Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Св. Серафим был из такой среды, где жили, как бесноватые, и в христианство почти не обращались; но он стал по-настоящему православным и явил образ православия святоотеческого. Трудности обращения, связанные с организацией православия в Америке по национальному принципу. На поверхностный взгляд, дело о. Серафима по возрождению монашества провалилось; но на самом деле оно растет и ширится не только в Америке, но и во всем мире.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем память отца Серафима (Роуза), одного из тех подвижников современного православия, которые просияли совсем недавно, и прошло немногим более 20 лет со дня его преставления в 1982 году. И в этом году так получилось, что Евангелие, которое читалось за сегодняшней литургией, было об изгнании бесов из бесноватого, в котором этих бесов было легион, и они вошли в стадо свиное. И во многом это Евангелие подходит к жизни преподобного Серафима (Роуза). Потому что, действительно, его можно было назвать бесноватым по той жизни, которую он вел до принятия христианства — и потому, что он вообще принадлежал к такой цивилизации, которая о христианстве ничего не знала и знать не хотела (а можно сказать, что это была современная американская цивилизация, т.к. все это было сравнительно недавно), и потому, что сам он лично также шел всякими ложными путями: с одной стороны, увлечения всякими китайскими религиями, а с другой стороны, увлечения тогдашней молодежи, которые не очень сильно отличались от увлечений нынешней молодежи, потому что это все было около 1960 года. И конечно, он принадлежал к такому слою людей, среди которых православие обычно ни в какой форме не принималось. А если и бывали случаи, что кто-то из них в какой-то форме принимал православие (такие случаи тоже бывали), то все равно они потом сколько-нибудь правильного образа православной жизни не являли, а жили не пойми как.

Но вот святой Серафим не только принял православие, будучи выходцем из такой среды, где меньше всего можно было бы этого ожидать, но и действительно постарался воплотить в себе святоотеческие идеалы православия. То есть он не смотрел на то православие, которое было вокруг него, а старался следовать святым отцам. Конечно, в этом тоже были свои трудности, потому что все традиционное православие в Америке и тогда, и отчасти теперь было этническим. То есть были какие-то группы эмигрантов, может быть, уже не в первом поколении, принадлежавшие к тем народам, которые традиционно исповедовали православие; это были прежде всего русские и греки, а также православные арабы, сербы, румыны и т.д. И все они вроде бы и поддерживали православие в своей среде, живя в эмиграции в Америке, но мало того, что они сами совершенно не интересовались миссией среди американцев, а служили только для своего круга на своих языках, а на английском не служили, а даже само понимание православия в своей собственной среде у них было прежде всего национально окрашенным, — как мы говорим, например, про Зарубежную Церковь, что она была “Церковью русского народа”, т.е. она была истинной Церковью, но, по пониманию ее епископов и идеологов, это была Церковь русская, а не Церковь православная. Поэтому трудно было туда придти нерусскому человеку, несмотря на то, что там были такие люди, которые хотели, чтобы в РПЦЗ приходили и нерусские люди. И одним из таких миссионерски настроенных людей был святитель Иоанн (Максимович), который и стал для Серафима Роуза примером настоящего православия; собственно, он и привлек его в настоящую православную Церковь.

Но как жители страны Гадаринской стали просить Христа, чтобы Он от них ушел, увидев, какой ущерб Он нанес им через исцеление бесноватого, так и жители страны Американской, даже православные христиане, которые там были, всячески отторгали отца Серафима, как в свое время и его учители святого Иоанна Максимовича, и старались, чтобы он не напоминал о себе в их жизни. Поэтому, например, не было и речи о том, чтобы Серафиму Роузу поступить в какой-нибудь монастырь Зарубежной Русской Церкви, например, в Джорданвилль, несмотря на то, что там тогда настоятельствовал архиепископ Аверкий, который его лично очень любил. Но понятно, что с монашескими идеалами, направленными именно на подражание святым отцам, в Джорданвилле было делать нечего. Поэтому отец Серафим решает основать свою обитель — в Калифорнии, в Платине, в пустынном месте, — в которой он и подвизался до конца своих дней.

Дело отца Серафима, как может показаться внешнему взгляду, не устояло, потому что только при его жизни в Платине поддерживалась более-менее нормальная монашеская жизнь; и несмотря на то, что сам он явил столь прекрасный образец православной жизни и писал такие книги, почти никто из его довольно многочисленных учеников не устоял в верности его идеалам; так что вроде бы можно сказать, что все его дело разрушилось уже в первом поколении, — но на самом деле это не так. Потому что надо смотреть глубже и дальше. Ведь если человек что-то делает впервые, будучи именно первопроходцем, то внешне это обычно выглядит так, что он затрачивает очень много усилий и умирает, так почти ничего и не получив взамен, никакой видимой отдачи обычно не бывает. Но за ним идут вторые, третьи — может быть, даже совсем не из его учеников, а пришедшие какими-то своими путями к тому, чтобы ему подражать, — и постепенно получается, что его дело находит развитие. Так бывает и во время атаки на войне, когда первая шеренга всегда должна полечь, а потом уже вторая или третья что-нибудь захватит, захватит ту высоту, на которую велась атака. Вот, отец Серафим принадлежал именно к такой первой шеренге, которая просто-напросто полегла. Но она полегла для того, чтобы другие все-таки смогли захватить ту высоту, взять которую стремилась первая шеренга. Потому что можно все-таки сказать, что, хотя и с очень большим трудом, истинное православие в Америке, которое не является ни этническим, ни обрядоверческим и не заражено всяким так называемым батюшкизмом, постепенно все-таки пробивает себе дорогу. И хотя это делается не только по следам Серафима Роуза, потому что были и другие образцы, в той же Америке, но все-таки его влияние здесь очень велико, и, Бог даст, оно будет шириться. И сейчас оно уже ширится и распространяется не только в Америке, но и в других православных странах, прежде всего в России, где очень почитают и любят святого Серафима; если бы это было не так, мы бы сейчас ему не служили, а мы совершаем его праздник уже не первый год. И поэтому будем, с одной стороны, черпать подкрепление наших собственных сил для того, чтобы совершать наше спасение и помогать спасению ближних, обращаясь в молитвах к святому Серафиму, а с другой стороны, вспоминая о его жизни, будем утешаться тем, что не обязательно во время нашей жизни должны проявиться плоды нашей деятельности. А кроме того, можно утешаться и таким, можно сказать, сомнительным утешением, что во времена святого Серафима было очень плохо, а он это все вытерпел, а у нас сейчас гораздо больше в жизни всяких обнадеживающих моментов, наша жизнь гораздо легче, а следовательно, нам роптать уже совсем грешно. Аминь.