Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святителя Григория Богослова, архиепископа Константинопольского. Каждый раз, вспоминая этого святого, кто-то вспоминает его слова на великие праздники, которые, по возможности, надо читать, и по церковному уставу они читаются в церкви на Рождество Христово, на Богоявление, на Пасху, на Пятидесятницу.

Кто-то, может быть, вспоминает его жизнь, кто получше знает, какая там была церковная борьба – ужасная даже не тем, что православные в течение всего времени его жизни, за исключением последних лет, оставались в меньшинстве, но и от того, что с православными тяжелые были отношения, они разрывали друг с другом общение, и когда Григорий Богослов, наконец, в отличие от Василия Великого, дожил до того, что православие победило в качестве государственной религии, то это означало конец его церковной карьеры. Потому что победившее православие почти первым своим действием насильно сместило его с кафедры.

Он не протестовал, поэтому канонических каких-то грубых нарушений при этом не было, но фактически, конечно, это было крайне обидно для него. Поэтому II Вселенский собор, как мы его сейчас называем, и который его сместил, воспринимался им крайне негативно – в своих письмах он называет его “стаей галок”. В дошедших до нас письмах он употребляет самые нелестные выражения, и можно представить, что он говорил устно об отцах этого собора и обо всем этом соборе.

Тем не менее, он считал его православным, продолжал оставаться с ним в общении, но ему пришлось подчиниться. Последние свои годы жизни он доживал на покое. А, может быть, он не мог понять, что в новых условиях от епископа Константинополя требуются другие качества, которых у него не было, но которые были у возведенного вместо него на престол святого Нектария, который теперь уже тоже у нас в святцах, но, правда, на момент избрания его архиепископом Константинополя не был даже крещен.

Это, конечно, не вызывало доверия у Григория Богослова, он считал, что его заменили на какого-то чиновника. Но зато у “чиновника” был опыт работы, которая была тогда нужна, потому что он был чем-то вроде, если говорить по-современному, министра внутренних дел и министра обороны. Конечно, такой человек мог лучше разобраться с тем, как переводить массово арианскую общину Константинополя в православие, — а она в целом была арианской, за исключением маленькой группы, которая составляла паству Григория Богослова, и которая помещалась в малюсенькую церковь, называвшуюся Анастасия. Это название обозначало, что она названа либо в честь Воскресения Христова, либо вчесть св. Анастасии.

Много такого можно вспомнить, а можно и другое – я назвал только немногое. А что же для нас является самым главным уроком в жизни Григория Богослова? И в каких нуждах, хотя это всегда спорно, субъективно, но все-таки полезно помолиться Григорию Богослову? Что же это за нужды?

Это нужды того, чтобы наше православие оставалось одновременно и святоотеческим, и аскетическим, заботящимся об умной молитве, — потому что это именно Григорий Богослов сказал знаменитую фразу, что должно поминать Бога чаще, чем дышать. Причем по-гречески он употребил такую форму, которая означает долженствование: “мнимнивстЕон феОн мАллон и анапневстЕон”, то есть “должно поминать Бога более, чем дышать”. Это значит, что молитва должна быть непрестанной, и в этом даже есть намек на то, что молитва должна соединяться с дыханием.

Действительно, если дыхание тела должно быть непрестанным, то таким же должно быть и дыхание души, которым является молитва. Вот, с одной стороны, наше христианство должно быть таким, основанным на молитве. С другой стороны, наше христианство не должно быть каким-то диким, “пещерным” в плохом смысле слова. Одно дело быть пещерным в смысле святых отшельников и подвижников, которые жили в пещерах, а другое дело — быть “пещерным” в смысле пещерных людей, которые там жили отнюдь не от подвижничества. А такая тенденция у нас в православии очень даже есть, что если я православный, то могу быть полнейшей скотиной – что мне эти светские приличия, ценности и так далее.

Вот Григорий Богослов, конечно, образец противоположного. Он понимал значение и культуры, и науки. Понимал и одобрял это для устроения общества, но что самое для нас главное – он видел в этом необходимость и для устроения Церкви. И не просто видел необходимость, а использовал это. Потому что если бы этого не было, то невозможно было бы сформулировать догматы, невозможно было бы их изложить еще так, чтобы это дошло до разных категорий людей. Всем этим занимался Григорий Богослов, все это основано на культуре.

К сожалению, люди некультурные приводят, в конце концов, к каким-то дикостям и даже сектам. На почве православия это происходит сплошь и рядом. Поэтому, конечно, надо смотреть не на таких вот “ревнителей”, с позволения сказать, — а на самом деле это горе-ревнители, — а именно на таких, как Григорий Богослов.

Кроме того, Григорий Богослов является одним из всего лишь нескольких, не наберется и десятка, самых-самых-самых главных отцов Церкви, на которых у нас все стоит – столпов церковных. Конечно, мы об этом еще будем говорить, если, даст Бог, доживем, на праздник Трех Святителей, и есть еще и другие святые, в память о которых мы тоже это говорим, но таким вот является и Григорий Богослов.

Если взять сочинения Григория Богослова и утратить абсолютно все другие сочинения, из которых мы узнаем о христианстве, даже Библию, то, я думаю, мы получим из этих сочинений полное представление о том, во что мы должны верить, и все, что нам нужно знать, если будем внимательно их читать. Это если взять дошедшие до нас произведения, а наверняка еще часть утрачена. Вот такой он был великий и богослов, и писатель, и проповедник. И, самое главное, он был великий святой человек.

Вот такие образцы у нас должны быть, а не какая-нибудь, еще раз скажу, местная пещерная дикость. Православие должно быть таким, каким оно было у Григория Богослова. Григорий Богослов – это православие, а, скажем, наши доморощенные “аввакумы” – это что-то немножко другое.

Аминь.