Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы завершаем в этом году наши беседы об Изречениях святых отцов, и сегодняшняя глава о том, чтобы непрестанно бодрствовать. Буквально это название означает «чтобы никогда не спать», но, конечно, здесь имеется в виду другое. Бодрствовать – это не только не спать, но и чуть в менее буквальном смысле означает быть на страже. И вот это действительно необходимая вещь.

Чтобы понять, о чем тут вообще говорится, надо понимать, чем верующий отличается от неверующего. Мы постоянно, рассуждая об изречениях святых отцов, вынуждены возвращаться к этому различию. Именно из-за неясности этого вопроса, когда себя называют верующими все те, кто привыкли соблюдать какие-то обряды по самым разным соображениям и вообще без всякого соображения, мы не понимаем, о чем идет речь  в тех или иных словах святых отцов. И сегодня опять нам надо это напомнить.

Если ты человек верующий – сам стал верующим, потому что вера есть у тебя и в тебе, — то ты понимаешь, как общаться с Богом. То есть у тебя есть какая-то связь с Богом внутри, и именно вокруг этого ты выстраиваешь свою жизнь. Если ты не выстраиваешь так жизнь, то, может быть, ты отвлекся чем-то, если ты верующий – такое бывает. Но не может быть, если ты верующий, что ты сознательно решил, что это неважно – тогда ты не просто отвлекся, а пренебрег. Это вот очень маловероятно, хотя, наверное, по искушению бесовскому бывает и такое, потому что любое душевное состояние может быть по искушению бесовскому, особенно в случае гордости.

И вот если есть вера, которой ты выстраиваешь жизнь с Богом, то это надо хранить – добродетель бодрствования как раз нам для этого. Бодрствованием мы должны все время поддерживать это общение с Богом. Именно это имеет в виду авва Виссарион в своем знаменитом изречении, приведенном в этой главе, о том, что «монах весь должен быть глаз». Это парафраз того, что говорится у пророка Иезекииля о многоочитых херувимах, но здесь у монаха должно быть не много глаз, а он сам полностью должен быть глазом.

Есть еще другое изречение в этой же главе аввы Алония о том, что монах должен жить так, как будто есть только ты и Бог, и никого больше нет. Если мы не понимаем этого изречения, то мы не можем быть христианами. Потому что все время, когда оказывается, что есть кто-то, кто кроме Бога, то это то, что должно дезориентировать нас в жизни. А для того, чтобы нам понимать, как нам прожить с Богом, как нам прожить по-христиански, нам надо все время жить так, как будто есть только ты и Бог.

Вот это основные ориентиры для понимания того, что означает быть на страже, от чего нам обороняться, и какие помыслы являются плохими, от которых нужно отбиваться. То, что мешает этому настрою смотреть в нужном направлении – все эти помыслы являются плохими, с ними нужна какая-то борьба.

Если какой-то человек говорит – это я сейчас привожу пример из этой главы, но вообще монашеской литературы на эту тему очень много, — что я живу прилично, все у меня хорошо, но я не чувствую никакой борьбы, то это означает, — отвечают ему старцы, — что ты живешь в таком доме, где со всех четырех сторон двери открыты, и там вообще никогда не бывает покоя, и ты считаешь это состояние нормальным, и тебе кажется, что ты не испытываешь никаких борений, потому что ты уже пал, все борения позади, все они проиграны.

А если мы живем не так, если нам есть за что бороться, если нас все время качает в разные стороны, а мы хотим эту связь поддерживать, хотим все время смотреть в эту сторону, хотим иметь двусторонний контакт, которым является молитва, то всевозможные помышления нас все время будут швырять в разные стороны. Нужна постоянная борьба, а быть на страже заключается в том, чтобы быть бодрственными.

Это, бывает, приводит к не очень  хорошим в общественном плане поступкам со стороны монаха. Про разных монахов рассказывают, что они, побывав на литургии, причастившись, вместо того, чтобы оставаться на какой-то вечере любви, сразу стремились вернуться в свою келью. Один монах на вопрос, почему он так делает, ответил: не потому, что я бегу от братии, а потому, что я бегу от врага — от дурных помыслов.

Легко можно понять, что здесь есть от чего бежать, если вспомнить, как происходят застолья в церкви после каких-нибудь праздничных служб. О чем говорится, как это происходит? Люди уже отдыхают, они не могут говорить о чем-то духовном. Можно помолчать, но и молчать тоже, вроде, нехорошо. И они начинают пустословить, даже если не сильно выпили, а это совершенно неполезно. Поэтому в свое время мы отказались от церковных застолий, а в тех приходах, где не отказались, или бывает, что и невозможно отказаться, потому что невозможно отпустить людей, пришедших издалека, не покормив их, то для них это большая проблема. А проблема эта решаема, но только в том случае, если ее решать.

Вот у нас есть один приход – не буду называть, но понятно, о чем я говорю, — где ее решили. Там каждое такое застолье оказывается лекцией. Там все вместе готовят, читают какие-то книжки, обсуждают какую-то тему. Это очень помогло всему приходу. Это они еще так начали в московской патриархии – вместе развивались, учились. Конечно, во главе с настоятелем, но не только настоятель учился, но это было общим делом. Потом они поняли, что надо перейти в истинную Церковь, – вот такой был их путь.

То есть такое времяпровождение можно сделать полезным – нужно сделать полезным, если уж оно все равно есть, — но это требует определенных усилий. А само по себе это всегда превращается во что-то плохое, потому что люди склонны заниматься пустословием и даже злословием.

Церковь – это врачебница, где мы лечимся, но надо понимать, что не просто вречабница, а инфекционная больница. Мы очень склонны заражать друг друга своими различными заболеваниями. Для того чтобы это избежать, надо соблюдать те правила, которые обычно бывают в инфекционных больницах.

Когда мы понимаем, как нам трудно бороться с помыслами, и что различные ситуации в нашей жизни ведут к тому, что этих помыслов становится очень много, то нам становится легче от чего-то воздержаться. Некоторые думают, что как это он воздерживается от какого-то развлечения, легкого времяпровождения? Может быть, действительно, это время дало бы ему отдых, но потом бы оно принесло с собой столько всяких воспоминаний, ощущений и всякого этого бурления, с которым пришлось бы столько бороться, что как об этом подумаешь, так и не захочешь.

Поэтому православный человек не будет лезть в какие-то там книги, фильмы, телевизоры, которые только взбаламучивают.  А если он будет влезать во все эти «коммуникации», то только по минимуму, понимая, что это потребует от него работы – за все это придется платить. В какой-то степени это необходимо, но необходимо и платить.

В этом смысле можно вспомнить слова одного аввы, которому ученики говорили, что хорошо было бы нам сейчас в келье, а мы тут идем, на что он им ответил, что в келье тот же самый Бог, что и здесь – Бог всюду один и тот же.

Конечно, мы должны стремиться, и Бог нам будет давать, если по гордости мы не будем мнить себя достигшими этого, а просить, чтобы келья нам была всюду, куда бы мы ни пошли, нося на себе свой домик, как черепаха носит. Поэтому надо быть как черепаха, а не бросаться во всякие дурные места.

И можно завершить на хорошей ноте — предпоследним рассказом этой главы, который немножко юмористический. Это монашеский рассказ, но рассказывается про мирян, а точнее, это притча. Некий человек хотел передать свое земледельческое хозяйство сыновьям, но понимал, что они будут лениться и все испортят. И он им сказал так: вот у меня такое успешное хозяйство было, потому что я знал один день в году, когда надо работать. Если в этот единственный день поработаешь, то всегда будет замечательнейший урожай. Но сейчас я стал стар, глуп, с памятью у меня плохо – я забыл какой это день. Поэтому старайтесь работать каждый день, чтобы попасть в нужный.

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)