Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня у нас интересное совпадение праздников получилось – Неделя о блудном сыне совпала с празднованием Собора новомучеников и исповедников Российских. Конечно, по внутреннему содержанию это все очень связано, потому что блудным сыном является Россия. Конечно, и каждый из нас, и много кто еще является, но и в целом Россия была блудным сыном к 1917 году.

Что тогда происходило? Была видимость православия, а за этим – пустота, и вскоре мыльный пузырь лопнул. Почему это можно сравнить с блудом и прочими отвратительными вещами? Потому что под видом православия происходило совершенно неизвестно что. Конечно, Господь это все терпел, сколько мог, но очевидно, что раз произошло такое суровое лечение в виде самой что ни на есть тяжелой операции, которой для Церкви стала революция, — то это значит, что ничего более мягкого применить было уже нельзя. Потому что мы знаем, что любое наказание Божие, любое исправление – всегда самое мягкое из того, что только возможно.

Если самое мягкое оказалось столь жестоким по нашим человеческим меркам, то можно сделать вывод о том, до чего мы дошли. И вот после этого Россия возвратилась в отчий дом.  Что это означает? Я, конечно, говорю не о всей России, а о православной Российской Церкви. Отчим домом оказались катакомбы – на земле никаких домов не оставалось, только подземелье. Так вот началась настоящая новая жизнь у русской старой Церкви, и она была жизнью катакомбной, которую мы сейчас все наследуем.

Конечно, новомученикам наследуют не все подряд, а те, кто оказывается верен новомученикам. Конечно, если мы представим, где бы сейчас были эти самые новомученики 20-30-х годов, о которых мы читаем, то совершено понятно, где их Церковь. Правда, на это нам возражают, что новомученики были разные, и одни говорили так, как вы, а другие говорили иначе.

На это можно ответить вот что. Часто путают жертв тогдашнего террора и мучеников в христианском смысле слова. Это совершенно разные категории. Мученики – это те, кто пострадал за Христа. И не обязательно им говорили: «отрекись от Христа», — а они не отрекались, и их убивали. Тут имеет значение любое принуждение поступить вопреки православной вере. Если человек даже до смерти стоит и не отступает, то такой человек, конечно, страдает за Христа.

Жертвы оказывались разные, и, в конце концов, те, кто творили этот террор, сами оказывались его же жертвами, как мы знаем. А что можно сказать о тех, кто пострадал, с человеческой точки зрения, совершенно невинно, но они не были исповедниками православной веры? Да, можно сказать, что они жертвы, но нельзя их относить к новомученикам.

А уж тем более нельзя относить к новомученикам тех, кто сам в этом терроре участвовал, – я говорю о «сергианах». Потому что сознательные «сергиане», которые тоже пострадали, «обновленцы», тогдашние просовецкие церковные расколы тоже очень пострадали, а «григориан» вообще истребили подчистую, — но они не являются новомучениками. Они сами были соучастниками этого террора на его ранних стадиях, когда они предавали своих бывших собратьев и помогали власти устраивать гонение на оставшихся — тех, кто в организованные ими сообщества не пошел.

Они думали, что их не затронут, но обманулись в этих надеждах. Да, они не виноваты были в том, в чем их обвинила эта власть, но, в любом случае, они не являются новомучениками. И даже какие-то честные верующие, но у которых не хватало понимания православной веры, и в силу этого они оставались в сергианстве, тоже не являются новомучениками.

Я особенно скажу об одной категории таких людей, потому что многие люди — особенно это было принято в Зарубежной Церкви — путают. Речь идет о так называемых «непоминающих». Вот наши «иосифляне» никогда не были «непоминающими». Они были поминающими, но поминали митрополита Иосифа, митрополита Петра. А «непоминающими» называли тех, кто не поминал митрополита Сергия – советского патриарха впоследствии, — но при этом был в общении с ним.

Они не признавали его административную власть, но признавали, несмотря на все эти беззакония, что он остается все равно в Церкви. Поэтому они были в полном общении с мирянами и клириками, признававшими Сергия вполне. Самая известная группа – «мечевцы», но были и другие. И именно потому, что у них было полное общение с сергианами – только не было признания административной власти Сергия, — они все равно являются такими же сергианами.

Поэтому наши отцы – митрополит Иосиф и другие, Новоселов – были категорически против общения  с ними, не имели никакого общения с ними в таинствах. Какая разница, почему ты сергианин? Потому что ты любишь Сергия или не любишь, потому что считаешь, что он прав или неправ, потому что признаешь его административную власть или не признаешь? Его надо не признавать как православного епископа. А те, кто его признает как православного епископа, сами неправославные.

И поэтому за пределами православной Церкви могут быть жертвы террора, могут быть очень достойные люди, очень мужественные и замечательные, которых можно очень уважать, и, тем более что там есть люди, которым можно сострадать, но не будем забывать, что там есть и пособники. Многие соратники Сергия были пособниками этого террора, и даже часто не могут считаться и жертвами.

А другое дело новомученики, память которых мы сегодня совершаем. Новомученики – это именно те, кто был в настоящей Церкви, пострадал за Христа. И вот мы тоже должны быть в Церкви новомучеников. А если так, то сейчас, в Неделю о блудном сыне, мы вспоминаем отеческий дом. Отеческий дом – это Церковь, но Церковь настоящая. А настоящая Церковь в России – это Церковь новомучеников, которая ими создавалась.

Конечно, мы, приходя в Церковь, видим, что нам там нечего делать – никаких развлечений привычных нет, мы уже помолились и устали, и — сколько можно все время ходить?.. Получается, что мы, вроде, в Церкви, а вроде как и не понятно, в Церкви мы или нет. Я думаю, что надо каждому смотреть на себя, и подумать, что я здесь делаю, почему мне нечего делать, почему вот такая пустота. Почему меня пугают страхи, которые возникают во внешнем мире? Почему я все время мыслями в каких-то мирских сюжетах? Почему Церковь для меня не главное?

Если в себе это заметишь, то надо просто Богу помолиться – «Боже, милостив буди мне грешному», как говорил в прошлое воскресенье мытарь. Он это говорил не для того, чтобы мы к этому воскресенью про него забыли, а для того, чтобы применяли к следующим ситуациям. А в следующей ситуации мы хотим вернуться в отчий дом. Мы хотим, чтобы мы в Церкви были по-настоящему, и чтобы в настоящей Церкви нам было что делать, чтоб мы понимали, с кем мы и зачем мы.

Для этого надо обращаться к Богу. Тогда постепенно, а может быть, даже сразу, будет падать пелена с глаз, и то, что казалось увлекательным или страшным, перестает быть вообще интересным, и ты начинаешь понимать, что единое на потребу – это Тот, Кто живет в этой Церкви в качестве отца, к Кому ты вернулся как блудный сын.

Аминь.

епископ Григорий