Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память нашей святой мученицы Елисаветы Федоровны и вместе с ней пострадавших инокини Варвары и великих князей, которые погибли тогда же в Алапаевске на следующий день после расстрела царской семьи. Почему мы особенно почитаем святую Елисавету? Здесь есть какой-то промысл Божий – он, может быть, не вполне понятный, но понятно, что он есть, и что он особенный.

Она своим образом христианской жизни – святой христианской жизни – предвосхитила то, что особенно будет нужно в ХХ веке, но тогда это еще было как-то непонятно, и только те, кто стремились к православию, это находили и показывали такие образцы. Она, подобно большинству из нас сейчас, не была воспитана в православии. Правда, она была в лютеранской благочестивой вере воспитана, не во вражде какой-то, а просто далекой от православия религии, но, тем не менее, православие ей пришлось узнавать самой.

Как мы знаем, она к этому подошла очень внимательно, потратила несколько лет и убедилась в истинности именно православия. Но для нее православие никогда не было, не стало и не должно было стать просто религией предков, которой можно следовать как-то бездумно. Православию  нужно было бы либо не следовать вообще, оставаться в лютеранстве или еще где-нибудь оказаться, но если уж православие, то только потому, что она сама уверовала и стала православной.

Когда она формально выходила замуж за члена императорской семьи – мы знаем, что это был брак без какой-либо супружеской жизни, но, тем не менее, у них были весьма дружеские отношения, — то, по законам Российской империи, не требовалось принимать православие, если это не император и не наследник престола. Поэтому она и не принимала, а приняла только через несколько лет. Что же она нашла в православии, что ее убедило?

Ее убедила по-настоящему наша монашеская традиция, через которую она поняла, что это и есть именно духовное делание, которое существует только в православии, и больше нигде нет. В какой-то степени, только более поверхностно, это понимали пусть и не очень многие, но все же не только она.  А вот в чем проявилась особенная глубина понимания у нее?

В том, что если ты следуешь православной жизни в аскетическом отношении, то ты будешь следовать и в догматическом отношении, и в каноническом. В догматическом она, несомненно, сразу поняла правоту имяславцев и поддерживала учение об Имени Божием как могла, и со своей стороны, конечно, влияла на царскую семью, хотя и не она одна, в результате чего император тоже занял позицию имяславцев.

Это просто следовало из опыта молитвы. Да, это догматический вопрос, но такой, какой открывается тому, кто молится. Если с Именем Божиим молишься, то тогда ты можешь судить для себя лично, Бог это или не Бог. Кто как молится, тот так и судит. Конечно, она и сама молилась, и у нее были наставники – не какие-то модные старцы, которые тогда были, и к которым она тоже относилась не предвзято, а вполне дружелюбно, — но те, кто были не столь популярны у народа, те, кто ее учил именно подвижнической жизни, как ее духовник старец Герман.

Конечно, она и канонически делала соответствующие выводы. Она понимала — правда, ей было легче это сделать благодаря ее положению, — что не все, что говорят епископы – правильно. В каких-то случаях она смирялась. Например, она считала, что можно возродить институт диаконисс, но Синод этого не захотел, сославшись на какие-то достаточно нелепые причины. И она, с одной стороны, смирилась, с другой – де-факто создала нечто вроде совершенно своего собственного монашеского ордена, которым стала Марфа-Мариинская обитель милосердия.

Но при этом, — правда, узнали об этом только после ее смерти, — она сама была пострижена в монашество. При жизни никто об этом не знал, и мы до сих пор не знаем, кто и когда ее постриг. Конечно, это было служение ближним. Она создала обитель милосердия, она стремилась прощать и прощала всех, кто творил ей зло, начиная с убийцы ее мужа, к которому она ходила даже в тюрьму. Но дальше с ней произошло то, что и должно было произойти с тогдашними известными христианами. Даже если бы она не была царской крови, то с ней произошло бы то же самое – ее, конечно же, убили бы гонители.

Получается, что истинная христианская жизнь становится жизнью мученической. К счастью, среди мучеников были и те христиане, которые при жизни еще не явили такой образ святости, как Елисавета. Почему я говорю «к счастью»? Потому что через мученичество они тоже стали святыми. Но нам особенно важен пример тех, кто до того, как он принял мученичество в сонме новомучеников и исповедников российских, явил нам пример христианской жизни, который нам можно сейчас использовать и как-то ему подражать.

В чем же мы можем подражать? Прежде всего, в том, чтобы христианство понимать православно как внутреннее делание. Кто монах или стремится к монашеству, тот понимает, о чем я говорю, а кто остается в миру, тот тоже может понять, потому что христианство одно, и внутренняя аскетика, и сделать монахом внутреннего человека – это всеобщая задача.

Во-вторых, надо держаться веры православной, а не какой попало. Вера выбирается не тем, что в данный момент сказали какие-то епископы, а тем, что раз и навсегда сказал Господь Бог. Поэтому надо смотреть, что говорят епископы, и выбирать тех, кто говорит православно, но на это надо смотреть самим. Епископы должны помогать, и помогают иногда, но иногда и мешают.

Святая Елисавета также вдохновляет многих людей, которым это становится все актуальней сейчас, для таких необычных форм монашества, как жизнь монаха в миру. Я повторю, что ее Марфо-Мариинская община официально не была монашеской, но имела свой собственный устав, и была разновидностью монашеской общины в миру. И вот такого рода, но разные способы монашеской жизни сейчас тоже востребованы.

И самое главное, конечно – надо быть преданным Богу, никого и ничего не бояться. «Аще Бог за нас, то кто против нас?».

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)