Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память одного из столпов православия, как его стали называть последние десятилетия, – Марка Ефесского. Его так называют наряду с патриархом Фотием и Григорием Паламой. Почему у нас образовались еще “три святителя” в более новое время? Это именно те святители, которые защитили православие от того искажения и разложения, которое постигло его на Западе. И если мы выбираем сейчас между православием и одним из похожих на него вероисповеданий — католичеством, то выбор в пользу православия нас заставляют сделать именно эти три святителя.

В чем же отличие? Почему это так важно? Во время Марка Ефесского самые жаркие споры шли о Святой Троице, об исхождении Святого Духа. Некоторые по невежеству своему – иначе это не назвать – считают, что спорили о словах.  Если они так говорят, то они не читали, о чем на самом деле спорили. Если бы прочитали, то знали бы, что стороны признавали право друг друга использовать те или иные формулировки. Православные считали, что можно не только с выражением «и от Сына» правильно учить о Святом Духе — это еще задолго до Марка Ефесского было, — но они даже соглашались на очень плохую вещь, с точки зрения церковной дисциплины: чтобы эти слова были добавлены в Символ веры.

Конечно, III Вселенский Собор запретил что-либо добавлять в Символ, а латиняне добавили. Но если они за это уж так держатся, то пусть у них это будет добавлено, лишь бы они под этим подразумевали православное учение. А вот этого, к сожалению, не произошло.  А вот сейчас, когда латиняне используют Символ веры без добавления, но при этом не подразумевают православного учения, то в этом нет ничего хорошего, это не является настоящим шагом к сближению.

Можно спросить: ну почему в этом такое значение, какая разница? Все равно никто не может знать, что там происходит с Троицей. Действительно, Бог непознаваем. Хоть Он и познается, но он непознаваем. Поэтому исходит ли Святой Дух только от Отца или от Отца и Сына – это уже такие детали, в которых разобраться невозможно. Вот великий русский церковный историк, которого несправедливо считают также  и великим богословом, Василий Васильевич Болотов, живший в конце XIX века, именно так и считал, что это «дело темное», решить его невозможно, и поэтому оно не может служить основанием для церковного разделения.

Нет, это дело не темное, а очень даже светлое, потому что получаются совершенно разные боги. Я не буду входить в детали, но просто яркий пример приведу. Та Троица, которая православная, в которой Дух исходит от Отца, Она такая, что там число три, выраженное в слове «Троица», таково, что, как говорят некоторые православные авторы, ему не предшествует два и за ним не следует четыре.

В какой-то степени это понятно интуитивно, но это совсем не то, что число натурального ряда. А у латинян это не так. И в их системах, где существует это исхождение Святого Духа от Сына, там «один», «два», «три» в самом обычном смысле. То есть Троица – это «три» чего-то. Не в качестве некоторого символа, когда мы говорим, что ипостасей три, подразумевая обычное число три, но понимая, что к Богу неприложимо никакое обычное число – ни три, ни один. Но они вот именно подразумевают число три, а дальше начинают спорить, чего именно три.

Почему это разное понятие Бога? Потому что того Бога, который православный, невозможно помыслить. Как помыслить, чтобы это было три, но чтобы перед этим не шло два, и потом не шло четыре? Как такое помыслить? Интуитивно что-то такое полезное можно представить для нашего понимания Бога. И такой вот Бог, который и не познаваемый, и открывающий Себя в то же время, Он как раз Тот, жить в Котором учит нас православное богословие.

У нас ведь и аскетика с ними другая. Интересно, что сегодня же попадает память Макария Египетского. «Макарий Египетский», то есть его имя, уже во времена Марка Ефесского, как и в наше время, обозначал двух разных святых. Один был действительно Макарий Великий, который жил в Египте, и от него осталось некоторое количество изречений, предания о нем, а также некоторое количество изречений, которые ему приписываются. Но он на своих современников в конце IV  века произвел огромное впечатление своим подвижничеством.

Это вот один святой, который подразумевается под именем Макария Египетского. А другой святой – это автор сборника пространных поучений, который мы часто читаем в Великий пост, и они тоже приписываются Макарию Египетскому, хотя они написаны не в Египте, а в Сирии, и этого подвижника, видимо, звали Симеон, как мы можем предположить по некоторым рукописям.

Там основы нашего аскетического учения, которые вполне совместимы с тем, чему учили в Египте. И именно они, вот эти поучения, доставили славу Макарию Египетскому, хотя и не были написаны им самим, но мы с благодарностью об этом помним. И вот это восточная аскетика. Я не буду сейчас пытаться сказать даже кратко, в чем оно состоит, но понятно, что она состоит в чем-то таком особенном, и мирская жизнь не дает о ней никакого представления.

Скажем, она не состоит в том, чтобы держаться какой-то морали, держаться каких-то правил поведения, а состоит она из определенного общения с Богом. И именно из этого общения с Богом следуют предписания относительно поведения. Бог, с которым она устанавливает общение, такой,  что общаться с Ним невозможно – Он вне всего. В то же время невозможно и не общаться, потому что Он Сам Себя открывает и идет навстречу. И о том, как это бывает со стороны человека, пишет православная аскетика и  корпус сочинений, надписанный именем святого Макария.

И вот соответствующее богословие защищал Марк Ефесский. Повторяю, что я не пытаюсь объяснить, как это на самом деле стыкуется, а утверждаю вслед за святыми отцами и за некоторым своим пониманием, которое я оставляю сейчас «за кадром», что это стыкуется. Что если вот такой Бог, Которого три, но Который при этом один, и «три» тут такое, что ему не предшествует два и не последует четыре, то тогда, действительно, такой Бог, будучи непознаваемым и неприступным, может сделать человека приступным Себе, Себе приблизить.

То есть все это за пределами обычного понимания, но зато это реальность, и это большая реальность, чем вся остальная реальность. Если же все это пытаться впихнуть в обычное понимание, что, мол, вот здесь я, а где-то там сидит Бог, у меня с Ним какая-то телефонная связь или что-то в этом роде, и Бога каким-то образом три, но, строго говоря, один, то, конечно, это будет совершенно другая религия.

И вот, к сожалению, римское католичество, когда оно отделялось от православия, оно создавало именно такую религию. Ко времени Марка Ефесского, к XV  веку, конечно, этот процесс уже очень далеко зашел, и в основном он уже состоялся, хотя оставались надежды на примирение, в том числе, они оставались у самого Марка Ефесского, потому что на Западе не все было так однозначно, и сейчас бы мы задним число сказали бы, что там были шансы на примирение, и Марк Ефесский свои надежды выразил папе Римскому накануне Ферраро-Флорентийского собора, в котором он участвовал. Но, к сожалению, оказалось, что та часть латинской Церкви, с которой разговаривал Марк Ефесский на соборе, обнаружила совершенно другую веру, нежели православие, и нежелание в этой вере что-либо менять.

Так, к сожалению, бывает, и надо просто признать наши разногласия в таком случае, что Марк Ефесский и сделал, хотя общество не хотело этого, а особенного император этого не хотел. Возникли всякие конфликты. Надо сказать, что Москва поддержала императора. Посланники Марка Ефесского были в Москве – может быть, это были не посланники, но его сторонники, афонские монахи, — которые очень хотели, чтобы московский князь, московская Церковь поддержали православие. Но ничего подобного сделано не было, их приняли вежливо, но совершенно не поддержали.

Несмотря на разговоры, что какой плохой митрополит Исидор, который принял католичество, что надо поставить своего митрополита, московский великий князь написал послание к патриарху-униату, в котором полностью его признавал, и никакой речи о том, чтобы не признавать эту латинскую унию, не шло ни в одном из русских княжеств – ни в западных,  ни в восточных. То есть уния была по факту принята.

Но сначала небольшое число сторонников Марка Ефесского, а потом большинство в Византии, этого не принимали, хотя окончательно уния была уничтожена тогда, когда Византия пала под власть турок, и туркам эти латиняне были совершенно не нужны, и с помощью новой государственной власти все вот так изменилось. Марк Ефесский до этого не дожил.

Как бы то ни было, надо держаться наших исповедников православия, надо держаться верности Марка Ефесского, надо особенно помнить о том, как он настаивал на том, чтобы не было никакого церковного общения с униатами, чтобы никого из униатов не было даже на его похоронах. Надо помнить, что все это актуально для нас, в наше время, и молиться святому Марку, чтобы он нас в этом укрепил, а также и святому Макарию (а точнее, обоим), чтобы он нас вообще укрепил в православии.

Аминь.

епископ Григорий