О св. Ксении мы знаем из народных преданий. Она не была типичной юродивой. Она явила нам добродетель странничества. Из чего познается греховное пристрастие к чему бы то ни было. Патриотизм истинный и ложный. Настоящие связи с другими людьми могут быть только в Боге.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем праздник святой Ксении Петербуржской, который является одним из самых главных праздников в честь святых в нашем городе. О святой Ксении мы больше всего знаем из народных преданий, потому что при ее жизни официальная Церковь настолько мало ею интересовалась, что почти ничего не было о ней записано, и только спустя десятилетия после ее смерти стали издаваться книжки с ее житием, основанном на воспоминаниях людей даже не современного ей поколения, а уже их детей. И поэтому мы даже не знаем года ее смерти, хотя известно, что это произошло где-то в начале XIX века, а вся ее жизнь проходила в XVIII веке.

Мы называем ее Христа ради юродивой, и действительно, для этого есть основания, точнее, одно главное основание: это не столько ее поступки (потому что юродивых, которые вели себя именно так, было довольно мало), а то, что она долгое время ходила в одежде своего покойного мужа и называла себя именем мужа — Андрей Федорович. Конечно, такое поведение было безусловно юродивым. Но даже если мы сравним ее с юродивыми византийскими или хотя бы древнерусскими, то увидим большое различие. Святая Ксения почти ничего юродивого не делала; она вела себя как благочестивая женщина, жившая в нищете и бездомная; она почти ничего не делала такого, что шло бы вопреки вере и благочестию, т.е. у нее не было каких-то провокационных поступков, которыми отличались более древние юродивые, особенно византийские.

Поэтому, если говорить о том, какой образ христианской жизни, может быть, более, чем юродство, являет она нашему времени, то наверное, это та добродетель, которая на языке православной аскетики называется странничеством, и которая точно соответствует ее имени: Ксения в переводе с греческого означает “странничество” или “странствие”. Как по-гречески, так и по-церковнославянски это слово означает не совсем то, что по-русски, а значение его намного шире. Это совершенно не обязательно перемещение с одного места на другое, и чаще всего это вообще не означает какого-то перемещения, а это то, что по-русски мы назвали бы “быть чужим”, т.е. жить на чужбине и не иметь своего дома в том месте, где живешь. Вот это и есть странствие. Странничество такого рода является важнейшей христианской добродетелью, особенно для монахов, и недаром святой Иоанн Лествичник в своей “Лествице” целое отдельное слово посвящает этой добродетели. Она заключается в том, чтобы исполнять слова апостола Павла о том, что мы, т.е. христиане, “не имеем зде пребывающего града, но грядущего взыскуем”. И вот, святая Ксения исполнила эту добродетель, никуда не уходя из своего родного города, потому что она была жительницей Санкт-Петербурга, здесь у нее первоначально был свой дом, и она всю свою жизнь никуда из этого города не уходила. Однако, она отказалась от своего дома и в родном городе жила, как на чужбине, показывая, что и все христиане могут на том месте, где они живут, исполнить добродетель странничества.

Если мы христиане, мы не должны увлекаться разговорами о патриотизме — ни тогда, когда это касается нашей родины в смысле нашей страны, ни тогда, когда это касается нашей малой родины, т.е. нашего края, города или деревни. Мы, конечно, должны стараться сделать возможно больше хорошего для тех, с кем живем, и для того места, где живем, — и в этом смысле патриотизм действительно хорош, а не плох. Но, как все хорошее, патриотизм может стать плохим, если им злоупотреблять. Потому что все земное по природе своей таково, что даже если оно хорошее, польза от него относительна и можно им злоупотребить. Мы начинаем злоупотреблять чем бы то ни было земным, если привязываемся к этому страстно, т.е. нам становится жалко с этим расстаться. Страстность нашей привязанности к чему бы то ни было проверяется тогда, когда мы лишаемся того, к чему привязаны. Если нам этого как-то особенно жалко, то в меру того, насколько нам жалко, мы можем судить о мере своего пристрастия. И такого рода пристрастие всегда является греховным, потому что мы, поскольку мы христиане, знаем, что теряя что-либо земное, не можем потерять ничего из того, что нам действительно важно для спасения. И поэтому мы не можем потерять и отечество. Если нас высылают или мы почему-то вынуждены уехать с нашей родины, то мы не становимся при этом дальше от небесного отечества; если нам кажется, что мы при этом что-то теряем, то это проявление пристрастия. Но в чем тогда может состоять добродетель, противоположная данной страсти, — добродетель, противоположная греховному пристрастию к родине? Это и есть добродетель странничества. Мы должны, даже если нас ничто не разлучает с нашими любимыми местами, понимать, что все равно когда-нибудь смерть разлучит нас с ними неминуемо. Поэтому разлучиться со всем земным надо заранее, т.е. жить сейчас так, как если бы мы уже умерли, — и в отношении к тем местам, где мы живем, и прежде всего, конечно, в отношении людей, с которыми мы живем. Потому что родина для многих — это не столько какой-то ландшафт, сколько именно какой-то народ, круг людей, среди которых мы привыкли проводить свою жизнь и которые кажутся нам родными и знакомыми. Но не надо преувеличивать степени этого родства и знакомства с этими людьми. Потому что вне Бога все равно все друг другу чужие и оборачиваются друг к другу худшими сторонами, и это относится даже к ближайшим родственникам, которые живут внутри одной семьи. А в Боге даже те люди, которые совершенно нам неизвестны, а может быть, даже как-то и неприятны и непонятны, оказываются наиболее полезными и близкими. И вот, жить с чужими людьми, не имея родственников, не имея своего дома, — это то, к чему мы должны стремиться на земле, если мы хотим попасть в Царствие Небесное. Чтобы быть своими Богу и своими в Царствии Небесном, мы должны быть по возможности чужими людям — не в том смысле, чтобы как-то их отталкивать и отпугивать своим отчужденным отношением (наоборот, чем более родными мы им кажемся, тем, может быть, лучше), а в смысле понимания, что мы находимся в их обществе случайно и очень краткое, может быть, время, и что на самом деле в любой момент это может прекратиться, и уже сейчас понятно, что то, что у нас есть на земле, эфемерно (т.е. буквально по-гречески — однодневно) и иллюзорно. А в то же время то, что нас связывает с Богом, вечно, и в этой вечности, в этой связи с Богом возникают настоящие и единственно ценные связи с другими людьми. Вот что такое странничество и чему особенно учит нас житие и само имя великой святой нашего города — блаженной Ксении Петербуржской. Аминь.