(предыдушие проповеди этого цикла)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня у нас восемнадцатое поучение аввы Пиаммона, который был старшим среди монахов в небольшой местности. Оно касается основных видов монашеского жития. Поэтому оно, конечно, очевидным образом важно для тех, кто собирается стать монахом или уже стал, или изучает это с научной точки зрения. Но поскольку монашество для всех христиан очень важно, поэтому это поучение важно для всех.

И вот авва, увидев, что Иоанн и Герман хотят не просто что-то узнать, как многие посетители, —потому что уже тогда, в конце IV века, был вполне развит религиозный туризм, чтобы потом рассказывать что-то такое удивительное, а хотят научиться чему-то, чтобы исполнять самим, — он стал рассказывать.

А сам Иоанн Кассиан пишет, что про этого авву Пиаммона очень много историй существует, можно было бы о них рассказать, но он не будет этого делать, потому что цель его записок не в том, чтобы поведать всякие чудеса и необычные вещи для просто любопытствующих, которые от этого никакой пользы не получают, читая про разные чудеса, сотворенные монахами, или их исключительном образе жизни, а поведать те наставления, которыми можно воспользоваться для себя.

И вот он говорит, что в Египте есть три вида монашества. Из них два хорошие, а один очень плохой. Один – это самый первый, киновиальный, общежительный вид монашества. Он, согласно аввы Пиаммону, происходит от апостолов. И когда христиан было мало, они жили как апостолы, все у них было общее, все они подчинялись своему старшему, но потом, когда христиан стало больше, уже умерли апостолы (характерно, что он не говорит «когда христианство стало полугосударственным в IV веке», а имеет в виду I век), и обычные христианские общины перестали быть такими. Поэтому стали некоторые ревнители христианского благочестия жить отдельно — и так появилось монашеское общежитие.

А второй вид монашества появился на основе общежития, когда некоторые люди, которые в нем жили и уже прошли некоторое очищение от страстей, поняли, что им бы хотелось большего уединения, и так возникло пустынножительство, основателями которого являются Павел Фивейский и Антоний Великий.

Это воспроизведение ранней теории о происхождении отшельничества, которая потом стала общепринятой: получается начало IV века, а Павел Фивейский ушел из мира еще в конце III века. Это тоже, конечно, хороший вид подвижничества, которым подвизается и сам этот авва, и живущие неподалеку от него монахи.

А третий вид, который плохой, он называет «египетским», то есть коптским, словом «сарабаиты», но в коптских источниках оно не сохранилось. Если пытаться его прочитать по-коптски, то не очень понятно, что это за выражение, но похоже на коптское словосочетание, которым можно обозначить человека, живущего в монастыре. Наши ученые сейчас предполагают, что это было обычное обозначение коптских монахов. Но здесь оно употребляется как явно что-то плохое.

Чем отличаются эти люди? Они живут в своих домах или не в своих домах, они живут иногда по нескольку человек вместе, иногда по одному, но они живут без духовного рассуждения, без послушания. Но в чем же различие, ведь отшельник тоже живет без послушания, у него нет такого руководителя, который жил бы с ним рядом?

Они очень много трудятся, может быть, даже больше, чем трудятся в киновии, но они зарабатывают  средства не для того, чтобы поддержать свою жизнь или жизнь киновии, а они гораздо больше зарабатывают, впрок.

Да, от этого они дают какую-то милостыню. Их помощь бедным — само по себе хорошо, но нисколько не искупает вреда от накопительства. Они же не все лишнее отдают. В киновии, как он объясняет, на милостыню идет все лишнее, а здесь только часть избытков. И он говорит, что сейчас, в конце IV века, чуть ли не половина монастырей таких, «сарабаитских», а за пределами Египта почти все монастыри такие.

А что это за монастыри? — Обыкновенные, где люди собираются жить в каком-то комфорте, которого, может, и дома не имели, и для того, чтобы иметь «на черный день» не от Бога, а от себя какие-то запасы. Получается, что если мы создаем, пусть не для себя лично, а для монастыря, что-то такое вот в земном отношении устойчивое, то этим мы, конечно, трудимся себе в душевный вред.

Это можно прочитать как осуждение преобладающей традиции русских монастырей, начиная с XV века, – Иосифа Волоцкого и так далее. Я думаю, что так и нужно прочитать.  Нил Сорский и другие как раз против всего этого выступали, хотя, наверное, они не читали этого поучения.

Вот ученые наши говорят, что, видимо, первоначально монашество наше создавалось вот так, как описывает его вырождение Иоанн Кассиан устами этого аввы. То есть просто некие люди в своем собственном доме или в загородном имении собирались небольшим числом, жили, как могли, работая на светской работе. При этом они могли пользоваться доходами от имений и даже иметь прислугу. Потом развивались другие формы монашества.

Но, конечно, то, что обличает Иоанн Кассиан, – это не то, что они живут у себя дома или не у себя, а, повторю, то, что они вместо монастыря создают какую-то трудовую артель, которая собирает для них богатство «на черный день» или под предлогом иметь возможность кому-то помогать. Это не то, чем должны заниматься монахи. А что нужно?

Во-первых, нужно полагаться на Бога и не заниматься такими вещами. И самое главное – в чем смысл общежития? В том, что тебе показывают те твои грехи, которые ты так бы не увидел – мы не раз об этом читали у Феодора Студита. Живешь ты один – сам ты собой доволен более или менее. Но если ты живешь не один, то у тебя будет гораздо больше поводов быть недовольным собой и смотреть по-христиански.

Например, тебя кто-нибудь оскорбляет. Зачем и для чего он это делает – тебя это не касается. А если ты оскорбился, тебя что-то задело, то значит у тебя все это внутри. Поэтому необходимо жить всем вместе, чтобы могли друг друга задевать. И вот кого уже больше не задевает, тот уже может уйти на больший подвиг в уединение.

Сейчас нам полезно смотреть на свою собственную жизнь и смиряться. В частности, может быть, мы склонны признавать за собой какие-то определенные грехи, которые, скорее всего, у нас действительно есть, – например, раздражительность или еще что-нибудь, или какие-то очень грубые грехи готовы за собой еще признать, — а вот то, что повседневно нас раздражает, мы склонны это не замечать. Например, когда о нас думают, что мы недостаточно аскетичны или еще что-нибудь в этом роде. Это нас задевает. Ну и хорошо, если задевает. Значит, мы живем в тех местах, где нас может что-то задеть, и это правильно. Значит, уходить в отшельничество нам рано, а  будем получать пользу от взаимного общения.

Аминь.