III век оказался для христианской письменности веком экзегетов (толкователей Священного Писания) и эрудитов, наподобие Климента Александрийского и, особенно, гениального Оригена (202-256), иногда высказывавших весьма сомнительные, с точки зрения остальной Церкви, воззрения, но не касавшихся самых «болевых» в то время точек христанского учения. Ориген был учеником языческого философа Аммония, которого не без основания, хотя и без уверенности отождествляют с Аммонием Саккасом—учителем Плотина. Как бы то ни было, сам Ориген стал как бы христианским «аналогом» Плотина.

III век дал великого устроителя церковного порядка священно- мученика Киприана Карфагенского и великого устроителя богослужения Ипполита Римского, но второго Иринея Лионского этот век не породил. Вероятно, Иринея Лионского было достаточно одного…

Зато вторая половина III века была отмечена ересями, касавшимися учения о Святой Троице. Эти ереси потеряли своих сторонников не позднее IV века, но навсегда остались в церковной памяти как образцы того, как не надо богословствовать. В позднейшей богословской полемике станет достаточным свести аргументы противника к какой-нибудь из этих концепций, чтобы доказать его несостоятельность.

Это, прежде всего, две богословские крайности—Савеллия и Ария.

Савеллий (середина III в.) стал самым ярким представителем модализма—радикального решения проблемы единства «многосубъектного» Бога через объявление всех различий «субъектов» некоторыми образами, а не самостоятельными реальностями. Так, Савеллий учил, что Бог—это «монада» (Едйница, а не Троица) и «Сыноотец», а Сын и Дух—только некоторые модусы, или «образы» («схематизмы»: охч^атіацої) Его существования.

Действительно, такому подходу нельзя отказать в правдоподобии—но Церковь отказалась признать за ним правду. А подобие правде заключалось в том, что после двухвековой истории перехода от иудейских концепций «многосубъектности» Бога к христианскому учению о Троице, когда оказывалось, что многие разные по видимости «субъекты» сводятся друг ко другу, возникал соблазн сходным образом «раз и навсегда» разрешить все вообще вопросы к христианскому единобожию, сведя реальность трех лиц к реальности одного.

Арий (александрийский пресвитер, начало деятельности датируется 300-ми гг.; умер в 336 г.) стал самым ярким предста- вителем противоположности модализму—а именно, крайнего субординационизма.

Арий не отрицал самостоятельной реальности Духа и Сына (правда, нет уверенности в том, насколько строго он различал понятия «Сын» и «Дух»), не отрицал даже превечного (прежде всех веков) бытия Сына-Логоса, зато категорически отрицал, что Логос «со-вечен» Отцу. Вместо этого он учил, что Логос был Сам создан из ничего, а потом через это совершенно особое творение, через Логос, было совершено творение остального мира.

Богословие Ария, как и богословие Савеллия, могло находить и находило опору в ранних христианских текстах. Как мы уже отмечали, все раннехристианские богословы говорили о Логосе- Сыне и о Духе как о находящихся в некотором подчинении Отцу. Мы отмечали, правда, что это касалось только отношения всех трех лиц к творению, но те богословы ничего не писали об отношениях лиц Божества между собой безотносительно к творению. Тем самым они оставили «свободное место», чтобы это сделали другие. Арий попытался решить эту задачу по-своему, объявив подчиненное положение Сына и Духа безотносительным к процессу откровения Божия, а затем и сделав (действительно, необходимый в таком случае) логический вывод о их инопри- родности Божеству.

Впрочем, аутентичное богословие Ария, в отличие от богословских систем его учеников—ариан второго поколения,—известно нам плохо. То арианство, с которым придется сражаться отцам Церкви в IV веке, будет уже довольно модифицированной версией прежнего арианства Ария.

Именно ради осуждения Ария собрался в 325 г. Первый Вселенский собор в городе Никее. Этот собор открыл собой совершенно новый период христианского богословия.