Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Обычно в Великий понедельник за литургией начинается чтение большой проповеди Иисуса на горе Масличной по Евангелию от Матфея [Мф.24,25], вторая половина которой продолжается на Великий вторник. Исторически она была приурочена к Великому вторнику, когда вспоминаются те события, при которых она была произнесена, и, видимо, связана исторически с Тайной вечерей.

Но в этом году мы будем лишены возможности внимательно поговорить о том и другом, хотя все эти чтения, положенные в понедельник сегодня и завтра во вторник, все равно должны состояться. Дело в том, что завтра у нас Благовещение, и основная тема завтрашнего богослужения — это все-таки будет Благовещение. Поэтому хоть кратко, но сегодня надо сказать о богослужении Великого вторника, хотя сегодня, в понедельник, чтение проповеди Иисуса уже начинается.

О чем же идет речь на Богослужении Великого вторника? Читается эсхатологическая проповедь о конце мира, которую Иисус произнес незадолго до Своего ареста. Первая ее половина, которую мы сейчас прочитали, посвящена знамениям конца: что будет происходить перед тем, как совсем уже настанет кончина мира, и что не будет происходить.

Это, конечно, очень важные события. Будет проповедовано Евангелие всей твари [Мк.16:15]. Это не значит, что все обратятся и все его примут, но все смогут его узнать. Настанет мéрзость запустѣ́нiя, речéн­наю данiи́ломъ прорóкомъ, стоя́ща на мѣ́стѣ святѣ [Мф.24:15]. Что это такое? «Мерзость» означает «идол». Это технический термин. То, что у нас в русском языке с этим ассоциируется, конечно, сюда и восходит. Но здесь «мерзость» используется в своем твердом техническом смысле и означает, что в Святом Святых Иерусалимского храма будет стоять языческий идол.

Как же это понять, если сейчас нет уже самого Иерусалимского храма? А так, что для тех людей, которые смотрят на внешнее, Иерусалимского храма нет. Для тех же, кто смотрит духовно, он, конечно же, есть, потому что каждая церковь христианская – это тот же самый Иерусалимский храм, именно он же, а не только похож.

Точно так же, как в каждой частице причастия находится весь Христос, а не какая-то Его часть, и один и тот же Христос, а не у каждой церкви свой Христос или уж тем более, что в каждой частице свой Христос, точно так же в каждом храме – Иерусалимский храм. Иерусалимский храм при этом один, просто он в каждом храме, как и Христос, который один, но в каждом причастии. Почему Иерусалимский храм один? — Потому что он земной образ единственного Небесного Храма. А что такое Небесный Храм? – Это Царствие Небесное.

Таким образом, пророчество Даниила, что на мѣ́стѣ святѣ, в Иерусалимском храме, Святом Святых, будет стоять мéрзость запустѣ́нiя, то есть идол, — это пророчество о том, что христианство, как мы стали называть с первого века по Рождестве Христове истинный Израиль, отступит. И под видом христианского богослужения, — потому что это будет происходить именно на на мѣ́стѣ святѣ, а не где-то еще, — будет все-таки стоять идол. Такое вот извращение христианства при всеобщей доступности проповеди Евангелия.

Сказано также, что будут всякие войны, но при этом сказано, что не тогда кончина. Войны, действительно, последние времена отмечают, и мы видели очень много войн за последние две тысячи лет. И чем дальше, тем они разрушительнее, тем больше людей в них погибает. Не только в древнем, но даже и в средневековом мире было технически невозможно организовать войну, в которой погибло бы, предположим, семь миллионов человек. Если бы погибло тысяч пятьсот, то это была бы уже какая-то мировая катастрофа. А у нас погибло семь миллионов только в России в гражданскую, а не какую-то мировую войну. Темпы, конечно, нарастают.

Но мы понимаем, что все времена, которые после Пришествия земного Христа, это последние времена. И поэтому в последние времена так все и должно быть, хотя это не значит, что тогда же придет и Конец Мира, который не тогда, когда, например, была русская революция, или Первая мировая война, или Вторая мировая война, или, на дай Бог, будет Третья. Она, может быть, и будет, но это совсем не означает, что будет Конец Мира.

Дальше будет еще другое событие: Второе Пришествие Христово, о котором говорится сейчас, прежде всего, как предупреждение, чтобы люди не верили, что оно будет, когда его нет. Потому что будут многие там и сям говорить: «я уже пришел», «я Христос». Но все эти «явления Христа», подобные Его первому Пришествию, то есть в скромном и даже рабием образе, уже больше не будут подлинными. То, что будет, увидят все сразу и торжественно, как мы это сегодня слышали, я́коже бо мóлнiя исхóдитъ от­ востóкъ и явля́ет­ся до зáпадъ, тáко бýдетъ при­­шé­ст­вiе Сы́на человѣ́ческаго [Мф.24:27]. А в Деяниях Апостолов, где говорится о Вознесении, ангелы, явившиеся после Вознесения, возвестили, что таким же образом, как Он сейчас вознесся, со славою, таким же образом, со славою, и придет: сéй Иисýсъ, воз­несы́йся от­ вáсъ на небо, тáкожде прiи́детъ, и́мже о́бразомъ ви́дѣсте егó идýща на небо [Деян.1:11]. Об этом, конечно, говорится и в других видениях.

А вторая часть Апокалипсиса, которую мы будем читать завтра, после чтения Благовещения, и надо будет тоже это слушать внимательно, — она будет посвящена притчам, которые Христос говорит. Они все касаются тоже конца света, и многие из них касаются Суда, и это требует, конечно, глубокого толкования и понимания. Хотя многие, и святые отцы также, уже утратили знание той традиции, в которой это изначально говорилось. Текст этот связан с разными мистическими традициями иудейского мира, на языке которых Евангелие говорит очень часто, в том числе и здесь. Поэтому объяснять это так серьезно, конечно, у нас сейчас нет ни малейшего даже времени. Но можно сказать вот что.

Как, даже не понимая всей глубины мистических текстов, подобных тем, что мы будем слушать завтра, получать из этого пользу. Потому что если бы неученым людям никакой бы пользы от этого не было, то эти тексты бы, наверное, все равно существовали где-то и как-то, но их бы не было в Евангелии, то есть в том, что для всех. Они бы не были во всеобщем богослужении.

Это означает, что понимая ничтожно малую часть этих текстов, можно получить огромнейшую пользу для своей души. Конечно, надо стараться их понимать больше, и польза будет больше. Но даже если понимать мало, все равно польза будет огромная. Что же это такое?

А это – если мы просто будем представлять, никак не насилуя свой мозг, который все равно не поможет, если в него не заложены какие-то знания (не будем сейчас говорить о тех, у кого они заложены). Вот мы представляем эти овцы и козлища, которые налево и направо идут, те, кто делал что-то хорошее, и те, кто не делал что-то, — напоминается притча, которую, думаю, многие помнят [Мф.25:31-46]. То  повспоминаем этих дев, что ждали жениха, и у одних был елей, а у других не было. То вспомним слугу, который в отсутствие хозяина занимался пьянством и бил своих подчиненных, других слуг, и с него потом спросит хозяин. Мы вспоминаем хозяина дома, который бодрствовал и не давал подкопать вору стену, чтобы влезть в дом.

И вот даже не зная мистических ассоциаций, которые связаны с этими образами, мы должны понимать, что это тот самый язык, на котором во многом говорит наше бессознательное. Когда мы спим и видим сны, это тот же язык. Но когда мы видим сны-притчи или как рассказанные необычные сны-истории, может быть и похожие на какую-то земную жизнь, но не нашу, или вообще не похожие на земную жизнь, то язык это тот же самый, но содержание того, что рассказывается на этом языке во сне, другое. Оно связано с тем, как мы себя чувствуем, какие у нас проблемы  в жизни. И это обычная наша психология.

Но когда языком образов выражается Откровение Божие, и если мы его просто пропускаем в себя, мы этими образами начинаем жить. Как будто бы мы никогда не выходили из этой комнаты, в которой бодрствует хозяин дома, чтобы ее не подкопал вор. Как будто бы мы никогда не выходили из чертога, где эти девы ждут жениха и другого чертога, куда их потом приглашают, но только мудрых из них. И как будто бы никогда не отходим от сцены Суда, где одни идут одесную, а другие ошую.

Тогда мы без всякого участия нашего рационального сознания, без всякого нашего понимания, в том смысле, что мы сами можем что-то объяснить (а мы пока еще ничего объяснить и не можем), все же оказываемся подключенными к какому-то ресурсу, который всегда нам объясняет, как устроена эта реальность и как понять волю Божию. И как она проявляется и вмешивается в нашу жизнь сейчас.

Для понимания этих мистических текстов, как можно их назвать на современном языке, понимание через мистический опыт гораздо важнее, чем их историко-филологическое понимание. Если жить так, чтобы эти тексты стали фактами твоего внутреннего сознания, постоянно обращаться к Богу и вообще привыкнуть молиться, как все христиане должны делать (иначе они и не христиане), то эти сцены в нужный момент будут всплывать и объяснять тебе как участнику очередной жизненной ситуации: где ты находишься, зачем, и что тебе делать. Будет наступать вот такая внезапная ясность.

Это я говорю нарочно о том минимальном использовании, на ничтожную долю процента того содержания, которое есть в этих мистических текстах, и которое всем абсолютно доступно. Это конечно будет нас принципиально отличать от людей, которые, может быть, и хотят стать христианами, но пока этого не знают и не умеют.

Вспомним себя, когда мы еще не были христианами, или, может быть, уже были в каком-то смысле христианами, интересовались, доверяли, но не понимали и не жили этими текстами. Мы жили в мире, где есть, конечно, возможность пойти в церковь, почитать какую-то книгу. Но в целом мир состоял из разных ситуаций, которые нам навязывали извне либо с добрыми намерениями по отношению к нам, либо со злыми. А чаще всего вообще не обращая внимания на нас и на наши желания. Конечно, этот мир не особо хороший.

А когда мы живем в мире, где все упомянутые ситуации постоянно продолжаются, тогда мы, конечно, приобщаемся к центру управления миром, от которого действительно все зависит, а именно, к Самому Богу. Мы приобщаемся не так, чтобы уметь объяснить волю Божию, хотя бы даже только самим себе. Чтобы уметь объяснить, требуется уже другая степень понимания, и к этой добродетели духовного рассуждения можно и должно стремиться. Но пока мы говорим о той стадии, когда хоть мы и стремимся, но пока ничего не достигли. И все равно, не имея возможности объяснить, мы имеем возможность жить.

Таким образом, внимательное чтение и просто усвоение внутрь себя апокалиптических текстов этой мистической литературы научает нас жить. Оно не сразу научает нас объяснять, как правильно надо жить, даже самим себе, но научает нас просто жить, что, конечно же, самое важное. Прошу поверить на слово, правда, не мне, потому что это я не от себя говорю, а этому учит опыт многих других людей. И тех, кто сам не имеет такого опыта, прошу поверить на слово.

Аминь.