Иисус ответил неожиданно на вопрос фарисеев о том, какая заповедь больше в Законе,Он указал то общее правило, которое позволяет находить истину между вступающими в противоречие требованиями Закона; изучение уставов и канонов приносит нам пользу, когда еще раньше них мы усваиваем общие принципы, в частности, учение о том, как устроена Церковь, как устроено человеческое спасение; фарисеи не могли ответить на вопрос Христа, почему Давид в псалмах называет Мессию своим Господином, потому что иначе им бы пришлось признать, что Мессия будет не только человеком, но и Богом; многие люди уподобляются фарисеям еще и в том, что не готовы признать какого-то своего незнания; человек не может ни в одной области знать прямо-таки все; необходимо трезво к себе относиться и принимать свое незнание чего бы то ни было как норму; почему мыне преуспеваем в христианстве? надо заботиться о том, чтобы не оказаться в состоянии покоя и не привыкать к своим грехам; нужно стараться читать Святых Отцов и задавать вопросы тем, кто известен стремлением к какой-то жизни, направленной на спасение душ, а не тем, кто имеет те или иные священные степени.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы слышали евангельское чтение про то, как некие фарисеи искушали Иисуса, спрашивая Его, какая заповедь больше в законе. Вопрос этот имел для них большой смысл, потому что люди, которые всю жизнь проводят в изучении Закона, постоянно сталкиваются с какими-то коллизиями, потому что в любом законе существуют нормы, которые могут приходить в противоречие, и дальше надо знать, как их разрешать, какие более важные заповеди и какие, следовательно, имеют приоритет, если возникают противоречия между заповедями. И вот в этом, собственно, и заключается изучение любого закона, и по отношению к Закону Моисееву в этом же старались преуспеть и фарисеи.

И они Ему задали тот вопрос, который считался в их среде особо трудным. Потому что какую заповедь ни назовешь (имеется в виду, что-то там надо делать, а что-то там не делать), то она обязательно придет в конфликт с какой-то там другой. На этом всегда профессиональный знаток Закона сможет подловить, и получится, что любое мнение даст только повод к словопрению.

Иисус ответил неожиданно, когда Он сказал, что заповедь самая главная в Законе, — даже и не какая-то законническая заповедь, а заповедь принципиальная — “Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем своим, всей душою своею и всею крепостью своею”, и вторая, равная ей, поэтому нельзя говорить, что какая-то из них большая, — “Возлюби ближнего своего, как сам себя” — подразумевается, что это просто другая сторона той же самой заповеди. Дальше Иисус объясняет, почему Он именно эти заповеди назвал — потому что на них держится все ветхозаветное учение, как мы бы сейчас сказали. А Он говорил в терминах того времени — Закон и Пророки — это все специальные термины, потому что Ветхий Завет состоял из трех разделов: Закон, Пророки и Писания (исторические). Соответственно, Закон и Пророки как раз составляли главное учение.

И Его спросили о том, что главное в Законе, а Он ответил о том, что главное вообще во всем церковном учении, включая и Пророков. То есть указал то общее правило, которое позволяет находить истину между вступающими в противоречие требованиями Закона. И это нас, конечно, научает и тому, что надо не пытаться выучить многочисленные предписания, которые существуют и в христианстве тоже. Они в христианстве существуют не для того, чтобы их выучить наизусть, совершенно в них запутаться и потерять всякое представление о христианстве. Они существуют для нашей пользы.

Когда же нам будет польза, если мы будем изучать церковные уставы, каноны, в меру наших возможностей, когда это приносит пользу, а когда приносит вред? Но когда приносит вред, уже понятно — тогда, когда мы подражаем фарисеям, когда мы много знаем из этих правил, но мы не можем их разумно применить, потому что мы в них запутываемся. А пользу это приносит тогда, когда мы, прежде всего, еще раньше этих правил, усваиваем общие принципы. Это догматы и, в частности, учение о том, как устроена Церковь, как устроено человеческое спасение. И тогда мы понимаем, что именно как иллюстрация этих принципов и существуют разные примеры, и конкретное воплощение для каких-то стандартных, но не универсальных, ситуаций — часто бывает так, а бывает и не так — для этого существуют каноны.

Мы должны изучать может быть и многое, может быть, и мелкие какие-то детали должны изучать, это все хорошо изучать, чем больше мы это понимаем, тем лучше. Но для того, чтобы это изучать с пользой, надо это изучать в правильном иерархическом порядке, а, следовательно, прежде всего надо изучать общие принципы строения Церкви. И вот как раз об этом и говорит Христос, об общих принципах устройства Церкви Ветхозаветной, и, тем более, Новозаветной и об общих принципах нашего спасения, на основании которых мы можем правильно приложить все, собранные в канонах, в церковных уставах, не общие, а частные принципы.

Второе. Христос тогда в ответ задал фарисеям два вопроса. На первый вопрос они должны были быстро ответить, как они и на самом деле ответили: Мессия (по-гречески — “Христос”, а по-еврейски — “Мессия”), когда Он придет? Чей Он будет Сын? Поскольку известно учение, что он будет Сыном Давидовым, то они и ответили, как ожидалось, что Он будет Сыном Давидовым. Тогда Христос спрашивает: а почему тогда в псалмах Давид называет его своим Господином, ведь Сына не положено называть господином?

Сейчас, конечно, мы знаем ответ на этот вопрос — почему. Но нам важнее понять, почему фарисеи не смогли на это ничего ответить и не только не смогли на это ничего ответить, но и вообще перестали Его о чем-то спрашивать, перестали пытаться с Ним после этого препираться. Ответить на это понятно, что. Сейчас мы скажем, что Мессия — это Бог, и по-человечески Он, конечно, Сын Давидов, и в этом смысле Давид не стал бы называть Его своим Господином, поскольку Он является его сыном. Но поскольку Мессия является в то же время Богом, Мессия — божественная фигура, то это и дает понять Давид, когда называет Его своим Господином. Поскольку какой еще на земле мог быть господин у Давида — царя? Только Бог мог быть у него Господином. И об этом очень ясно написано еще в Послании к Евреям, это будет уже после тех слов, которые мы слышали сегодня в Евангелии.

Фарисеи, конечно, могли этого и не знать. По-хорошему, они должны были это знать, если бы они это сказали, то тогда бы они еще не были бы обязаны признать, что Иисус и есть тот самый Мессия. Они просто были бы обязаны признать, что Мессия, когда Он будет, будет не только человеком, но и Богом. Но они, конечно, хотели удержать свое представление о Мессии как просто человеке, поэтому они ничего сказать не могли.

Это означает, что им надо было либо отказаться от этого представления, что, конечно, маловероятно, либо надо было просто признаться “я не знаю”. Почему было не сказать Иисусу, что “я не знаю, почему Давид к нему так обращается, а что ты об этом думаешь?” Почему не признать какое-то свое недоумение? Но вот очень многие люди, к сожалению, уподобляются этим фарисеям еще и в том, что не готовы признать какого-то своего незнания. Причем, часто не готовы не только перед другими, но и перед самими собой, потому что это связано с каким-то нестерпимым для них ущербом самооценке и самолюбию.

Если твоя самооценка и самолюбие строится на том, что есть какая-то область, — не обязательно вся жизнь заключается в этой области, но часть твоей жизни заключается в какой-то области, — в которой ты эксперт, в которой ты лучше всего знаешь что-то, то, даже если это и правда, никогда не надо думать, что стыдно показаться незнающим в этой прямо области. Потому что, вообще говоря, человек не может ни в одной области знать прямо-таки все. И совершенно в любой области, даже там, где он, может быть, лучше всех на земле что-то знает, все равно найдется что-то такое, чего он не знает. И в этом надо признаться.

Вместо того, чтобы смиряться перед Богом, вместо того, чтобы трезво к себе относиться, даже пусть и не смиряясь перед Богом, — даже некоторые атеисты так к себе трезво относятся, — очень многие люди, даже те, которые считают себя православными христианами, относятся к себе нетрезво. И для них признать свое неведение в какой-то области, на которой они настаивают, что они в ней разбираются, это совершенно нестерпимо. И они тогда не могут сказать этого перед другими.

И это еще не самое плохое, что с ними бывает, — с ними, или лучше сказать, с нами. Потому что часто мы этого не можем признать не только перед другими, но и перед самими собой. И вот мы, казалось бы, могли бы осознать проблему, что мы чего-то не знаем, дальше попытаться порыть литературу, попытаться у кого-то что-то спросить, — но, может быть, спросить слишком унизительно, но хотя бы попытаться осознать проблему, попытаться порыть литературу, а потом уже у кого-то спросить, если не найдем ответов в литературе, а может и найдем. Но вот часто бывает, что мы даже себе в этом не признаемся. В результате мы так и остаемся в своем незнании. Начинаем дальше к нему привыкать, начинаем забывать, что это вообще какое-то незнание, что вообще здесь проблема, начинаем просто так вот жить.

Очень многие люди имеют в своей жизни целые направления, о которых они не думают. Вот, например, становятся люди православными поначалу, у них очень много проблем — как мне начать молиться, как мне начать жить, по возможности приближаясь к идеалу древних подвижников… Одни вопросы. Но тут, кажется, что ответы какие-то нашлись — вот делай то-то и то-то и будешь ко всему этому приближаться. Хорошо, делаю то-то и то-то, проходит года три-четыре-пять, я вижу, что совершенно не приближаюсь.

Значит, какие-то ответы, если они были даже и правильные, они были совершенно недостаточными. Тут бы надо бы что-то и спросить. А зачем что-то спрашивать? Я так уже живу года три-четыре-пять, я уже привык к такой жизни, и потому, собственно говоря, спрашивать и узнавать мне ничего не надо, потому что это создаст только опять какую-то нестабильность, нарушит мой привычный порядок, опять поставит меня в зависимость от каких-то неудач, от необходимости, что-то сделать, а это будет не получаться, я не хочу так жить, зачем …

Вот, собственно говоря, из-за этого мы и не преуспеваем, из-за этого мы тонем во всяких грехах, будучи даже православными христианами. А те, кто не является православными христианами, точно по этой же причине никогда ими не становятся, или становятся, но так, как я сейчас рассказал, то есть так, что толку в этом никакого нет.

И что же с этим делать? Прежде всего, надо принять свое состояние незнания за норму. Не надо считать, что нормой является какая-то спокойная жизнь, где я что-то знаю и еду по каким-то рельсам, которые мне достаточно понятны, и я вижу, что впереди идут те же самые рельсы. Надо понять, что те рельсы, которые впереди идут, то ли рельсы, а может это вообще какая-то иллюзия, может, там вообще обрыв, но это меня не должно волновать. Потому что если там обрыв, а я иду туда по воле Господа, то сбудется то, что как раз говорится в псалме: “на руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу тсвою”, то естьтебя подхватят и понесут ангелы, если уж Богу будет угодно.

Не надо заботиться о том, чтобы не оказаться в состоянии покоя, не привыкать к своим проблемам, не привыкать, если уж называть вещи своими именами, к своим грехам, а стараться с этим что-то делать, и задавать вопросы. Первая инстанция, куда нужно задавать вопросы, — это самому себе, потому что важнейшая категория этих вопросов такова, что мы ответы знаем. Если мы эти ответы знаем, пытались уже им следовать, но как-то все не получается, то это признак того, что мы их знаем недостаточно, надо спросить кого-то еще. И, может быть, мы ответов не знаем, тогда тем более понятно, что надо спросить кого-то еще.

Кого еще можно спросить? Если у нас есть такая возможность, — технически такая возможность есть у всех, но не все могут ей пользоваться, и не все могут научиться, — но кто может, должен читать Святых Отцов и пытаться систематически там искать ответы на свои конкретные вопросы. Но этого тоже может быть недостаточно, а, кроме того, у большинства просто такой возможности нет.

Тогда надо спрашивать у тех, кто предположительно сталкивался с тем же самым, даже и если не разрешил для себя. Желательно, конечно, если он разрешил для себя эти проблемы, но откуда же мы знаем, разрешил он или не разрешил. Но если хотя бы он сталкивался, и сам искал какие-то ответы, то уже он может нам помочь советом. Пусть даже он преуспел не больше нашего, но, по крайней мере, он старается. А, может быть, он и больше нашего преуспел.

Во всяком случае, стоит спрашивать не у тех людей, которые облечены какой-то иерархической степенью. Потому что она дается, как мы хорошо знаем, в зависимости от различных вещей, которые определяются промыслом Божиим и человеческим раздолбайством и всякими прочими страстями. В первом приближении можно считать случайным, кому даются священные степени. Поэтому спрашивать о чем-то нужно не того, кто имеет ту или иную степень священства, а того, кто известен стремлением к какой-то жизни, направленной на спасение души. Это может быть человек и мирского сана, и какого угодно, потому что святыми, как мы знаем, становятся люди из любого положения. И вот его и надо спрашивать. Тогда постепенно мы будем получать какое-то вразумление.

Но для того, чтобы спрашивать, надо иметь вопросы, а для того, чтобы иметь вопросы, надо не просто кому-то что-то уметь сказать, потому что это еще не значит, что мы на самом деле хотим спрашивать. Вот фарисеи сегодня, они же спросили Иисуса о том, чего не знали. Но они не захотели Его слушать. Поэтому еще не факт, что, задавая вопросы, мы действительно задаем вопросы. Но надо стараться действительно задавать вопросы. Тогда, конечно, потихонечку и совсем не в том количестве, в котором нам бы хотелось, но будут поступать и ответы.

Аминь.