Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем празднование, которое называется Торжество Православия, и оно становится в некоторые эпохи более важным и более актуальным, чем в какие-то другие эпохи. И наше время как раз такое. Когда-то этот праздник был установлен, по всей видимости, в 843 году, и потом был составлен Синодик в Неделю православия, основная часть которого посвящена прославлению иконопочитателей и анафематствованию иконоборцев.

Это древняя часть, которая была составлена в окончательном виде примерно в 847 году, после смерти патриарха Мефодия. Он там упоминается об упокоении. И вот двести лет это больше никто не трогал. Праздник этот служил только как воспоминание победы над иконоборчеством. Правда, каких-то особых процессов с новыми ересями в Византии не возникало, но дело изменилось в конце ΧΙ века, почти через двести лет после этих событий, когда осуждали Иоанна Итала, но сам он потом покаялся, — поэтому его сегодня не анафематствуют лично, — но его учение анафематствовали даже двумя соборами.

Это было связано с тем, что он напустил в христианское учение, которое он выдавал за православное и имел много учеников, множество заблуждений язычников. Это началась такая мода не просто на увлечение языческой философией, а уже религиозными идеями, которые имели всякие неоплатоники, причем даже те, кто полемизировали с христианством. Особенно это относится к Проклу, который жил в V веке.

И вот тогда, когда собор должен был разобрать и анафематствовать сочинения Иоанна Итала, этим не ограничились, но стали добавлять в Синодик Недели православия соответствующие анафематизмы. И вот так опять Синодик оживился. Это произошло в Византии, но и в славянских странах тоже это вводили. Старый Синодик остался только в Грузии.

Это был ΧΙ век. А в ΧΙΙ веке множество ересей внутренне потрясли Византийскую Церковь. То, что в это время было разделение с Римско-католической церковью, в Византии особенно не замечали, внимание на это не обращали. Поэтому это совершенно никак не отражено в Синодике. А самое главное, что отражено в этот раз – это учение о евхаристии.

Православная позиция заключается в том, что жертва приносится, конечно, Христом, Который как архиерей по Своему человечеству приносит, но Сам Он является жертвой, — не только архиереем, приносящим жертву, но и самой жертвой. Но кому приносит? Приносит Самому Себе тоже, потому что приносится не только Богу и Отцу, что, конечно, правильно и говорится в молитвах, но и всей Троице. И нельзя Троицу разделять.

И то жертвоприношение, которое приносится в каждом храме, каждая евхаристия – это не подобие, не напоминание о том, что совершил в свое время Христос, а это именно реальность того же самого. Единственная жертва Христа, принесенная на Голгофе, открывается, мы к ней приобщаемся через евхаристию, а не просто мы о ней что-то вспоминаем. Вот здесь отличие православного учения от неправославного, которое тогда придумали византийские еретики, а потом на Западе придумали то же самое заново.

Дальше идут анафематизмы ΧΙV века исихастских соборов, но об этом сейчас можно не говорить, потому что об этом как раз будет разговор в следующее воскресенье. И дальше византийский чин перестал развиваться, потому что Византия пала, и стало уже не до того. Но уже в ХХ веке опять вспомнили о Синодике в Неделю православия

В довоенное время Зарубежная Церковь добавила туда несколько анафематизмов, связанных с защитой чистоты учения от всяких модных увлечений теософией, спиритизмом и так называемой софиологией. И заодно туда вставили не предназначавшуюся туда изначально анафему против большевиков, хотя напрямую большевики не названы там, но названы вообще все, кто разорял церкви Божии, убивал священников, если они были хотя бы по рождению крещены. Эту анафему принял в 1918 году Поместный Собор Российской Церкви, и вот Зарубежная Церковь внесла ее также в Синодик Недели православия.

Потом опять некоторое время этот Синодик не развивался, но в 1983 году ситуация изменилась, когда Собор Зарубежной Церкви внес туда анафематизмы против ереси экуменизма. Сейчас мы знаем, что ересь экуменизма бывает и в других формах, а не только в тех, которые тогда были распространены и которые тогда были осуждены, и можно было бы это несколько дополнить, но по сути, так или иначе, ересь даже если не во всех современных ее модификациях описана, но она там осуждена.

Однако, из-за того, что Зарубежная Церковь не имела твердого исповедания, шаталась и хромала с одной ноги на другую, там не удалось полноценным образом осудить ересь экуменизма. Была названа болезнь, но не был назван ни один больной. Когда святые отцы осуждают какую-то ересь, то всегда анафематствуют вместе с тем и того человека, который ее первоначально провозглашал, если он не каялся, как чаще всего бывает, — или, если он каялся, как в случае Иоанна Итала, то его самого, конечно, не анафематствуют, но ясно говорят, что это было именно его учение. А Зарубежная Церковь так анафематствовала ересь экуменизма, как будто никто конкретно этой ереси не придерживается.

Поэтому в девяностые годы Синодик еще был дополнен разными греческими старостильниками и продолжателями дела Зарубежной Церкви до того состояния, в котором мы сейчас его читаем. Во-первых, греки добавили имена основателей ереси экуменизма. Во-вторых, русские добавили, а греки это приняли, ересь сергианства, которая является тоже величайшей пагубой нашего времени.

Конечно, всегда иерархи государственной церкви стремились идти на разные недолжные компромиссы с властями ради какой-то выгоды, и всегда это было греховно, но грехи бывают разыми. Например, одно дело, когда человек хотел убить, но не убил, — и это даже уголовно не наказуемо, хотя это явно греховное желание, — а другое дело, когда он попытался убить, но не смог по не зависящим от него причинам: это уже уголовно наказуемо, хотя и не так сильно, как если бы попытался убить и убил; убийство – это уже другое преступление.

Здесь есть градация. Ересь сергианства, — когда мы говорим именно о ереси сергианства, а не просто о тенденции и настроении, — надо сравнивать с людьми, которые уже на самом деле убили, а не просто пытались убить. Что они сделали? Они были не просто готовы подчинить Церковь, но на самом деле у них была такая возможность, и они подчинили то, что у них осталось вместо Церкви, врагам и безбожникам.

Вот так сложился нынешний Синодик в Неделю православия. Сказать ли, что если мы в истинной Церкви, то нам уже нечего бояться? К сожалению, так тоже сказать нельзя. Поэтому, помимо того, что Синодик очевидным образом отделяет православных христиан от неправославных, от наследников разных еретиков древности или не такого давнего времени, как, например, так называемого, мирового православия, которое находится в ереси экуменизма и сергианства, — вот помимо этого, конечно, нам надо понимать, ради чего мы православные. Не только от чего мы отошли, но и в чем состоит наше православие.

Особенно важно вот что. Все-таки православие заключается в том, чтобы быть с Богом, чтобы общаться с Богом. И главные наши догматы, которые больше всего защищает Церковь, и на которые больше всего нападают еретики в каждую эпоху, они относятся именно к общению каждого человека с Богом. И вот современные еретики, которые, к сожалению, находятся в тех Церквах, которые отошли от экуменизма, от сергианства, тоже нападают на этот догмат.

Одно из анафематствований сегодняшнего дня как раз касается тех, кто не верит в Божественность имени Божиего, что это божественная энергия. Почему это важно? Именем Божиим мы совершаем молитвы. Там наши первые молитвы и последующие любые молитвы – они все с призыванием имени Божьего.

Одно дело, если это, как учит Православная Церковь, не просто слова человеческие, а реальное присутствие Божие, через которое мы уже напрямую соприкасаемся с Богом, и потом наше богообщение может только углубляться, а другое дело, если это просто условное человеческое имя, как, например, кличка собаки, и тогда, конечно, в нашем сознании что-то играет, но к Богу это не приобщает.

Вот те, кто сами не имеют опыта молитвы, сами не имеют опыта Божиего, им кажется, что его и не должно быть. Им же кажется свое состояние нормальным, поэтому им кажется, что и нет ничего в имени Божием. И соответственно со своим помрачением, — которым согрешают, к сожалению, и многие архиереи, как происходило в России до революции, и не только в России, — они начинают перетолковывать божественные догматы, и говорят, что имя Божие – не является присутствием Бога, и что энергии Божии не суть имена Божии.

Тогда, конечно, это уже не какое-то их личное заблуждение, особенно если они проповедуют, тем более, если они преследуют тех, кто с ними не согласен, имея административную церковную власть, — а это уже, конечно, настоящая ересь. К сожалению, в нашем истинном православии, так называемом, очень много наследуется и от того, что было до революции, хотя от чего-то мы отошли, особенно от сергианства (и то не надо обольщаться, что слишком далеко), а что-то осталось.

Поэтому нам надо все время обращаться к истокам. И к истокам нас обращает сегодняшний чин. Кто его не понял, тот может почитать, если он грамотный, – можно найти что-нибудь на русском языке. Можно найти какой-то краткий вариант – всегда есть какой-то уровень понимания церковного учения, который доступен каждому. Не может быть такого, чтобы человек, который вообще способен понимать слова, ничего бы не понял в каком-нибудь объяснении.

Поэтому будем стараться держаться Православия, будем стараться держаться тех объяснений, которые мы можем усвоить, и благоговейно воспринимать каждый случай, когда Церковь нам дает какое-то дополнительное объяснение. Поэтому очень хорошо, что все-таки нашлись те прихожане у нас, которые сегодня пришли и достояли до конца этого чина.

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)