Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжим говорить о том, как нам жить по-христиански. В прошлые разы мы говорили сначала о том, зачем нужны физические нагрузки, потом – зачем нужно то одиночество, отсечение от обычных информационных потоков, которое достигается через физические нагрузки. А потом начали говорить о том, чем это одиночество заполнять.

Мы пока говорили только о чтении. Это чтение инструкции, можно сказать так, о том, как нам жить, как нам молиться. С одной стороны, это чтение инструкции и объяснение, а с другой стороны, это примеры святых отцов, их слова, которые увещают нас этим заниматься. Но очевидно, что все это тоже средство, а не цель.

А сегодня получается так, что удобно поговорить про цель. Целью всей христианской жизни, если определять ее в терминах того, что мы сами делаем (хотя все равно мы ничего не делаем сами по себе, а все только вместе с Богом), является молитва, но молитва в том смысле, в каком говорится об этом в аскетической литературе. Она отличается от псалмопения. То есть то, что мы читаем вслух, молимся какими-то словами, когда читаем псалмы, домашние правила, когда совершаем церковное богослужение – это не молитва в этом смысле слова. Хотя в очень широком и общем смысле слова, конечно, это тоже молитва. Но это не та молитва, о которой речь сейчас, это называется псалмопение, и о псалмопении тоже надо будет говорить, но в следующий раз.

А молитва – это молитва внутренняя, которая является целью христианской жизни, в которой открывается смысл христианской жизни, и в которой уже действительно и окончательно происходит общение человека с Богом. Поэтому и самая малая степень, но уже настоящая, этой внутренней молитвы есть память Божия — когда мы действительно находимся в присутствии Божием. Находимся-то мы всегда, хотим или не хотим, но не всегда мы об этом помним и соответственно этому себя ведем. С Богом надо вести себя не так, как будто «я – это я», а так, как будто «я – это мы», вместе с Богом. Вот это уже память Божия, это уже начальная степень внутренней молитвы. С другой стороны, это такая степень внутренней молитвы, без которой ничего другого просто не может быть, потому что без памяти Божией никакой христианской жизни, конечно, не бывает. Дальше молитва должна быть во всем, что мы делаем, и даже во всем, что мы думаем, ну и, конечно, во всем, что мы говорим.

И вот, как нельзя просто брать руками какие-нибудь горячие предметы, которые, может быть, нам и надо брать, но специальными приспособлениями – так, если мы христиане, мы не должны брать никакую мысль прямо в свои мысленные руки. И, тем более, не делать никакого дела и не произносить никаких слов просто так, беря и произнося. Этого ничего вообще в нашей жизни не должно быть. А все это должно быть с молитвой именно в том смысле слова, в каком мы сейчас говорим, то есть вместе с Богом. И все это должно быть обращено к Богу, всякая наша мысль и всякое наше слово или дело. То есть все должно быть обращено к Богу в том смысле, что во всем мы просим, чтобы Бог был с нами — или уж не допустил нас это делать.

Таким образом, все наши жизненные поступки, в широком смысле слова, начиная с мыслей, должны быть с молитвой, должны вести к молитве, приводить к молитве и должны из молитвы следовать. Мысли – это тоже поступки, хотя мысль мы отличаем от дела. Мысль – это поступок, потому что это может быть грех. Или наоборот, очищение грехов и добродетель – тоже мысль.

Тут даже нельзя сказать, что первично – молитва или те или иные наши поступки. Когда мы от этого отпадаем, когда мы это забываем, то мы неминуемо начинаем грешить. Собственно, само такое отпадение – это уже есть отделение от Бога. Отделение от Бога – это, по определению, есть грех. От такого начального греха, конечно, не преминет произойти какой-нибудь и следующий, а потом еще следующий и так далее.

Поэтому нужно иметь память Божию, но не такую, которую имеют бесы, которые «веруют и трепещут», по слову апостола Иакова, а такую, в которой с Богом всегда хочется сказать «мы». Когда ты смотришь не со своей какой-то личной и отдельной от Бога точки зрения, а стараешься смотреть с общей с Богом точки зрения и просишь Бога об этом. Но это должна быть молитва, и к Богу мы должны прежде всего обращаться «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». А потом, уже после этой молитвы, обращаться к другим людям, к другим мысленным каким-то объектам, о которых нам надо подумать. Эта мысль «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго», или просто «Господи, помилуй», или, если нет возможности даже так кратко произнести, то просто само мысленное обращение к Богу должно предварять любые наши поступки.

В том числе не только те, которые требуют от нас большой концентрации, потому что они трудны для нас, как нам кажется, и редки, но и самые повседневные. Повседневные, на самом деле, труднее. Потому что концентрироваться и собираться с силами нам всегда очень трудно, но это трудность, которую мы можем осознать и постараться поставить перед собой задачу. А в повседневности нам может быть не менее или немногим менее трудно, но мы не сознаём задачи. Поэтому человек может прийти домой и расслабиться, и начать ругаться с кем-то. На работе еще он держался, может, даже и молился, вне дома, а пришел домой — дома же надо как-то отдохнуть, не могу же я все время напрягаться. А это все потому, что молитва – напряжение, неестественное состояние. Но надо понапрягаться, уж если так.

Потом она станет как раз естественным состоянием. И как раз, когда ты не молишься, а забываешь память Божию, то это будет восприниматься как состояние неестественное. Это состояние, которое воспринимается как неестественное, можно сравнить с комнатой, в которой зимой забыли закрыть форточку. Потом приходят – а там как-то неуютно, и все выстудилось, и даже непонятно почему. Потом соображают, что там, видимо, форточку забыли закрыть. И вот, не надо в своей собственной душе забывать закрывать форточки. Надо, во-первых, закрывать форточки, а, во-вторых, чтобы во внутренней келье души было отопление. Отопление – это исключительно молитва.

Я сейчас сказал слова молитвы «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго» или «Господи, помилуй». Это просто самые распространенные и уже опробованные за последние примерно полторы тысячи лет способы концентрации внимания сначала на таком сверхкратком псалмопении, сверхкратких словах, чтобы через эти слова выходить куда-то дальше слов. Конечно, раньше тоже это все существовало, до IV–V веков, когда Иисусова молитва распространилась. Использовались псаломские стихи или даже целые псалмы, в чем-то это было лучше, в чем-то хуже, это все неважно. Важно, что каким-то образом это делать надо.

И вот, отсюда следует еще одна не совсем понятная для обычных людей вещь, но святые отцы нам ее объяснили, и если мы их слушаем, то она становится нам понятной. Для того чтобы так жить, все-таки совершенно необходимо какую-то часть своего времени в течение каждых прожитых суток специально посвящать Иисусовой молитве. Не псалмопению (псалмопению – тоже необходимо, просто у нас сейчас речь не об этом), а молитве как обязательному ежедневному занятию. Какое-то время проводить не в чтении каких-то правил, последований богослужения и так далее, хотя это тоже в какой-то степени нужно каждый день, а просто в том, чтобы сидеть (стоять тут необязательно, кто не может сидеть, то лежать, хоть как, но сидеть считается лучшим для большинства людей способом) и стараться внимательно про себя говорить «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Для внимательности и для концентрации придуманы четки, это тоже не единственно возможный метод, но он помогает и поэтому очень распространен. Четочное правило, четочная молитва или то, что является ее эквивалентом – это необходимая часть сознательной христианской жизни.

И если мы начнем все остальное делать по-христиански, то мы почувствуем, как нам этого не хватает. Может быть, мы и не поймем, чего нам не хватает, но когда мы начнем это делать, мы поймем, какой это якорь в жизни и как это удерживает нас от метания в течение даже одного дня по ненужным нам далеким краям — по крайней мере, мысленного метания. Кроме того, человек, который привыкает так ежедневно молиться Иисусовой молитвой, когда оказывается во всяких сложных ситуациях, не может до конца растеряться. Он, может, несколько и растеряется, но не очень сильно, и соберется. С ним всегда будет молитва Иисусова, и он вспомнит, что это надо делать.

Причем бывает еще корыстное соображение, скажу к слову: когда человек начинает молиться Иисусовой молитвой, если он до этого забыл это делать, и при этом попадает в руки каких-нибудь злоумышленников или в какие-нибудь еще не очень приятные ситуации, то Иисусова молитва на них действует, и на зверей всяких действует, в плане безопасности помогает. Хотя, конечно, кому что полезно душе. Ради корыстной цели и безопасности научаться этому не надо, но факт тот, что она помогает. Вообще можно сказать, что все христианство помогает нашей безопасности. Не то чтоб мы на земле никогда не умерли — раз Христос умер, то и мы умрем. Но жизнь наша идет совершенно по другому руслу, если она христианская. И она обещает не только какую-то загробную награду, но уже здесь становится принципиально другой, после которой ничего остального не хочется.

Поэтому нужно обязательно стараться прилежать к молитве. Это нужно делать и параллельно всем абсолютно остальным занятиям, какие у нас бывают, и совершенно отдельно, хоть небольшое время, но ежедневно этому посвящать. И тогда можно сказать, что полезность всего остального, что нам в жизни нужно или, наоборот, не нужно делать, определяется тем, помогает это молитве или мешает. Можно так сказать, что полезно лично мне то, что помогает молиться, а что мешает, то неполезно.

Только тут надо понимать, что когда кажется, что какие-то занятия тебя сильно отвлекают и рассеивают молитву, это еще не значит, что они мешают молитве. Может, как раз помогают. Потому что, может быть, то, что тебе казалось сосредоточением на молитве, было некоторым самообманом, некоторой прелестью и утешением собственной гордости. И когда тебя со стороны дергают и мешают тебе на этом сосредотачиваться – как, например, бывает в общежительном монастыре и просто в общении людей – на самом деле тебе просто не дают уйти в какую-то не ту молитву, которая ведет к состоянию, называемому «прелесть». Поэтому тут тоже надо с рассуждением подходить к тому, что помогает молиться, а что мешает. С этой именно оговоркой полезно нам в жизни то, что помогает молиться, и вредно все то, что мешает.

Аминь.