Этот день возвещает нам начало подготовки к Великому посту — духовной брани; подготовка прежде всего должна быть духовной. В современном мире никакой православный не может избежать внутреннего фарисейства, и чтобы его истребить, надо много над собой работать. Два типа православных фарисеев: обычный (всего христианского понемножку, но ничего слишком) и изысканный (фарисейство в догматике, в молитве, в посте, в любви к ближним).
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Сегодня наступила первая подготовительная седмица к Великому посту, которая начинается Неделей о мытаре и фарисее. Как сказано в богослужении этого дня, евангельская притча о мытаре и фарисее, которую мы слышали сегодня за литургией, — это как бы боевая труба, которая дает христианам сигнал готовиться к бою, потому что дальше наступит Великий пост, который есть подлинная духовная брань. Эта труба дает сигнал еще не о вступлении в бой, а о подготовке к бою, который будет скоро. А в чем состоит эта подготовка? Поскольку пост — это в первую очередь внутреннее, душевное воздержание, а только во вторую очередь телесное, то и подготовка к нему в первую очередь является внутренней и душевной и только во вторую очередь телесной. В телесном смысле на этой неделе как раз получается некоторый отдых, потому что в среду и пятницу нет поста. А что касается внутренней стороны, то самое, наверное, главное — это если не истребить в себе внутреннего фарисея, то по крайней мере, его получше увидеть.
Фарисеи — это люди, которые сами себя назвали “отделившимися” (именно так переводится с еврейского слово “фарисеи”). Почему они так себя назвали, никто толком не знает; но вскоре это было осмыслено как их отделение от всех прочих людей именно по своей праведности. И вот, особенно в нашем современном мире, где христиан практически нет, а многие из тех, которые называют себя христианами, зачастую даже в Бога не веруют, — если мы становимся по своим внутренним убеждениям православными христианами, то мы себя очень резко отделяем от других, и поэтому мы автоматически попадаем в фарисеи. И не надо думать, что эта чаша может нас миновать. Один батюшка хорошо сказал как-то в этот день, выйдя на проповедь: “Поздравляю вас, дорогие: сегодня все — именинники!” Действительно, для того, чтобы православному человеку перестать быть фарисеем, надо над собой много и усиленно работать. Я не буду сейчас говорить о мытаре и о добродетелях — ясно, что они противоположны порокам, которые воплощает в себе фигура фарисея; а о фарисее можно сказать кратко, какие типы фарисеев встречаются в нашей православной жизни.
Грубо говоря, фарисеи делятся на две категории: обычные и изысканные.
Обычная фарисейская жизнь встречается абсолютно во всех православных юрисдикциях, независимо от их истинности или неистинности; это никак не связано с чистотой православного исповедания, это связано с человеческой психологией. Когда мы видим, что люди говорят, что нужно быть православными — и правильно говорят, вообще, такие люди обычно всё говорят правильно, — что надо следовать святым отцам, что надо любить богослужение и стараться его посещать, что надо часто причащаться, что надо готовиться к причастию благоговейно и всю жизнь проводить в подготовке к причастию, что надо воздерживаться (и они сами это делают) от всяких там неприличных компаний и способов времяпровождения. Все это действительно правильно и хорошо и требуется для православных; но дальше мы замечаем, что все это совершается такими людьми как-то и не совсем так. Например, если такой человек (особенно это касается духовенства, между прочим) попадает на богослужение, которое совершается по полному уставу, он (особенно, так сказать, профессиональный “богослужебник” — священник) просто места себе не находит, ему становится очень тяжело, хотя он и говорит, что надо любить богослужение, и, если он находится в истинной Церкви, критикует, например, Московскую патриархию за то, что там плохо служат, — а сам он служит тоже примерно так же. Если он говорит, что надо соблюдать посты, то выясняется, что он, может быть, ничем особенно не болеет и здоровье ему позволяет поститься по уставу, — но он всегда вкушает пищу с маслом, а то, может быть, и с рыбой, т.е. именно так, чтобы реального утеснения плоти не чувствовать. А пост, особенно Великий, — он все-таки для того, чтобы чувствовать реальное утеснение и голод. Это еще такие наиболее внешние вещи. А если смотреть уже, как такой человек сам по себе живет в быту (что можно сделать уже только при некотором личном знакомстве; но главное, конечно, мы за собой должны такие вещи замечать, а за другими — только чтобы знать, насколько им можно доверять), то окажется, что если он оказывает какую-то помощь ближним, то так, чтобы не пострадал его душевный и телесный комфорт, — т.е. какие-то слова сочувствия он непременно скажет, даже если его об этом никто не просит, а никакие дела сделаны не будут, либо будет сделано что-нибудь такое, что никак не влияет на быт этого человека. Т.е. получается, что все как бы и совершается, но все понемножку, без особого напряжения, а если что-нибудь одно хотя бы начать совершать так, как это требует христианство, т.е. не понемножку, а всерьез и всецело, то начинается вой, вопли, или даже такой фарисей просто убегает. Он не переносит ни настоящего поста, ни настоящего богослужения, ни тем более какого-то, хотя бы небольшого, приближения к нищете, будь то хотя бы для того, чтобы кому-то помочь, хотя вроде бы этот человек считает, что помогать надо. Это вот стандартный тип фарисея: человек просто живет удобной для него жизнью, пьет чай, умиляется благочестивым чувствам, которые к нему приходят после литургии, любит порассуждать о божественном, любит поговорить о том, как сейчас испортился мир, и как все-таки в православной Церкви сохраняются какие-то остатки “духовности”, — они вот еще слово “духовность” любят; такого раньше в языке и слова-то не было… Такой тип фарисея наиболее распространен.
Но в истинно-православных юрисдикциях обычно встречаются изысканные типы фарисеев. Во-первых, это касается любителей православной догматики. Конечно, православную догматику надо любить; конечно, если мы видим, что в каком-то церковном сообществе, например, в Московской патриархии, нарушается православная догматика, то действительно одно это является достаточной причиной для необходимого разрыва с этим сообществом и прихода в такое церковное сообщество, где догматика не нарушается. Очень хорошо. Но как мы знаем, пребывание в церковном сообществе, где хранятся истинные догматы, которое не является расколом, канонично и принадлежит к истинной Церкви, еще не достаточно для нашего спасения. Сколько святые отцы писали о том, что мы должны воспитывать свою душу, адресуя свои писания людям, которые уже пребывали в истинной Церкви. Т.е. этим людям надо спасать свою душу, потому что они могут ее погубить, даже находясь в истинной Церкви, — погубить через это самое фарисейство. Да и тот фарисей, о котором сказано в Евангелии, тоже ведь был в истинной Церкви, хотя и в ветхозаветной. Поэтому, конечно, если мы находимся в Церкви, где догматическое учение исповедуется правильно, мы должны понимать, что это хорошо и необходимо, но этого недостаточно. А вот фарисейское отношение к догматике отличается от нормального тем, что если человек просто все время рассуждает о догматике и о ее правильности или неправильности, о том, какая она должна быть (при этом он может ошибаться, а может и правильно рассуждать; это уже неважно в данном случае, потому что даже правильные рассуждения ему не помогают), — но при этом проводит свое время не столько в обычных христианских делах, как просто работа, какая-то помощь ближним (потому что мы обязаны этим заниматься, если мы живем в миру, в общежитии, а не в пустыне), богослужения, сколько в разговорах о догматике. Это очень распространенный тип в истинно-православных юрисдикциях. Тут четко можно сказать, что человек просто самоутверждается на том, что у него правильная (мнимо или истинно) догматика, и такое отношение к догматике, конечно, — фарисейское.
Также встречается подобное отношение и к прочим добродетелям, например, к богослужению и к молитве, особенно это касается молитвы Иисусовой. Вот, может быть, стоит об этом сказать, поскольку все-таки многие стараются ею заниматься. Если очень прилежно заниматься Иисусовой молитвой (конечно, ею надо заниматься очень прилежно, все правильно, но тут есть некая опасность), то у человека может начаться, употребляя тут не к месту выражение святого Дионисия Ареопагита, “спиралевидное движение ума” — т.е. у него происходит такое “головокружение от успехов”, что он теряет просто всякую связь с реальностью, кроме совершенно мнимой, которая остается в его фантазиях. Поэтому мы должны заниматься нашей внутренней жизнью и, конечно, прежде всего Иисусовой молитвой, на фоне того, чтобы нас все-таки действительность дергала, — и для этого как раз новоначальным полезно жить в общежительном монастыре. Ну, мы тут никто не живем в монастыре, но просто полезно бывает жить и в миру, потому что когда мы начинаем слишком уединяться, мы просто переселяемся в мир собственных фантазий. В мире собственных фантазий, конечно, мы усовершимся легко, особенно если не будем из него выходить никогда, но это тоже разновидность фарисейства — очень опасное состояние, может быть, даже самое тяжелое и самое опасное из всех, из него труднее всего выйти; оно называется духовной прелестью.
Точно так же можно увлечься постом. Фарисейское увлечение постом обычно проявляется в том, что человек не обязательно запащивается прямо до такого состояния, что лежит в изнеможении и вынуждает всехза собой ухаживать или, даже если до ухаживания не доходит, не может исполнять необходимой работы и даже, может быть, не ходит на необходимые церковные службы, потому что очень сильно постится. Особенно на первой седмице Великого поста велико искушение так попоститься, когда, с одной стороны, велика отвычка от поста, а с другой стороны, устав поста очень строгий, и просто, если по уставу поститься, можно вот так лечь и не встать или, по крайней мере, очнуться в больнице через несколько дней под капельницами. Но это лишнее. И если человек постится так, что не может делать всей своей обычной работы, это может быть хорошо только в одном случае — если он заранее позаботился о том, чтобы ограничить круг своих обязанностей. Действительно, в какой-то степени мы можем и даже должны ограничить круг работы на те дни, когда мы особенно постимся, исходя еще и из того, что мы должны не только поститься, но и ходить на богослужения, а сил у нас меньше, и надо их оставлять на богослужение. Но какую-то работу все равно необходимо делать, работу никогда не надо оставлять, в том числе и на первой седмице Великого поста, и поэтому если человек так увлекается, что начинает поститься в ущерб всему остальному, то это отношение — фарисейское.
А что касается любви к ближним, то тут уж я и не говорю. Любителей “любить ближних” просто очень много, и они прямо как мухи на мед, липнут на христианство; это во всех юрисдикциях такая зараза бывает. Если человек начинает очень много говорить о своей любви и всячески выказывать перед окружающими свою любовь к ближним и то, как он им помогает, — это очень дурной признак. Потому что чисто христианской потребности говорить об этом быть не может. Она может быть только тщеславная или какая-то еще греховная. А реальная помощь проявляется не в словах, а исключительно в том, что делаются какие-то дела и как можно менее афишируются. Поэтому, конечно, любителям рассуждать о христианской любви доверять нельзя. Это очень распространенная форма фарисейства.
Перечислять все это можно очень долго, но я подытожу, чтобы все было коротко. Есть любители просто христианского стиля жизни, когда мы можем считать, что мы спасаемся, “не якоже прочие человецы”, — а сами живем в комфортном для нас мире, общаясь с людьми, которые нас особенно не напрягают; и если мы и не предаемся каким-то там наслаждениям вроде того, чтобы пойти в казино или еще в какие-то неприличные места, так это отчасти потому, что мы как-то и не привыкли и не интересуемся, а отчасти потому, что и денег нет; и поэтому не приходится говорить, что мы при этом совершаем какие-то особые добродетели. Это стандартный тип православного фарисея. А бывает менее стандартный тип, когда у человека есть какая-то одна или, может быть, две-три, “но пламенные страсти” — когда он увлекается постом или еще чем-то; увлекаться можно чем угодно, страстно относиться можно совершенно к чему угодно. Можно блудно любить особу противоположного пола, можно — какое-нибудь животное, а можно — Господа Бога. И самый худший вариант — последний. Потому что при этом наступает совершенно ненормальное духовное состояние, которое называется прелестью и которое ведет к очень тяжелым последствиям. И вот поэтому “фарисейскаго убежим высокоглаголания” и, по возможности хотя бы, “мытареве научимся высоте глагол смиренных”. Аминь.