Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы слышали в Евангелии от Луки рассказ, который всем помнится, и даже тем, кто никогда не читал Евангелие, он известен, — про то, как Христос исцелил бесноватого, но многочисленные бесы, которые в нем были, попросили, чтобы им пойти в стадо свиное, которое неподалеку паслось, и Христос им разрешил, после чего стадо вверглось в море. И Достоевский взял этот эпизод в один из эпиграфов к роману «Бесы», который посвящен тому, что случится с Россией после того, как произойдет революция через несколько десятков лет. Опубликован этот роман был впервые в 1872 году. И так вот все и произошло, даже еще хуже.

Но для православных людей здесь бывают важны обычно две вещи. Одна довольно очевидная, но о ней всегда надо напоминать, потому что все склонны это забывать и не применять к себе. А вторая, хоть и менее понятна, но привычна, и обычно никто не углубляется в объяснения.

Более понятная, но легко забываемая — это реакция жителей Герегесинской страны, которые увидели, что это настоящий чудотворец, что Он исцелил человека от беснования, но им было гораздо важнее, чем их исцелившийся согражданин, то, что они лишились своего дохода. Свиное стадо там паслось исключительно для их дохода. Это были не иудеи, поэтому они разводили свиней. И эти люди попросили Христа, понимая, что угрожать лучше не надо, чтобы Он пошел бы от них подальше и больше не приходил, а то еще кого-нибудь исцелит, тогда вообще никаких свиней не останется.

Эта реакция знакома каждому, но, конечно, она более заметна в других людях, но гораздо лучше она нам знакома по самим себе. Мы понимаем, что Божие вмешательство в нашу жизнь к лучшему, но оно входит в противоречие с какими-то нашими житейскими интересами, и мы говорим Богу — или делаем вид, что не слышим Его, но в том или ином смысле все равно говорим Ему: подожди, все очень хорошо, но вот не сейчас, сейчас мне надо еще что-то — работы у меня много или я еще очень молод, или, наоборот, сильно стар.

А второй момент, это то, что свиней-то жалко. Обычно это не обсуждают православные христиане, хотя общая мысль тут святыми отцами выражена очень четко, что здесь аналогично со смоковницей. Смоковница точно так же, как и свиньи, согрешить не могла, а Христос ее сделал сухой.

Вот святые отцы объясняют это так, что Он хотел показать, что не только добро может творить, но и, как говорится в Синаксаре в день, когда вспоминается смоковница на Страстной седмице, может и предать муке. И чтобы не показывать это на живых людях, Он это показывает на бездушной смоковнице. То же самое можно применить и к тому, что Он показал на свиньях — их, может быть, жальче, чем смоковницу, но здесь тоже речь идет о людях.

Люди точно так же бывают охваченными бесами и погружаются в пучину. Это соответствует тому, что мы видим веками. И видим мы это все в большей и большей степени, потому что такой массовой гибели людей, как бывало в ХХ веке, не бывало прежде не только от войн, но и от самых тяжелых стихийных бедствий. — Так вот люди научились истреблять друг друга.

Возникает вопрос: что же этот Бог — Он или не всеблагой или не всемогущий? И очень многие люди, которые хотели бы верить в Бога, говорят, что они не могут в Него верить, потому что очень много зла в мире. Если Он не благой, то верить в Него невозможно, или, другой вариант, есть люди, которые верят в Него как в источник зла. А если Он благой, и не может со всем этим справиться, то тогда, значит, его нет.

Что на это можно ответить? Если бы речь шла о Боге, который Дед Мороз, например, — который точно благой, потому что дарит хорошие подарки, — то тогда это работает. Это, действительно, четкий способ доказать, что Деда Мороза не существует, что в целом наш мир не управляется Дедом Морозом.

Но если смотреть на реального Бога, то здесь все оказывается несколько сложнее. Принять вывод, что Бог благ или не благ, зависит от того, как мы сами с Ним знакомы. Если нет никакого собственного опыта познания Бога, или есть, но человек предпочитает от него отказаться, — например, потому, что его очень привлекает блуд или власть, сребролюбие, — то тогда это рассуждение тоже работает. Получается, что внутренне он сам никакого Бога не знает, и тогда Бог получается вот такой нехороший, и тогда, скорее всего, Его нет.

Но если человек понимает, что Бог благ, и он понимает это лично, и потому ни с чем не спутает, и знает, что это Бог, и Он всесильный, то он будет иначе рассуждать. Потому что это для него будет уже первичный опыт, с которым надо будет уже согласовывать остальной опыт. А остальной опыт — это опыт зла в мире.

Если согласовывать его с этим, то тогда получится, что у человеческой жизни совершенно не та ценность, которая нам интуитивно кажется, которая утверждается в наших гуманистических учениях, в которых все сводится к нашим земным интересам, даже во время земной жизни, а когда земная жизнь заканчивается, то заканчивается вообще все для человека — остается только память потомков, след в культуре и так далее.

А если ценность человеческой жизни существенно другая, качественно другая, то временный ее компонент — земная жизнь — имеет совершенно другое значение. Оно не то чтобы делится на бесконечность и становится равным нулю, но оно очень сильно уменьшается. Но в то же время оно и увеличивается, только по-другому: не то, сколько я прожил и как я умер, а то что я успел сделать для своей вечной жизни, что я в своей временной жизни собрал такого, что я могу взять с собой, что у меня останется всегда.

Причем, не так у нас, что мы пожили, а потом жизнь закончилась, потом началась какая-то другая. Конечно, другая жизнь очень непохожа на настоящую, и вполне к ней приложима такая шутка, как два эмбриона в матернем чреве спорят друг с другом: есть ли жизнь после родов? Вот примерно так же мы можем рассуждать о нашей посмертной жизни.

Хотя мы и не понимаем, как это, но мы перейдем в другую жизнь тем или иным способом. Вот в этом ценность нашей земной жизни здесь и сейчас. А все остальное со всеми великими гуманистическими ценностями, тем более, ценностями презренными даже в светском обществе — не буду их перечислять, — приближается к ценностям жизни свиньи. И вот от нас зависит, как мы будем жить, какую ценность будет иметь наша жизнь. Конечно, в Евангелии свинок жалко, но они нас должны побуждать думать о себе.

Аминь.