Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня  Церковь совершает не просто память св. Иоанна Лествичника — у него память в другой день, когда он умер, — а совершается большой праздник в его честь. Почему это нужно? Это нужно нам для понимания смысла Великого поста и смысла нашей христианской жизни. Все мы понимаем, что Иоанн Лествичник — это аскетический писатель, монашеский писатель. Так про него говорят,  и это совершенно справедливо.

Он учит, прежде всего, монашеской жизни, а то, что предлагается для общецерковных праздников, — это всегда касается всех, не только монахов, но и мирян. И мирян, получается, это касается в первую очередь, хотя бы потому, что их больше. Почему же им дается Иоанн Лествичник?

Потому и дается, что на самом деле то, что пишется для монахов, то по сути своей пишется для всех абсолютно. Действительно, монашеская жизнь предполагает какие-то специфические формы, которых вне монашеской жизни нет. Это тоже как-то связано с учением о монашестве, и в монашеских поучениях тоже об этом говорится, но это лишь малая часть того, в чем смысл монашества и поучений монашеской жизни.

Основное и главное относится ко всем без исключения. Поэтому те, кто говорят, что есть какое-то христианство одно — вот про него, например пишет Иоанн Лествичник, — а для мирян есть какое-то другое, эти люди… я бы сказал, что они правы. А очень многие приходские батюшки склонны так вот объяснить христианство — действительно, для них христианство какое-то совершенно другое.

Но тогда надо уточнить, что есть христианство спасительное, а есть неспасительное и даже душевредное. То, которое не по “Лествице” Иоанна Лествичника, то которое никак не связано с монашеским христианством, то просто и не является православным. В конце концов, сейчас очень много видов христианства. Так они себя называют. Не будем спорить о словах, пусть у них тоже будет христианство: есть баптисты, есть адвентисты, есть наши либеральные православные, которые ничем, в принципе, от них не отличаются. Но они понимают, что они отличаются от нашей святоотеческой традиции, от Иоанна Лествичника. Но чтобы не было соблазна так думать, устанавливаются праздники, подобные сегодняшнему, когда всем вообще предлагается “Лествица”, предлагается это учение.

О чем оно? Что ж такое предлагается всем? Если открыть книгу “Лествица”, то первое же слово там “Об отречении от мира”. Отречение от мира — это синоним монашества. Это совершенно так и есть, это правда. Но какое может быть христианство без отречения от мира? Ведь кому сказаны слова в Новом Завете: “Не любите мира и того, что в мире”? Это сказано тем, кто слушает — ученикам. Монашества тогда и в помине еще не было.

Получается, что отношение к миру должно быть всегда одинаково, независимо от того, монахи мы или нет, но, конечно, с поправкой на образ жизни, на обязанности, наконец, даже на личные греховные привычки. Но поправка на них — скажем, сознание своей немощи, что я вот должен бы так, но так не могу, поэтому я не буду делать вид, что я могу, а буду делать как могу, буду стараться, но уж чего нет, того нет, — принципиально отличается от оправдания своих немощей.

Мы оправдываем свои немощи, когда говорим, что я греховен, но я собираюсь всю жизнь так вот греховно прожить, что с меня взять. Многие так и начинают думать. А это, к сожалению, уже абсолютно бесовское ухищрение. Ничего в нем христианского нет вообще. И вот христианство, в котором разрешаются разные грехи, — это христианство не православное, не святоотеческое, и не евангельское.

Евангельское христианство доступно грешным людям, которые продолжают жить и в очень тяжелых, может быть, грехах подолгу, но они понимают, что грехи — это грехи, не пытаются оправдываться, а пытаются исправляться. Но исправляться, разумеется, как-то разумно, то есть, не говоря себе, что вот я сейчас всё, не буду грешить, а просто пытаясь сначала вот с этим грехом побороться, потом с этим.

Если коротко говорить, то как нам начать в своей практической жизни ориентироваться на “Лествицу”? С чего нам надо начать? Начать надо с того, чтобы посмотреть на себя и решить, какой сейчас лично у меня грех особенно мешает мне жить. Это будет, скорее всего, какой-нибудь один или два греха, хотя мы всех своих грехов и не видим, а из того, что видим, можем увидеть и десять, и двадцать хронических грехов. Но из них надо вычленить какой-нибудь один, на который мы постоянно натыкаемся и спотыкаемся.

Может быть еще такое, что мы его находим, и он для нас совершенно непреодолимый. Тогда надо посмотреть, а что другое есть рядом, чтобы облегчить как-то этот греховный груз. Начать с того, что можем преодолеть. Какие-то греховные привычки постепенно отставить. Например, мы привыкли отвечать резкостью тем людям, с которыми мы не церемонимся. Обычно это наши домашние, люди, с которыми мы живем. И вот надо постараться с этим грехом бороться.

Как же бороться, если ты не успеваешь? Когда ты уже наговорил всякой всячины, а потом только спохватился? А надо знать за собой, что я не успеваю.

Поэтому надо бороться с собой не тогда, когда ты говоришь какие-то гадости ближним, а вообще когда ты с ними говоришь. Вот ты идешь домой, предположим, и знаешь, что там ты их увидишь. Это уже искушение для тебя. Не потому, что они плохие, а потому что ты плохой. Но ты знаешь, что ты впадаешь в искушение, начиная с ними говорить. И вот надо стараться не говорить без нужды.

Конечно, сказать “здрасте” или что-то по делу надо. Но в принципе, каждая реплика должна проверяться — имеет ли она смысл. И постепенно — особенно это важно в общении с людьми, с которыми  впадаешь в разные искушения типа гнева, перебранки и так далее — постараться, чтобы всякая реплика в их адрес начиналась с того, что мы мысленно помолимся. Скажем: Господи, помилуй!

Это очень влияет на то, что мы в результате говорим, причем чаще всего влияет так, что мы уже и не хотим больше ничего говорить — никакого замечания, резкости и так далее. Если же все-таки окажется, что хотим и, действительно, это надо, то мы скажем это по-другому и, может быть, в другой момент, а не в тот, который нам хочется. Бывает так, что и необходимо что-то сказать на самом деле, и это в нас вызывает гнев. Тогда можно сейчас не говорить, успокоиться и потом без всякого гнева сказать позже.

Это просто примеры. А суть в том, что надо заранее знать, где ты слаб и “подложить соломку” там, где ты собираешься упасть. Тогда ты чаще всего и не упадешь, а если и упадешь, то все-таки на соломку, что, действительно, легче. Это и будет не болтовня об отречении от мира, а какие-то маленькие, но практические  шаги в этом направлении. Потому что наше не отречение, а пристрастие к миру — это как раз то, из-за чего мы сердимся, ругаемся, стремимся настаивать на своем, впадаем в более грубые грехи, да и вообще во все какие бы то ни было грехи.

Поэтому отречение от мира всем доступно, только надо отнестись к этому серьезно и, действительно, что-то делать. А делать то, что мы можем. Ничего большого мы не можем — мы можем делать малое. Но если мы будем делать малое и систематически, то мир вокруг нас изменится, как нам будет казаться. На самом деле изменимся просто мы, а мир мы начнем просто лучше понимать, какой он есть.

Аминь.