Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память предпоследнего митрополита Петроградского Вениамина, который был избран на нашу кафедру в 1917 году и перестал ею управлять тогда, когда был расстрелян в 1922. После него был еще один митрополит Петроградский Иосиф, который на нашей кафедре правил всего три дня, но чуть более десяти лет считался нашим митрополитом, пока тоже не был расстрелян.

Говоря о митрополите Вениамине, мы можем увидеть те проблемы, которые и тогда были в Церкви, и сейчас остались. Прежде всего, само его избрание на кафедру было совершеннейшим беззаконием, которое оказалось возможным только потому, что то, что предшествовало его избранию, то есть синодальный строй, тоже был беззаконием.

Когда пришло к власти Временное правительство, то митрополита Петроградского Питирима (Окнова), которого никто и никогда не считал ненастоящим митрополитом, — в этом его никто никогда не обвинял, — просто выгнали с кафедры. А так как это был церковный чиновник, который был никому ненужным и считался (обоснованно или нет) ставленником Распутина, то никто его не пожалел, а просто прогнали, и на этом все с ним закончилось. Потом он умер довольно скоро — он был уже стареньким — на юге России.

Совершенно так же прогнали в Москве митрополита Московского Макария Невского, но там была другая ситуация: хоть прогнали по той же причине — тесной связи с царской властью, — но он был святой, авторитетный, и не смирялся, и с ним потом еще пришлось договариваться.

С другой стороны, все это было беззаконно, а, с другой стороны, сам митрополит Питирим (Окнов) был назначен на эту кафедру так, как все архиереи до революции назначались, то есть тоже беззаконно, в рамках синодального строя. Дальше решили, что новый митрополит будет избран канонически. Представления о канонах были скорее революционно-демократические, чем церковные, но, как бы то ни было, в Петрограде, как впрочем и в Москве, епархиальное собрание духовенства и мирян избрало кандидата, какого хотело, и любимый народом, в том числе и всем пролетариатом, викарный епископ Вениамин, стяжавший себе доверие всех людей и стяжавший репутацию аскетичного и доброго пастыря, был избран на кафедру. Подобным же образом в Москве был избран митрополит Тихон, — которого там знали как раз не очень хорошо, а здесь у нас Вениамина знали хорошо.

Вот, несмотря на то, что пришлось ему вступить на нашу кафедру таким несколько беззаконным образом, но поскольку потом все примирились, и возразить было особо некому и нечего, то, в результате, назначение было признанно, и церковный мир таким образом воцарился, потому что авторитет был, действительно, такой, какой должен быть у настоящего митрополита.

Но мы знаем, что недолго это все продолжалось, потому что вскоре начались большевицкие гонения. Первая и систематическая волна гонений, а не от случая к случаю, пошла в 1922 году, и тогда среди репрессированного духовенства едва не оказался Патриарх Тихон, а митрополит Вениамин оказался: он был арестован и осужден публичным, но совершенно беззаконным неправедным судом, на котором он прекрасно держался, понимая, что это последняя в его жизни возможность проповеди христианства. Он воспользовался ей настолько, насколько это было возможно — действительно, его поведение на суде вошло в церковную историю и в деяния новомучеников и исповедников Российских. А потом он был расстрелян, и опять наша кафедра овдовела на несколько лет.

Чему это учит нас сегодня? Во-первых, все митрополиты советского времени, которые возглавляли нашу кафедру, — а всего-то их было двое, — испытывали гонения и были насильно отлучены от своей паствы, а потом даже и убиты. А те другие пастыри, которые управляли от имени этих митрополитов здесь (это сначала были викарные епископы Петроградской митрополии, а когда их тоже всех репрессировали — то нашим верующим стали помогать епископы из других областей), — они тоже были гонимыми и были катакомбными епископами.

Поэтому и нам сейчас надо, прежде всего, не оторваться от них: понимать, что если мы хотим быть в истинной Церкви, и, в частности, истинной Российской Церкви, то мы должны быть в той Церкви, в которой были они. Конечно, они “были”, но они и никуда не делись, а в Церкви пребывают во веки веков. Поэтому будем стараться себя вести так, как на нашем месте вели бы себя они. В какой-то степени у нас хватает знаний, чтобы это представить, а в какой-то не хватает знаний, но зато мы всегда можем им помолиться, и должны даже это делать, и недостаток наших знаний будет восполнен.

И не просто будет восполнен недостаток знаний, но они нас поддержат и укрепят в том, чтобы идти ко спасению души, то есть их путем, — а другого пути ко спасению души нет, все остальные пути ведут куда-то в другое место, к погибели души.

Говоря конкретно о митрополите Вениамине, мы должны понять вот что: он был человеком с легким и простым характером, который общался с любыми людьми и делал это с удовольствием. Конечно, он общался с людьми любых классов, любых социальных групп, но цель этого общения всегда была одна. Во всех этих группах находились люди, которые действительно откликались на это, хотя может быть и не сразу, потому что, положим, они сначала были алкоголиками или погрязшими в разных других пороках, просто житейских хлопотах людьми.

Вот и мы тоже должны так жить, общаясь со всеми людьми, с которыми нас Господь сводит, со всеми, среди кого мы живем. Никого специально искать нам не надо и куда-то далеко ездить, но просто встречаться с теми, с кем мы и так встречаемся, и стремиться в общении с ними быть христианами. Это не значит, что надо стучать себя в грудь и говорить, что я христианин, и еще добавлять к этому, может быть, “а ты кто такой?!”.

Надо говорить с ними о том, о чем ситуация требует: по делу, или это могут быть какие-то житейские отношения, бытовые. Но внутренне мы сами должны говорить так, как нужно в данной ситуации говорить христианам. Исходя из христианства какие-то выборы делать в своей жизни, никому не говоря о своей мотивации, потому что, если мы будем говорить, то, скорее всего, эту мотивацию мы потеряем и заменим на тщеславную.

Если не будем говорить, тогда она и другим передастся. Они даже не будут знать, что это христианство, возможно. Среди них будут даже люди предубежденные против христианства — таких хватает среди наших знакомых. Но когда они будут видеть христианство по-настоящему, а без этикетки “христианство”, — причем ведь еще неизвестно, на что эта этикетка налеплена, часто отнюдь даже не на христианство, а даже говорить не буду, на что именно налеплена, — то так или иначе они будут к нему располагаться.

Это было принципом жизни митрополита Вениамина. Так он стал любимым пастырем, еще будучи викарным епископом, именно поэтому его избрали митрополитом. Даже на публичном процессе почти все, включая даже отчаянных людей, тоже к нему расположились, в том числе и многие из тех, кто был сторонником власти, уж не говоря о его замечательном адвокате, который был неверующим евреем, но сделал все для его защиты.

Конечно, уже и в самих этих людях расположение к христианству не может быть без пользы, даже если не доходит до того, чтобы им самим стать христианами. Но, кроме того, мы никогда не знаем, как и на кого эти люди повлияют в дальнейшем. Может быть, эти люди, не становясь христианами, послужат проводниками христианства кому-то еще, о ком мы и знать-то не будем.

Так мы и должны жить среди людей — открыто, но в то же время и закрыто. Со всеми общаться, кто с нами общается, но закрытыми в том отношении, что наша внутренняя жизнь не подлежит никакой ревизии, никакому вторжению извне, и эта внутренняя жизнь должна быть христианской.

Вот таким вещам нас и учит пример нашего митрополита Вениамина.

Аминь.