Никакое ГПУ не могло нанести такой удар, как свои.

И Иосиф оказался очень в тяжелом положении. Он понимал неправоту Агафангела – понимал и не принимал. Но тогда это надо было как-то объяснять, что это предатели, что не надо на них смотреть, надо было поддержать в Петрограде Федора Андреева и Михаила Новоселова, который был на нелегальном положении где-то не очень далеко от Петрограда, и постараться паству сохранить. И они, действительно, очень много сделали.

После этого движение становится окончательно иосифлянским и несомненным центром всего истинного православия, хотя были движения, которые прямого контакта с Петроградом не имели, но все равно самым значительным центром истинного православия становится Петроград. Вот эти два момента в жизни Иосифа были очень необычны, и поэтому его надо почитать как одного из главных создателей Истинно-православной Церкви. Еще раз напомню о них.

Первое – это понимание того, что сам я ограничен и по пониманию своему, и по возможностям техническим, но я должен дать свое имя для того, чтобы люди могли действовать на пользу Церкви. А вот другой путь – просто куда-нибудь уединиться, закрыться – это не то, что должен делать архиерей, не говоря уж о прямом предательстве Церкви.

Второй момент – это когда старшие предают просто по какому-то неразумию, а с другой стороны, просто потому, что привыкли слушаться начальства, а не Бога, то тогда надо все равно оставаться на своем месте, и если начальство таким образом выбывает, то самому становиться за главного.

Это самое главное, чему нас учит Иосиф Петроградский.

Аминь.