Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем наши беседы о «Собеседованиях» Иоанна Кассиана и подошли ко второму собеседованию аввы Исаака о молитве, которая касается двух, но очень тесно связанных между собой предметов: как нам молиться, чтобы слышать ответ Божий, и что сделать для того, чтобы молиться, а не отвлекаться, думая, что мы молимся.

Это тема уже и предыдущего поучения, но остались разные вопросы. Один из них был подсказан тогдашними событиями, когда среди монахов Египта распространилась такая ересь – антропоморфизм.  Эти еретики считали, что раз сказано, что Господь сотворил Адама по Своему образу и подобию, то это значит, что Бог имеет образ человека, и если представлять себе нечто в человеческом образе, то это будет Бог. Вот такой они сделали вывод.

Этот вывод, конечно, неправильный, но речь даже не о том, какая это ересь, и как с ней боролись, а о том, что произошел такой случай. Никий большой подвижник, монах, который пятьдесят лет провел в Скиту, узнал вдруг, что то, что он думал всегда, когда молился этому человеческому образу Иисусу, который он представлял, — это ересь. Причем, его, действительно, убедили в том, что он был совершенно неправ, неправильно понимал эти слова Писания. Но тогда у него возникло ужасное ощущение, он говорил: «Меня лишили моего Бога. Если это не Бог, кому я молюсь, то кому же я тогда молюсь?»

Казалось бы, от современных образованных церковных людей или хотя бы чуть-чуть образованных это все очень далеко, а на самом деле это все очень близко. Потому что для чего антропоморфиты эти использовали представления о том, что у Бога есть некий человеческий образ, для того же современные люди используют иконы. Причем, такое неправильное употребление икон уже в V–VI веках было отмечено.

Это всегда служило одним из доводов иконоборцев, почему не надо почитать иконы. Иконоборчество – это, конечно, ересь, но это не значит, что она в свою пользу не приводит разных правдоподобных аргументов. Вот один из них был такой.

Действительно, когда люди начинают представлять себе иконы, то им так вроде бы и легче молиться. А следующим этапом эти иконы начинают «улыбаться», «огорчаться», «грозить». Вот на остром отделении психиатрической больницы, где я бываю, периодически православные дамы рассказывают, какие у них бывали диалоги с иконами, как там на них иконы смотрели, а иногда что-нибудь и говорили. Но это проходит от таблеток, конечно, и нельзя сказать, что это все бесовское, потому что бесы от таблеток не проходят.

Вот это некая крайность, но когда человек смотрит на икону для того, чтобы ей молиться, то это что-то неправильное. Надо молиться Богу и ничего себе не представлять. Иконы являются совершенно другим. Они обозначают то, что Бог или кто-то из святых, кто изображен на иконе, здесь присутствует. Когда ты говоришь с человеком, не надо на него пристально смотреть и что-то воображать. Надо просто с ним разговаривать.

Так же и с иконой. С иконой мы должны общаться так же, как с теми, кто на ней изображен. Вот если не делать этой ошибки, то тогда как же нам молиться? Все равно ведь становится непонятно, как молиться. Мы можем участвовать в длинных или коротких богослужениях, можем молиться дома, молиться в церкви. В это время наши мысли плутают там и сям.

Конечно, мы отчасти об этом уже сказали в прошлый раз, что во многом то состояние, которое было до того, как мы начали молиться, как мы встали на молитву дома или в церкви, оно у нас и продолжается. Поэтому надо следить, какое раньше было состояние, чтобы не приходить в состоянии увлеченности всякими безобразиями или просто какими-то житейскими вещами.

То есть над этим надо работать всегда. А как над этим работать? Дело в том, что тот человек, который молится только тогда, когда он встает на молитву, он молится очень мало, недопустимо мало. А тот человек, который молится, думая о чем-то постороннем, не молится вообще, даже и мало. А молиться надо постоянно.

Поэтому речь идет вот о чем на самом деле. Не просто о том, что когда мы не на богослужении, не на домашней молитве не отвлекаться на какие-то безобразия, а о том, чтобы молиться и тогда, молиться всегда. И как это может быть? Вот здесь старец учит такому стиху, который многие монахи повторяли, хотя в других поучениях другие монахи того же времени – IV–V  веков – употребляют другие стихи и другие слова.

Здесь он говорит: «Боже, в помощь мою вонми; Господи, помощи мне потщися». И мы тоже можем этот стих употреблять. Но нам привычна уже другая форма молитвы, которая сформировалась за много веков: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Этот стих объемлет все наши нужды в отношении Бога. В чем «помощи мне потщися»? — В чем угодно.

В том, что мне сейчас нужно и в том, что мне вообще нужно. То же самое мы вкладываем в молитву Иисусову, когда просим о помиловании нас. Или даже в самой короткой молитве «Господи помилуй» — то же самое прошение. Это то, чем наш ум может заниматься всегда. Он может этим заниматься тогда, когда он над какими-то делами думает. Он может иметь такую память Божию даже, когда он занят не физическим трудом, а умственным, потому что и умственный труд требует помощи.

Когда мы чувствуем, что нам чего-то не хватает, что нам нет помощи Божией, а мы это чувствуем всегда, если только не впадем в беспамятство, то это чувство становится нашим резервом, нашим преимуществом. Оно сразу напоминает нам, куда мы должны обращаться за тем, чего нам не хватает, то есть обращаться к Богу. Поэтому само это чувство является неким напоминанием о молитве. Поэтому мы можем и должны обращаться к Богу всегда.

Не всегда мы имеем свободный рот и даже ум для того, чтобы сказать какую-то формулу даже самую краткую, типа «Господи помилуй», но то расположение душевное, которое есть в этой формуле, оно у нас может быть совершенно всегда. Оно не требует никакого нашего занятия ума – ум в это время может быть занят чем-то другим на какую угодно мощность.

И чем меньше нам удается то, чего мы хотим, тем больше у нас оснований молиться. Это так же касается и рассеяния на молитве, которое у нас бывает во время богослужения. Это касается и того, что мы не вовремя хотим спать или есть. Или у нас какой-то ропот из-за того, что мы не можем терпеть какое-то плохое состояние нашего здоровья. Или мы боимся какого-нибудь будущего, и вообще чего-нибудь боимся, чего не следует бояться, потому что бояться надо только греха. Вот для всего этого есть у нас молитва.

О чем говорит сегодняшнее поучение? О том, чтобы нам, действительно, молиться, надо иметь расположение к молитве всегда. Этому помогает, но не сводится к этому, некий краткий стих, который мы можем повторять в качестве молитвы. В нашей обычной практике теперь это молитва Иисусова, а в том поучении, которое мы рассказываем, — это стих из псалма «Боже, в помощь мою вонми; Господи помощи мне потщися».

При этом не надо ничего воображать, не надо воображать иконы, даже если в этот момент мы молимся перед иконой. Хорошо молиться перед иконой. Но не надо ее воображать в себе. Когда мы с человеком разговариваем, мы же не воображаем его как-то, а просто мы перед ним стоим, знаем, что он есть, и к нему обращаемся. Вот так же и с иконой. Тогда что-то все-таки будет сдвигаться с мертвой точки, на которой мы, может быть, находимся сейчас.

Аминь.

епископ Григорий