Зачем установлен в Великом посту праздник в честь Креста. “Погубить свою душу, чтобы спасти ее”, — превратное и правильное понимание этих слов. О том, чтобы не жалеть себя и не нарушать христианских правил по небрежности. О трезвом отношении к себе.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня Церковь совершает празднование в честь Честнаго и Животворящего Креста, и это не единственное в году, как мы хорошо помним, празднование в честь Креста; даже можно сказать, что это и не главный праздник в честь него, хотя он тоже большой и всегда бывает в воскресный день, но он очень важен для того, чтобы мы правильно прошли святой пост. И недаром в Синаксаре мы сегодня читали объяснение, почему именно в этот день установлено особое празднование в честь Креста — для того чтобы мы могли перевести дух во время поста, для того чтобы мы могли отдохнуть под этим древом, если сравнивать пост с пустыней, и для того чтобы мы могли вкусить от этого древа жизни, если сравнивать пост, наоборот, с раем. Потому что пост можно сравнить с противоположными вещами, и это будет справедливо, — с земным раем, с райским садом и, наоборот, с пустыней. И это вообще свойство Священного Писания. Как говорили один великий физик, Нильс Бор, есть истины, по отношению к которым противоположные высказывания являются ложью, но это истины неглубокие; а есть истины глубокие, по отношению к которым противоположное высказывание тоже будет истиной. И вот, таков и наш Великий пост, который одновременно есть и пустыня, и райский сад.

Когда мы в Великом посту обращаемся к Кресту, то в Евангелии мы читаем о том, что для нас означает Крест в нашей жизни. Сегодня мы читали это известное, всем нам памятное Евангелие о том, что каждый из нас должен взять крест свой, но там также и объясняется, что именно мы должны делать, что это значит — взять крест. И были произнесены тоже, наверное, всем нам запомнившиеся слова (другой вопрос, насколько мы их понимаем) о том, что кто хочет спасти свою душу, тот ее погубит, а кто ее погубит, тот, наоборот, ее спасет. Но мы знаем, если мы чуть-чуть более образованы, что выражение “душа” в семитских языках, а потому и в Евангелии означает просто “жизнь”, и потому это можно перефразировать так (и это тоже будет правильно): кто погубит свою жизнь, тот ее спасет (погубит, естественно, для чего-то земного, а спасет для вечности), и наоборот.

Но даже понимая смысл этих слов на таком буквальном уровне, мы зачастую все равно не понимаем, что они могут значить в нашей жизни. Хуже того, бывает, что мы превратно их понимаем.

Потому что мы иногда вспоминаем, что эти слова сказаны в том числе и в обличение фарисеям, которые очень боялись в чем-то нарушить Закон, а Господь говорил, что, может быть, и не надо бояться в чем-то его нарушить и не надо его так уж буквально исполнять, потому что он дан не для буквального исполнения; и вот, принимая это во внимание, мы можем сделать ложные выводы — что, мол, ничего страшного, если мы будем нарушать какие-то внешние заповеди; главное, если я буду верующим человеком, никому не буду причинять зла, буду помогать людям и т. д. А потом мы удивляемся, что у нас почему-то не получается никому не приносить зла и всем помогать.

А если мы этого не замечаем, т.к. еще более огрубели в своем противлении истине, то тогда, может быть, мы замечаем, что мы как-то очень злимся на всех людей, и если мы им и не причиняем зла, то, по крайней мере, терпеть их не можем.

А если мы огрубели еще больше и не замечаем даже этого, тогда, может быть, мы замечаем другое — что какие-то люди относятся к нам очень плохо, как будто мы живем в каком-то заповеднике среди всяких уродов, потому что нет таких людей среди наших ближних, которые не делают нам каких-то гадостей. И вот это уже верный признак, что надо как-то браться за ум, что что-то здесь не так.

Потому что, конечно, может быть, и есть такие люди, которым “повезло” жить в заповеднике среди уродов; но вряд ли хоть один из наших прихожан относится к таковым. Но даже если бы оказалось и так, все равно, если мы хотим быть христианами, то где бы мы ни жили — а мы можем оказаться во всяком месте, — мы должны понимать, что если мы на каких угодно людей раздражаемся, имеем к ним вражду и т. д., то это не они виноваты, а только мы; и мы должны понимать, что что-то с нами не так.

Поэтому, конечно, применительно к нашей жизни настоящий смысл этих слов о том, что надо погубить свою душу, совершенно другой.

Прежде всего смысл здесь тот, что мы не должны себя жалеть. Потому что очень часто мы себя жалеем. Мы говорим, что вот, эту заповедь я, конечно, буду исполнять, она обязательная, но не совсем до конца. Конечно, хорошо исполнять ее до конца, но если не хочется, то можно и не до конца.

Например, поститься не так строго, как позволяет мне мое здоровье и необходимая норма трудоспособности, а еще иногда и чем-то полакомиться; ведь это же не все время, а иногда; почему бы иногда и не полакомиться? А постоянно я буду соблюдать пост. Также можно “полакомиться” и какой-нибудь мерзостью вроде телевизора, который и вообще не нужен. А у кого нет телевизора, те благополучно используют интернет, который еще лучше телевизора бывает для того, чтобы совсем забыться, уйти и не вернуться или вернуться уже неизвестно когда и в каком состоянии.

Поэтому не надо себя жалеть вот в таком простом отношении. Если мы понимаем, что мы сейчас что-то должны исполнять так-то и так-то, то не надо себе давать извинений, что я вот буду обычно так-то и так-то, а сейчас, в виде исключения, я сделаю не так. Исключения могут быть в нашей жизни, их даже необходимо делать, и духовное рассуждение, которое от нас всегда требуется, оно может нам не так уж и редко подсказывать, что нужно делать исключения из каких-то наших установленных для себя правил; но одно дело употреблять духовное рассуждение и делать исключения и отступать от обычных правил именно из целесообразности и необходимости, а другое дело, когда мы себе откровенно говорим, что вот дам-ка я себе вот такое послабление, почему бы и не дать, это же ведь только иногда бывает. Вот не надо так себя жалеть; это, конечно, очень лукавое и просто очень опасное рассуждение.

Но с другой стороны, конечно, не надо думать, что через жесткое соблюдение каких-то правил мы уже и будем спасаться. Если мы их будем нарушать просто по небрежности и по несерьезному к ним отношению, то мы, конечно, будем погибать, это несомненно. Но если мы не будем погибать от этого, то это еще не значит, что мы будем спасаться, потому что всякие такие внешние ограничения и правила — это, скорее, необходимые, но отрицательные характеристики нашей христианской жизни. Но главные характеристики отрицательными быть не могут, они всегда положительны. В чем состоит мое основное делание? Чем я занят? И вот, мы должны все время за собой наблюдать, и тогда мы увидим, что мы заняты кто хозяйством, кто телевизором, кто какими-то мыслями о работе, кто помыслами, что “скорей бы все это закончить и заснуть”… Конечно, в какой-то мере некоторые из этих мыслей извинительны, но надо понимать, что это вот и есть то, во что мы на самом деле верим, а Бог тут не при чем. Мы, конечно, не против того, чтобы к этому прибавить еще и Бога; но по сути дела мы стремимся именно к этому, а не к Богу. И вот, надо трезво отдавать себе в этом отчет и пытаться с этим бороться — но бороться не кавалерийскими атаками, потому что лобовыми атаками тут победить совершенно невозможно, а вот придти в полное расстройство, еще большее, чем оно уже есть, очень даже можно, а надо находить слабые точки в обороне противника и начинать планомерно его теснить.

Скажем, я не люблю Бога. Но что я люблю? Вот то-то и то-то; но все это недостойно любви. Что-то из этого вообще греховно и является недопустимым, а что-то допустимо, но нельзя к нему относиться так, как я отношусь. Например, дети не только являются допустимыми объектами для любви, но даже и необходимо их любить, но любить их надо правильно, в Боге, т.е. сначала Бога любить, а потому уже ради Него — детей. И тогда все будет хорошо. Но периодически у нас бывают какие-то отклонения, и надо стараться их потихонечку выправлять и за собой следить. Тут уж каждый должен думать сам, что он конкретно в своей жизни должен исправить; но главное, что в каждом из нас все время должна идти такая работа.

Мы должны отслеживать, в чем мы глубоко не правы, в чем мы являемся людьми неверующими и безбожными; и если мы хоть сколько-то верим в Бога, то мы не должны говорить, что нет, мы не безбожны, а наоборот, должны видеть себя трезво — что да, я человек хотя и верующий, но живу я как безбожник, я безбожник вот потому-то и потому-то; вместо Бога у меня то-то и то-то, вот это и является моим богом, моими богами; но я хочу, чтобы это изменилось, и поэтому я начну сейчас с этого, а потом потихонечку, Бог даст, перейду и к чему-то следующему. И так вот — “глаза боятся, а руки делают” — совершенно неподъемная ноша постепенно сдвигается, и не потому даже, что она постепенно дробится на маленькие кусочки, хотя и это тоже, а потому, что в конце концов Господь, видя наше постоянство, Сам с нас снимает эту ношу, полностью снимает, хотя взамен дает другую, которая еще больше. Но мы уже относимся к ней лучше, потому что понимаем, что все в руках Божиих, и нам это так не страшно. И вот, главное, чтобы нам не было страшно на Страшном суде. Аминь.