Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

(предыдущие беседы здесь)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы переходим к очередной главе изречений отцов, и она посвящена терпению и мужеству. Нетрудно догадаться, что при всех тех со светской точки зрения ужасов, из которых состоит монашеская жизнь, нельзя обойтись без терпения и без мужества – это не может не быть одной из главных тем. И вот сегодня дошла до нее речь.

Опять мы сделаем так, как надо сделать современному человеку, а не тому человеку, который жил пятьсот или тысячу пятьсот лет назад, потому что сейчас нам многие вещи непонятны, и для этого мы немножко поменяем местами истории этой главы.

И начнем с истории о том, как некий молодой монах смущался, видя, как многие начинают монашество, но потом бросают и уходят в мир. Этот текст не позднее пятого века – то есть так было и в ΙV–V веках, а не только сегодня. То есть уже и тогда это было соблазном для монашества, а мы сейчас можем сказать не только про монашество, а вообще о том, что люди расцерковляются.

Был огромнейший бум в 1990-е годы, когда несусветное количество людей – явно нездоровое явление это было, мыльный пузырь – стало искренне про себя думать, что они верующие, стали ходить на службы и увлекаться чем-то христианским и богослужебным, а потом их всех не стало.

И те из них, которые продержались дольше, уходили с еще большим разочарованием, и сейчас мало кто остался, и каждый, кто уже сколько-то лет в христианстве, вспоминает, с какими людьми он начинал – далеко не все из них умерли, а если живы, то где они? Этот вопрос очень важен сейчас, но он и тогда был очень важным, хотя таким же малопонятным, каким для многих он является сейчас.

И вот некий старец – имени не называется – объяснил это так: представь себе, как охотятся гончие собаки. Одна из них увидела зайца и побежала за ним. А вся остальная стая побежала за этой первой собакой. Она никакого зайца сама не увидела, но раз та собака побежала, то «и мы побежим». И вот так они бегут, бегут, и если не удается быстро догнать зайца, то собаки начинают отрываться.

Они-то бегут непонятно зачем – за компанию, а цель преследования они не видят сами. И бежать все тяжелее и тяжелее, и у каждой наступает свой момент, когда становится непонятным, чего ради этой тяжести переносить. И они все отстают и отступают. А первая собака не только не обращает внимания на тех, которые побежали, а потом отстали или отстанут, но она совсем не смотрит на собак и даже не собирается знать о их существовании. Ее действия не просто не зависят от того, как ведут себя другие, но она только стала бы отвлекаться и сама себе мешать, если бы стала обращать внимание на то, что делают другие.

Вот так же и мы: если мы захотели стремиться к Богу, — это продолжает старец объяснять, — то мы должны обо всем забыть, нам мешают знания о том, кто там еще рядом бежит. Мы бежим не за компанию, а бежим, потому что мы видим цель. И все эти воцерковления «за компанию» приводят к тому, что эти воцерковившиеся «собаки», в отличие от той, которая воцерковилась не «за компанию», отстают. Им нужна была компания, а не перенесение в этой компании тягостей жизни.

Оказалось, что для того, чтобы оставаться в этой компании дальше, надо слишком дорого платить, а удовольствия никакого. И, конечно, они будут уходить, будут расцерковляться. Но тут не надо переоценивать их прежнее воцерковление: это значит, что и не воцерковились. А если говорить о монашестве, то просто и не надо было их и постригать, потому что никто не может быть христианином «за компанию».

Вот сейчас есть такое распространенное мнение, — но оно, конечно, появилось не сейчас, а очень давно, — что для того, чтобы все были христианами, надо создать среду, надо как-то воспитывать так, чтоб нельзя было бы и подумать, что можно не быть христианами. Сейчас уже такой номер не проходит – такую среду создать уже невозможно, — но тогда, по крайней мере, надо создать такую среду, чтоб там было веселее, интереснее. Например, так называемая работа с молодежью на этом построена.

А еще в монастырях можно жить, ничего особо не делая. Человек, в конце концов, разлагается, десоциализируется, и уже из монастыря он никуда не уйдет – ему идти уже некуда, он ничего не может делать. Он, может быть, даже не получил профессию, не успел получить, а если она и была, то уже все равно забыта за годы жизни в монастыре.

Это все, конечно, профанация и христианства, и монашества. Поэтому и существуют испытания при приеме в монашество, и при приеме в христианство – недаром существует оглашение. Оглашение – это не только время научения, но и время испытания. Вот это самое главное, что важно знать. Если ты сам не будешь бежать за этим самым зайцем, а не за другими собаками, то ничего не поможет.

А с другими целями и не нужно заниматься всем этим терпением. Чего ради? Ты же не спортом занимаешься в христианстве. Христианская аскетика не ставит своей целью научить делать какие-нибудь выкрутасы. Если каким-то выкрутасам и нужно обучаться, то они все имеют инструментальный характер, они для чего-то, а вот если сами по себе, то это был бы спорт.

Но христианская аскетика при всем своем сходстве со спортом отличается от него – это другое. Если у тебя нет христианской цели, то никакого терпения в христианском смысле у тебя не может быть, потому что христианское терпение – это не вообще терпение чего бы то ни было, а терпение ради цели, и не какой-нибудь любой цели, а именно христианской цели – для того, чтобы быть с Богом.

Поэтому все остальное относится именно к тому, как быть с Богом и как терпеть здесь. И вот самое главное, что говорится в этой главе – надо стараться не менять своего места. В идеале – это как раз так, как было открыто святому Антонию. Ему было некое ведение, как ему спастись – об этом рассказывают в самых разных контекстах. Вот, он видит, что один человек делает рукоделие, потом встал, помолился. Потом опять сидит, делает рукоделие. И вот ему ангел говорит: так же делай и спасешься. Занимайся работой и молитвой.

Потом это Венедикт Нурсийский сформулировал в рифму по латыни – ora et labora. По-русски тоже можно перевести в рифму – «молись и трудись». Вот надо все время молиться и трудиться. Казалось бы – ничего сложного. Но на самом деле начинает распирать изнутри, когда стараешься так делать, и оказывается сложно. Очень хочется оставить место для какого-то разнообразия.

Поэтому важнейшая часть в обучении терпению заключается в том, чтобы не менять места. В связи с этим есть такое анонимное, но часто цитируемое и находящееся в этой главе изречение, что не может укорениться дерево, которое часто пересаживают. Поэтому обязательно должно быть постоянство места.

Не то чтобы вообще никогда никуда переходить нельзя – можно, но если есть к тому весомое основание. Если ты подвизаешься в каком-то качестве, то по возможности, надо на этом месте и оставаться. Есть всего лишь три причины тому, чтобы монахам менять место. Если у тебя возник какой-то конфликт, и ты все сделал для того, чтобы его исчерпать и примириться с этими людьми, но ничего не получилось, и со своей стороны ничего сделать не можешь, то тогда, чем жить в этом конфликте — конечно, можно юродствовать и специально жить в конфликте, такое тоже есть в монашестве, но это для немногих, — место лучше покинуть. Это извинительная причина.

Второе – это ровно противоположное, это если тебя славят, любят, уважают, почитают за святого, ходят к тебе как к мудрому старцу. Это хорошая, правильная причина, чтобы убежать. И третье – если это место блудного падения, которое связано с соответствующими искушениями, и для того, чтобы их убавить, надо уйти.

Кстати, этот прием используют и в миру. Часто говорят, что для того, чтобы алкоголику снова не начать пить, ему надо менять компанию. Так же и наркоману. Это ведь относится ко всем нашим аддикциям, а все наши грехи в сумме являются нашей аддикцией. Поэтому чтобы нам закрепиться в том, что мы уже бросили совершать, нам надо закрепиться в чем-то другом, иметь другую компанию, не быть членом той компании, которая занимается тем, чем мы сами занимались раньше.

В этом смысле полезно менять место, но в целом и общем надо стараться его не менять. Есть разные библейские на эту тему слова, например, Соломона (Екклисиаст): «аще дух владеющаго взыдет на тя, места твоего не остави». В этой главе оно никем не упоминается, но об этом существует огромное количество литературы.

Насколько это важно, можно понять еще из таких рассказов, когда какой-нибудь молодой брат говорит старцу, что я совершенно ничего делать не могу, я молюсь, но помыслы кружат и блуждают – но это еще менее жесткий вариант подобной ситуации. А более жесткий (он тоже тут разбирается), это что я вообще не могу молиться, и я лучше пойду в мир, все какая-то будет польза. Нет, пользы не будет – будет больше вреда.

Ответ на все эти искушения один и тот же: сиди все-таки в келье, она тебя наставит. Если не можешь стоять перед Богом – лежи перед Богом. Другое монашеское изречение, только не в этой главе: хотя бы лежи в сторону Иерусалима, если уж не можешь туда ползти.

Есть еще один рассказ, который в эту главу не попал, но он очень близок к тем, которые попали. Некий молодой монах, очень смущается тем, что он находится в келье и ничего там не делает, не может подвизаться, и тогда старец ему отвечает: а ты говори «стрегу стен сих Христа ради», — то есть «я стерегу стены эти Христа ради».

Здесь имеет место некоторая экономика, которую можно было вспомнить и в прошлый раз в связи с воздержанием, потому что здесь совершенно один и тот же принцип. Некий монах, вместо того, чтобы бесполезно просиживать в келье – он считает, что это для него бесполезно, а не вообще бесполезно, но именно для него бесполезно, потому что он плохо подвизается, — хочет пойти помогать больным, заниматься благотворительностью. Это такое хорошее занятие, которое само по себе не может быть оспорено. То есть тут искушением служит, безусловно, хорошее занятие, которое никто никогда не осуждал.

Но старец ему говорит, что так делать не надо, потому что ты потеряешь более важное. Одно дело, когда кто-то от мирских занятий переходит к тому, чтобы помогать больным, а другое дело, когда ты от самого лучшего отпадаешь к этому хорошему – это уже наклонная плоскость. На этой стадии, пока ты будешь помогать больным, еще не впадешь в какие-то грехи, но будет сохраняться инерция движения по наклонной плоскости, и тебе будет очень трудно там остановиться.

Это не значит, что ты не сможешь. Сможешь. Но с очень большими усилиями. Если ты сейчас этих усилий не предпринял, то, скорее всего, тебе там будет еще труднее их предпринять. Может быть, ты и сможешь их предпринять — тогда ты молодец, ты уйдешь от этих искушений, но с большими потерями. Если ты с самого начала туда не пойдешь, то это будет легче. Но, кроме того, вероятно, если ты туда пойдешь, то тебя понесет дальше – от этого дела будут все более и более мирские дела, а там дело дойдет и до прямо греховных дел. Поэтому надо не оставлять своего места.

И тут надо добавить про нестяжание – то, что я забыл вчера сказать. Человек пытался оставить монаху милостыню, а тот отказывался брать за ненадобностью. То есть милостыню монаху можно брать, жить подаянием, но в том случае, если ты не можешь работать, не можешь жить от плодов своих рук — тогда живи подаянием. Но и тут есть ограничение – размер подаяния должен быть такой, сколько тебе нужно на жизнь, а не больше.

Но этому монаху вообще было ненужно подаяние, и тогда тот ему говорит: возьми хотя бы раздать нищим. Благотворительность – опять хорошее дело. Но монах сказал, что для меня это будет двойной позор — и что принял ненужное мне, и что буду раздавать не свое.

Монах не должен раздавать милостыню – этим пусть миряне занимаются. Много раз было сказано, правда, не в этом патерике, что раздача милостыни – это добродетель мирян. А монахи, если им есть из чего раздавать милостыню, то это не монахи, а стяжатели. У них не должно быть таких резервов, они не должны это себе брать.

И еще сегодняшняя серия поучений связана с тем, что многие сегодня назвали бы тайм-менеджментом или программой «12 шагов». Поскольку тут очень много проблем связано с тем, как тренировать терпение, когда его нет, бороться с отсутствием собственной воли, то возникла большая культура решения подобных вещей.

Например, алкоголику запрещается думать, что я перестал пить. Нет, он должен говорить, что я не буду пить до сегодняшнего вечера, и говорить: Господи, помоги мне не пить сегодня до вечера. А вечером он должен помолиться: Господи, дай мне не пить до утра. Нельзя говорить: дай мне не пить два дня, — это чересчур и не смиренно. Вот этот принцип используется в программе 12 шагов для алкоголиков.

Тот же самый случай в нашем монашестве. Подвижники Феодор и Лукий Енатские хотели переходить с того места, где они жили, но они все время говорили так: вот сейчас перезимуем, потеплеет, придет лето, и тогда. А летом они говорили: лето мы тут проживем, а зимой перейдем. И так они прожили пятьдесят лет, да и потом еще тоже жили.

Еще рассказывают, что монаху старец предложил не уходить из кельи, а терпеть, сколько он может. А у него сбился уже совершенно весь режим занятий – и работа, и еда, и богослужение неизвестно как. Ему все время хотелось есть и хотелось уже сбежать, потому что в келье, конечно, была уже не жизнь. И вот под руководством старца он пришел к такому выводу, что вот поработаю немного и поем; ну, вот еще немного осталось – доделаю эту работу и поем; доделаю работу, почитаю, и тогда уже поем; почитал, а потом можно еще немножко помолиться, ну а потом уже, действительно, можно и поесть. И так постепенно вернулся к тому, чтобы был правильный распорядок.

И еще есть притча, которую старец использовал для вразумления монахов. Некий отец послал своего сына обработать поле, которое заросло сорняками. Сын увидел, что это дело совершенно неподъемное, лег спать и так и спал при этом поле, не приступая к работе. Отец его пришел и увидел, что все плохо, спросил, в чем дело, тот ему объяснил, и отец на это сказал: а ты возьми и обработай только ту площадь, которую занимает твоя подстилка. Это же несложно? Конечно, это несложно. А на следующий день еще такую же площадь. И так за довольно короткое время приободрившийся сын все это поле обработал.

Совершенно такая же стратегия есть в современном тайм-менеджменте. И вообще это проблема психотерапии, но она очень подробно обсуждается и в монашеской литературе по разным поводам. Когда есть вот такая большая проблема, которую ты точно не можешь решить, но тебе нельзя ее не решать – не надо отказываться от решения. Просто надо отщипывать от нее маленькие кусочки, не стремиться к тому, чтобы увеличивать эти кусочки, но надо не пропускать ни одного дня.

Бывает, что у тебя накапливается всякое количество не сделанных дел. Лучший способ с этим бороться – это не аврал устраивать и начинать все это делать, а сделать список этих дел и вычеркивать по одному. Понемногу они быстро кончаются – так стоит делать. Это навык терпения, который, конечно, без христианства тоже очень применим, но и в христианстве надо обязательно этим пользоваться и не забывать.

Подводим итог. Что самое главное? Надо понимать, что все хорошее, что с нами происходит, обязательно связано с искушениями. Некий авва Григорий даже специально говорит, что если ты хочешь философствовать, вести жизнь, связанную с любовью к мудрости, то есть монашескую жизнь – «философия» в нашей монашеской литературе означает просто монашескую жизнь, она доступна любым неграмотным христианам, — и если ты не испытываешь в своей жизни пока никаких утеснений, то у тебя в лучшем случае мечта об этой жизни, но ты к ней даже не приступал. А когда приступаешь, то ощущаешь какое-то утеснение – «сопротивление материала», я бы добавил. Обязательно должны быть какие-то искушения и тяготы, и в их преодолении дальше будет строиться вся жизнь. Конечно, можно утешать себя и других тем, что это преодолевается так-то и так-то, и это обязательно пройдет, — но начнется что-нибудь новенькое, а все старенькое будет казаться цветочками.

Вот в этом принцип монашеской жизни – если мы хотим преуспевать, то будут преуспевать и наши искушения.

Аминь.

епископ Григорий