Если вся ветхозаветная религия была направлена на ожидание Мессии, то имеет ли смысл выделять в ней какие-то «мессианские движения»?—Несомненно, имеет.

Мессианскими называются такие движения, в которых пришествие Мессии считается либо уже совершившимся, либо делом самого ближайшего будущего. Примеры: христианство—религиозное движение, в котором пришествие Мессии считается свершившимся; движение Иоанна Крестителя—родственное движение, где пришествие Мессии предполагается в ближайшем будущем. Первоначальное христианство еще в книгах Нового Завета заявило о своей преемственности по отношению к движению Иоанна Крестителя, но есть основания полагать, что часть последователей Иоанна Крестителя к христианству так никогда и не примкнула. Начиная с III в. прослеживается история иудео- христианской секты мандеев, последователи которой существуют до сих пор; эти люди объявляют себя аутентичными последователями Иоанна Крестителя, которые отвергли Иисуса. Мы не можем проверить, действительно ли корни этой секты восходят к евангельской эпохе, но исключать этого нельзя.

Состоявшееся или имеющее состояться прямо сейчас, «в нашу эпоху», пришествие Мессии означает—в рамках ветхозаветной религии,—что «наша эпоха» является мессианской. Это, в свою очередь, радикально влияет на богослужение, богословие, философию и аскетику. А именно: из состояния относительно мирной жизни мы возвращаемся в состояние священной войны, подобной Исходу из Египта и завоеванию Земли Обетованной, но с теми отличиями от эпохи Моисея и Иисуса Навина, которые обусловлены исполнением пророчеств Ветхого Завета о мессианской эпохе.

В трактовке этих пророчеств о мессианской эпохе, а также в трактовке установлений Закона Моисеева относительно священной войны мессианские движения расходились между собой. Однако они были согласны друг с другом и отличались от немессианских движений тем, что считали необходимым трактовать современность, исходя из Моисеева законодательства не для мирной эпохи, а для военной.

С точки зрения истории философии наибольший интерес представляют собой аскетический и богословский аспекты учения мессианских движений.

1.3 «Мессианская» аскетика

«Мессианская» аскетика строится по принципу возведения в постоянную норму жизни тех ограничений, которые Закон Моисеев предписывал только на время войны. Самым радикальным из них оказывается безбрачие, которое соблюдалось в мессианских движениях не всегда последовательно, но, во всяком случае, считалось такой нормой, отступления от которой нежелательны.

Радикальность требования безбрачия можно почувствовать на фоне «мирной» ветхозаветной жизни, когда много- чадие считалось важнейшим признаком Божия благословения, а отсутствие детей—почти на грани проклятия.

Та же аскетика порождает особые формы общественной жизни, напоминающей военный стан. Классическим примером является для нас Кумранская община—та самая, от которой нам досталась библиотека—рукописи Мертвого Моря. Важнейшие сочинения этой общины—ее Устав, а также Свиток войны (мессианский трактат о священной войне, написанный в форме военного трактата, почти типичного для тогдашней эпохи), интерпретация которого уже 50 лет вызывает споры среди ученых.

Некоторые формы общей жизни были присущи, как ЭТО видно из Новозаветных текстов, и общине Иоанна Крестителя, и общине Иисуса, и первохристианской общине, возглавлявшейся апостолами.

Достаточно очевидно, что все эти принципы аскетизма мессианских движений были продолжены в христианском монашестве, которое формируется как самостоятельный церковно-об- щественный институт в конце III—начале IV веков.

Для философии аскетические доктрины важнее всего своей антропологической составляющей—учением о человеке: о том, каким человек быть должен, и о том, каков человек есть. Что касается «должного», то иудейские мессианские представления раз и навсегда отпечатались на развившихся из них христианских; нам еще придется вернуться к этим представлениям в контексте христианской антропологии. Что касается христианских представлений об эмпирическом человеке—о таком человеке, который только встает на путь спасения,—то, начиная с IV века, влияние иудейской «матрицы», вне всякого сомнения, перекрывается влиянием греческих философских школ. Кроме того, те сведения, которыми мы располагаем о иудейских мессианских движениях, всё еще столь фрагментарны, что мы не можем в достаточной степени судить об их взглядах в области философской антропологии, а следовательно, не можем пока проследить судьбу этих воззрений в раннехристианской традиции.

Библиография: В. М. ЛУРЬЕ, Призвание Авраама. Идея монашества и ее воплощение в Египте (СПб., 2001) (Богословская и церковно-историческая библиотека).