Зачем нужны особенные нагрузки в посту — много поклонов, неядение? Механической пользы ни от чего не бывает, а польза бывает только при правильном отношении. Большие нагрузки нужны для того, чтобы ощутить разницу между христианской и нехристианской жизнью. Здоровый и нездоровый интерес к догматике. Надо стараться следовать уставу по мере наших сил, выкладываясь полностью.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

В прошедшие сутки мы совершили службу, которая называется “Стояние Марии Египетской”, потому что одно из событий, воспоминаемых на этой службе, это житие святой Марии Египетской, ее стояние в притворе храма и затем ее жизнь в пустыне; но самая примечательная особенность этой службы — это чтение полностью Великого покаянного канона святого Андрея Критского, который содержит более 200 тропарей. И во время этой службы совершается особенно много поклонов, которые начинаются на вечерне, соединенной с литургией Преждеосвященных Даров, а потом продолжаются на утрени, и “труда ради бденного” даже меняется обычный устав чтения Псалтири, которая на этой седмице читается так, как никогда больше в году, а все это ради того, чтобы на утрени с чтением Великого канона осталась только одна кафизма вместо трех, чтобы служба была не такая длинная. Но все равно она оказывается очень длинной, это самая длинная служба в году. И у многих людей возникает естественный вопрос: а зачем нужны вообще такие службы? Зачем нужно столько поклонов сразу? Ну, ладно там, десять земных поклонов, ну, двадцать… Но зачем более 750-ти, как это было бы, если бы служба шла точно по уставу (мы служим сокращенно, делаем по одному, а не по три поклона на каждом тропаре, и поэтому получается за службу порядка 300 поклонов)? Зачем это все нужно?.. Я уж не говорю, что если до вечера ничего не есть перед литургией Преждеосвященных Даров, то получается еще дополнительная нагрузка… Зачем это все нужно? Это все, с одной стороны, такие чрезвычайные усилия, которых мы в обычной своей христианской жизни не делаем, а, с другой стороны, если мы эти усилия делаем, и нам хватает на это все здоровья, то от этого мы вовсе не становимся лучшими христианами, чем были. Получается, что особого смысла в этом нет. И одни чувствуют какую-то свою неполноценность оттого, что не могут все эти вещи делать; а другие, может быть, наоборот, оттого что могут это все исполнять по уставу, ощущают свою “полноценность” и начинают думать, что они “не якоже сей мытарь”. И получается, что от всех этих вещей одни только искушения.

Но если церковный устав это устанавливает, то значит, он имеет все-таки что-то в виду. Как всегда, в виду тут имеется не какая-то механическая польза, которая вообще ни от чего церковного не может произойти; даже от того, что мы сейчас причастились Святых Христовых Таин, механически польза не произойдет; если мы будем причащаться механически, то от этого будет только вред — мы причастимся в суд и во осуждение. Это касается и вообще всего, что нам дает или советует Церковь. Никакой автоматической пользы ни от чего не будет, а польза будет только при условии, если мы ко всему будем правильно относиться. Собственно говоря, любой дар Божий, а наипаче тот, который преподается в Церкви, таков, что польза от него будет не сама по себе, а только в том случае, если мы правильно к нему отнесемся. И вот, церковная дисциплина нас учит прежде всего правильному пониманию, а только во вторую очередь развивает нас физически, делает более здоровыми и более сильными для несения каких-то подвигов. Пониманию чего? Пониманию того, что такое христианская жизнь, что существует большой перепад между жизнью христианской и той жизнью, которой живут люди в миру, даже если они именуют себя христианами.

Ведь недаром так получилось, что в наше время считается совершенно нормальным — и это в России повелось еще с XIX века — в пост есть рыбу, литургию Преждеосвященных Даров служить утром, чтобы избежать целодневного неядения, земные поклоны на Великом каноне вообще не делать (только у старообрядцев они сохранились). То есть в целом то, что когда-то было общенародным благочестием, а не каким-то монашеским (потому что если бы оно было только монашеским, то оно бы не сохранилось у старообрядцев), стало каким-то исключительным явлением, которое даже и в монастырях не встречается. А может быть, это правильно? Может быть, зря мы стараемся следовать уставу, а не тем народным обычаям, которые установились в последние века? Нет, все-таки не зря. Потому что самая главная причина, по которой нам обычно не хочется следовать таким вот жестким требованиям церковного устава, та, что мы не хотим слишком сильно нарушать обычный строй своей жизни и не хотим слишком сильно отличаться от нашего окружения, которое все равно в том или ином смысле нехристианское — либо оно нехристианское и само себя таким считает, либо оно себя считает христианским, но по сути интересуется тем же, чем язычники, а потому все равно не христианское. И получается, что, как сказал один человек, праздники становятся не такими праздничными, а посты — не такими постными. Все как-то усредняется, и получается, что мы не очень напрягаемся в пост, а поэтому мы не очень радуемся в праздник. Вместо этого мы и в пост, и в праздник заняты своими повседневными заботами, от которых если и отвлекаемся, то только иногда, когда нас что-нибудь радует или огорчает, но и радость эта, и огорчение бывают просто животными эмоциями. И получается, что христианской жизни у нас нет вообще.

А вот через такие простые упражнения мы научаемся держаться христианской жизни, которая отличается от всего того, к чему нас влечет мир. Ведь недаром для того, чтобы научиться любить ближнего, мы сначала должны научиться поститься в среду и пятницу. Потому что без этого простого не будет более сложного. Потому что для всего, и для простого, и для сложного, нужна благодать Божия, и если мы не используем те возможности, которые уже имеем, чтобы сделать что-то простое, то тем более мы не получим помощи Божией на то, чтобы сделать что-то сложное. Также это относится и к соблюдению устава, и ко всем этим физическим нагрузкам. Потому что всякая физическая нагрузка служит образом душевной. А душевная нагрузка, которая требуется для того, чтобы быть христианином, гораздо сильнее, чем все эти физические нагрузки. Потому что и сейчас, во время торжества ереси, когда люди, именующие вполне искренно сами себя христианами, на самом деле оказываются, к великому сожалению, еретиками, хотя они, может быть они вполне благочестивы, — мы должны понимать, насколько трудно нам не плыть по течению. И вот, такие упражнения как множество поклонов на Великом каноне, неядение целыми днями и подобное, все это служит нам для того, чтобы натренировать нас на то, чтобы именно душевно не плыть по течению. Потому что мы привыкли есть, привыкли не делать поклонов, но мы все-таки будем их делать.

Тем более это нам нужно в душевном отношении. Потому что очень просто, когда мы живем, ориентируясь на то, на что ориентируется большинство, — на то, где какой батюшка, на то, что надо быть хорошим человеком, на то, что надо стараться преуспевать в личном благочестии. Это, конечно, хорошо, и следовать этому не так уж и просто; но, тем не менее, одно лишь это не делает нас христианами, потому что те же проблемы мы будем испытывать, если захотим быть мусульманами в мусульманском окружении или католиками в католическом окружении. Мы должны знать, что такое настоящее православие. Для большинства православие или вообще религия, к которой они принадлежат, это то, что исповедует их окружение, то, что является “нормальным” для большинства. А “нормальным” для нас для всех, к сожалению, является — не думать о догматике, не думать, где какие епископы, что они говорят. Те, кто начинает об этом думать, вызывают сразу большое подозрение и, что самое плохое, подозрение обоснованное, потому что в большинстве случаев, если брать статистику, те, кто начинают это делать, делают это не оттого, что они так уже действительно интересуются догматикой, а оттого, что у них какие-то амбиции, которые они хотят реализовать, или же они просто ненормальные. Поэтому они, вместо того чтобы заниматься спасением собственной души, начинают следить за церковными новостями, выслеживать архиереев, замечать, кто из них сказал что-то не то, начинают сплетничать о деяниях церковных деятелей, — и действительно, все это вызывает отвращение, все это вредно для души, и такое поведение и интерес к этим темам вызывает справедливое подозрение у тех, кто понимает, что спасение собственной души все-таки необходимо.

Но все-таки, несмотря на то, что интерес к подобным темам может быть нездоровым, некоторый здоровый интерес к ним не только бывает, но он нам необходим. Без него так же не бывает спасения души, как без соблюдения церковной дисциплины, без стараний элементарно не конфликтовать со своими ближними и т.д. Потому что мы должны не искать успокоения в уверенности в правильности нашего пути, потому что все вокруг живут так же (потому что это никакой не аргумент), а должны все время ставить себя перед святыми отцами. И если мы видим, что Церковь, в которой мы находимся, несмотря, может быть, на многочисленные грехи тех людей, которые в ней являются пусть даже и епископами, все-таки соответствует той Церкви, о которой учили и в которой, самое главное, пребывали святые отцы, то тогда хорошо. А если мы не знаем, соответствует она этому или нет, то это уже очень плохо, и тогда нужно постараться это узнать. И если она не соответствует святым отцам, хотя бы она соответствовала представлениям абсолютно всех наших друзей и уважаемых нами людей, то конечно, в такой церкви пребывать нельзя.

И вот, мы должны научиться ориентироваться на святых отцов. Прежде всего, мы должны выбрать себе правильную догматику — догматику святоотеческую. А для того, чтобы мы могли сделать правильный выбор, мы должны натренировать, если можно так выразиться, мускулы, с помощью которых мы будем этот выбор совершать. И вот, тренировка таких мускулов состоит в том, чтобы принимать на себя — но тогда, когда Церковь велит, а не по нашему разумению, — всякие более или менее экстремальные физические условия. Потому что полезно не просто поститься (потому что йоги, например, постятся еще лучше), а полезно поститься так, чтобы это было тренировкой для нашей души, так, чтобы мы действительно измеряли свою жизнь церковным уставом и вообще святоотеческими наставлениями. И тогда уже не столь важно, насколько мы сможем по абсолютной шкале приблизиться к этому уставу, а важно, насколько мы приблизимся к нему по относительной шкале. То есть мы всеми своими физическими и психическими силами должны делать то, что мы можем делать. Святые отцы тоже делали все, что могли; а уж кто сделал больше, кто меньше, зависело от того, кому сколько Бог дал физических сил или, наоборот, послал физических болезней, — и это совершенно не наше дело, а Божие. Мы должны постараться полностью выложиться, а уж конкретный результат не имеет значения. И для того, чтобы мы научились это делать в душевном отношении, чтобы мы могли именно по святым отцам поверять ход свой церковной жизни в целом, и прежде всего свою веру, догматику и ту Церковь, в которой мы пребываем, чтобы мы не оказались в еретическом сообществе, — для этого нам все время необходимо тренироваться в том, в чем нас Церковь тренирует, т.е. в постах.

Конечно, еще может быть и такое, что люди привыкли следовать каким-то правильным лозунгам в догматике, но не следуют Церкви в остальных вещах, дисциплинарных. Тогда легко получается, что истинное православие, православная вера для таких людей превращается в идеологию. Если у нас правильная идеология, то это само по себе еще не приведет к спасению нашей души, потому что живем мы все равно “по стихиям века сего, а не по Христе”, и если мы случайно оказались в компании, где правильные лозунги, то это еще вовсе не значит, что мы тем самым уже стали членами Церкви, хотя номинально мы и можем ими являться, но на том свете, боюсь, не окажемся. Поэтому надо стараться принимать учение Церкви во всей полноте, стараться все время делать так, как делали или сделали бы на нашем месте святые отцы. Вот только тогда мы спасемся. Аминь.