Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжим наши беседы на книгу изречений святых отцов и будем говорить о главе, которая называется «смиренномудрие». Это также добродетель, которая столь же важна, сколь и часто извращается. Может быть, одно связано с другим, потому что наиболее важное наиболее сильно извращается, как правило. О важности ее говорят изречения святого Антония Великого, с которых начинается глава, они очень известные, но я тоже скажу про них, потому что их невозможно пропустить.

Антоний спрашивает у Бога, почему так происходит, что одни люди живут долго, другие коротко, одни люди живут неправедно, и при этом получают все жизненные блага, а другие живут праведно и получают на земле очень мало всяких благ, а если получают, то неравномерно и нехорошо. И слышит в ответ знаменитые слова: Антоний, себе внимай. — То есть это такие вопросы, на которые ты не можешь знать ответа, и не нужно тебе знать. Вопросы, которыми занимается западная философия и богословие – теодицея, – не имеют ответа. Но можно сказать и иначе,  что ответ есть, но он такой: себе внимай, смотри, что нужно тебе, чтобы тебе не погибнуть.

Вторая за этим идет аналогичная история, как преподобному Антонию было некое видение сетей диавольских, которыми совершенно опутан весь мир, и никакого просвета нет. И он спрашивает у Бога, кто же может избежать этих сетей, и слышит, что только смиренномудрие может их избежать. Вот насколько важно смиренномудрие.

Об этом более или менее помнят, но забывают о другом. Прежде чем рассказывать, какие бывают высоты смиренномудрия, — хотя нам это очень полезно знать и надо этим руководствоваться, — прежде надо знать, чем смиренномудрие отличается от всяких современных подмен. Впрочем, не только в наше время такие подмены были, которые просто заключаются в том, чтобы человека загонять в разные комплексы, а дальше во что-то и похуже – депрессию и другие тяжелые повреждения психические и духовные.

Смирение предполагает две вещи. С одной стороны, чтобы считать себя хуже всех, но в первую очередь – ведение Бога. Говорит об этом авва Исайя Скитской, один из главных полулегендарных наставников монашества, что нужно иметь ведение Бога, чтобы спастись, и самосокрушающее смиренномудрие – вот эти две вещи. Если просто считать себя хуже всех, то к Богу не приблизишься, а загонишь себя только в психическое заболевание, и от Бога отдалишься.

А вот по мере приближения к Богу, только уже в другом изречении, но тоже в этой главе, об этом говорится, подобно тому, как пророк Исайя чувствовал себя скверным, то так же на фоне Бога начинаешь видеть свою неключимость – на фоне Бога и при вразумлении Богом. А если как-то иначе, то это и неполезно, и ни к чему не приведет.

Мы недаром просим у Бога в молитве Ефрема Сирина «даруй ми зрети моя прегрешения». Мы не хотим их зреть во что бы то ни стало, а хотим, чтобы Бог нам их открывал – вот только тогда будет польза от того, что мы их увидим. Тогда мы будем считать себя хуже всех, особенно потому, что мы будем внимать себе, если будем следовать этому слову Антония Великого. И тогда нам будет польза от всего остального.

В других главах тоже аналогичные рассказы, потому что невозможно говорить ни о чем христианском, чтобы это не касалось смиренномудрия. Тема эта вездесуща, но я буду говорить сейчас только об этой главе.

В частности, там рассказывается как некий египетский старец остановился в языческом храме вместе со своими учениками. В течение недели они там жили, и он занимался тем, что бросал в статуи египетских идолов камни каждый день и каждый день просил у них прощения со слезами. Через неделю его ученики спросили, зачем он это делает. А он спросил их в ответ: когда я бросал камни в статуи, что они мне отвечали? — Ничего. А когда я каялся перед ними, что они мне отвечали? — Ничего. Вот так и мы должны быть. И кто хочет так жить, тот иди за мной, а кто не хочет, тот вот пусть идет в любую из четырех дверей этого храма на все четыре стороны, до свидания.

Аналогичная история о еще тогда молодом авве Нистерое. Уже в рассказах Варсонофия и Иоанна – это, примерно, 500 год – он вспоминается как великий святой прошлого, а здесь он еще в конце ΙV – начале V века один из относительно молодых скитских отцов, и он отличается своим смиренномудрием, его невозможно обидеть. Его спрашивают, почему так получается, а он отвечает, что вспоминает слова псаломские скотен бых у Тебе и аз выну с Тобою. То есть «я у Тебя был как скот, как животное, но я всегда с Тобой».

Получается, что человек в этом смирении сравнивает сам себя и старается себя вести как животное или как неодушевленная статуя. Есть другие рассказы, не в этой главе, про то, как надо брать пример с мертвых, которые не отвечают на то, что их оскорбляют или хвалят – вот таким надо быть человеком. Но если просто подражать механически таким вещам, то ничего хорошего не получится, повторю, а получится хорошее только тогда, когда будет впереди Бог. Поскольку ты человек верующий, поскольку ты увлечен именно Богом, вот постольку ты можешь позволять себе подобные вещи, и даже должен. А вот если только это, но без ведения, то это будет самоуничижение не по разуму, мнимое смиренномудрие.

Также это связано с тем, насколько мы можем или не можем участвовать в каких-то беседах и в наставлениях других. Общее правило здесь заключается в том, — о чем говорят многие отцы, в этой главе в том числе, — что нужно себя всюду воспринимать как странника: я здесь на птичьих правах, сегодня пришел, а завтра меня нету. Поэтому когда тебя просят о чем-то высказаться, то нужно тысячу раз подумать, но, по возможности, все равно не высказываться. И уж тем более не лезть самому с какими-то своими мнениями, о которых тебя не спрашивают. Даже если твое мнение формально правильное, — предположим, ты знаешь, что надо делать на месте тех людей, но и это не факт, но предположим, — и если ты выскажешься, то все равно это будет для них в неудобоприемлемой форме; ничего хорошего из твоих слов не будет.

Это общее положение, которое формулируется много раз в других примерах. Например, когда авва Антоний спрашивает разных отцов по поводу смысла толкования некоторого места в Писании. Один высказывает, другой, третий  – все дают какое-то толкование, а авва Антоний говорит, что это все-таки не то. Потом младший отец говорит, что не знает. И тогда Антоний говорит  ему, что вот ты и достиг настоящего понимания. Это похоже на буддийскую притчу, на дзен, но это и должно быть похоже. Много таких историй о том, что понимать свое непонимание важнее, чем иметь какое-то понимание – и это особенно ценится.

К этой же теме относится разговор между аввой Арсением и аввой Евагрием. В скиту были два очень образованных человека, можно сказать, что ученых. И авва Арсений спрашивает у Евагрия, зачем ты, такой образованный человек, слушаешь, что говорят эти крестьяне. А надо сказать, что почти все население там были необразованные крестьяне, которые не знали греческого языка. И Евагрий говорит: да, я, конечно, знаю всю эту греческую ученость, но я не выучил даже азбуки того, что говорят эти крестьяне. Здесь еще такой юмор, потому что крестьяне говорят не на греческом языке, а на коптском, но имеется другой смысл, конечно, — что немногие слова этих крестьян стоят всего того, что понаписали эллинские мудрецы. И именно поэтому он пришел к ним, и именно поэтому он набирается премудрости.

Много и таких рассказов, которые показывают на деле, как надо проявлять смиренномудрие. Особенно надо вспомнить рассказ про авву Макария Скитского, которому приписываются Духовные беседы Макария Великого, которые все же не им были написаны. Эти беседы написаны некиим сирийцем, а про настоящего авву Макария, который был в Скиту, известны разные рассказы, и один из них мы сейчас вспомним.

Еще до того, как жить в Скиту, он жил около некоего селения, и ему там некая девица приносила милостыню. Это было распространенно в ΙV  веке, что монахи жили по соседству с селениями и питались милостыней с того, что принесут селяне, и за них молились. Был такой симбиоз, но потом это стало приводить к разным неприятным историям, постепенно это поменялось. Вот такая история и произошла с Макарием.

Девица забеременела и сказала, что виноват в этом Макарий. Когда к нему пришли, а он был не один, а с учеником, и стали стыдить, избивать, то он сказал, что так и было. И они сказали, что его отпустят, если он только будет содержать этого ребенка и его мать. Он согласился, и сказал себе: вот, Макарий, обрел ты себе жену, теперь ты должен много работать, чтоб ее прокормить.

И так прошло еще некоторое время, а девица не могла разродиться, и она решила, что это потому, что она оклеветала старца, и тогда она рассказала всю правду. К авве пришло все население извиняться, но для него это уже было не хорошо, а плохо. Для него было хорошо, чтобы его считали тем, кем его считали, а теперь он был вынужден уйти оттуда.

Историй в этой главе очень много, более ста, рассказать обо всех невозможно, но надо сказать об общем принципе. Общий принцип – избегать начальствования, причем, во всех видах. Там рассказывается о святых, которые не принимали ни за что рукоположений. Рассказывалось о священниках, которых рукоположили, но они умудрились за всю жизнь не послужить. Они говорили, что поскольку они понимают, какое достоинство должно быть у священника, то Господь их не осудит за то, что несмотря на то, что они были рукоположены, они так ни разу и не послужили.

Это касается и всякого другого вида начальствования, даже того, чтобы не дружить с игуменом. Не то, чтобы самому не становиться игуменом, но даже и не иметь с ним близких отношений, не становиться к нему ближе, чем все остальные братья. Вот такие рекомендации – сохранять отчужденность. По этому поводу одно из поучений одного из старца, что как глиняный, но необожжённый кирпич, если он лежит в воде, обязательно размоется, а если он обожжен, то может устоять; вот так и начальствующий может устоять, если он обожжен. Библейским примером является Иосиф прекрасный,  который прошел через такие искушения, что власть, которую он получил над Египтом, не пошла ему во вред.

Принимать какое-либо начальствование можно только тем людям, которые уже прошли какие-то тяжелые искушения, и которые сравнимы с обожжённым кирпичом. Но те люди, которые ничего не умели и жили себе спокойно, они точно не годятся в начальствующие. Но и те, которые прошли искушения, тоже не годятся, потому что нужны еще дополнительные обстоятельства. И лучше принимать все начальствующие должности только тогда, когда нельзя от них увернуться.

Принцип монашества заключается в том, чтобы их не принимать по своей воле, и даже подальше держаться от тех мест, где их раздают. Надо держаться всяких низких должностей. И тут вспомним рассказ про авву Олимпия, который был рабом. Юридический статус его был такой, что это раб, отпущенный своими господами на заработки, но он ушел в Скит и жил монахом, и он должен был раз в год приносить им заработанные деньги, которые оставались. Он к ним приходил, а они пытались дать ему волю, но он категорически отказывался. Сказал, что если вы не возьмете мои ежегодные оброки, то я буду вам здесь служить. Можно сказать, что он заставил своих господ, чтобы они с ним  жили в таком режиме. Интересно, что изнутри эти рабовладельческие отношения преобразовались, но по сути их никто не отменял.

Никогда христианство не выступало против каких-то несправедливых социальных нестыковок. Люди могут жить, как хотят – хотят, чтобы у них было рабовладение, пусть будет, – но во всех ситуациях надо жить по-христиански. И не надо стремиться избавиться от рабства внешнего, хотя мирянам это не запрещено, конечно, но если стремиться жить по Новому Завету, то тогда такие цели ставиться не могут. А жизнь по Новому Завету – это не обязательно с постригом, но вот с таким прицелом.

В самоуничижении и самоукорении человек находит покой, и без них спастись он не может, но только тогда, когда он ставит себя примерно как неодушевленный предмет или как животное, и он не предполагает, что его может кто-то уважать, оказывать почет и так далее. То есть ему это совершенно ненужно и неприятно, но это должно быть не само по себе, а потому что он сам себя все время ставит перед Богом  и сам на себя смотрит относительно Бога, примерно как Исайя. Тогда он может ставить себя ниже всех, и не считать, что он так отделяется от Бога, а понимать, что именно так он к богу приближается.

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)