Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святых отец шести Вселенских соборов. Уже давно этот праздник воспринимается, как немножко странный праздник первых шести из семи Вселенских соборов, но исторически это было иначе.

Праздник этот появился еще в VI веке и раньше, чем тот собор, который мы называем Шестым Вселенским. В одном из посланий Максима Исповедника, который умер до VI Вселенского собора, мы встречаем такую фразу: «Верен учению шести Вселенских соборов». Какие же эти шесть соборов?

Первые четыре собора, включая Халкидонский, это те, которые сейчас у нас называются Вселенскими. Потом поместный, который тогда многими считался Вселенским, собор 536 года в Константинополе, когда осудили прежде всего севириан, поэтому сегодня против Севира и разных ответвлений его монофизитского учения так много в было слов в каноне на утрени. Канон этот поздний, IX века, но, видимо, он писался с учетом более древних традиций этого праздника. И, наконец, тот собор 553 года, который у нас в официальной истории называется V Вселенским.

Все эти воспоминания соборов VI века были приурочены к празднику в честь Халкидонского собора, который праздновался летом. Празднование продолжалось до двух-трех недель, и в нем воспоминались и последующие соборы. И так мы получили праздник, который теперь у нас занимает только одно воскресенье, переходящее, и которое касается этих шести Вселенских соборов.

О чем была речь на этих соборах, особенно на последнем Халкидонском? Прежде всего о христологии. Причем что характерно? Что все партии говорили такими лозунгами – две или одна природа во Христе, — которыми они легко могли обменяться. Вот сейчас разные люди, — которые думают, что они образованы, а на самом деле глубоко невежественны, — говорят, что, мол, тогда поспорили из-за терминов, а на самом деле просто друг друга не понимали.

Кто читал тексты VI века самих спорящих сторон, те понимают, что они прекрасно разбирались, кто и что имеют в виду.  Обе стороны были согласны принять терминологию оппонента. Никто о словах, терминах спорить и не собирался – царило взаимопонимание, что можно разными словами выразить одну и ту же истину. И даже не просто словами, а разными философскими, логическими концепциями выразить одно и то же богословие. Но вопрос был именно в этом богословии, и оно бывало разным.

В VI веке так было, что православным не удавалось хорошо и ясно сказать так, чтобы с логической стороны это было выражено красиво и православно, чтобы концы сходились с концами. Это гораздо лучше получалось у монофизитов. У православных это получилось только при Максиме Исповеднике спустя сто лет. Это не означает, что православное учение менее правильно. Православная вера может быть выражена хуже, чем неправославная.

Как у нас могут быть церкви самые неказистые – в конце концов, у ранних христиан вообще не было отдельных церковных зданий, служили по домам, а у язычников были прекрасные храмы, но беда в том, что у них не было православия, а у нас оно было,  — точно так же с архитектурой можно сравнить концептуальное оформление нашей веры.

Да, оно может быть у нас хуже, чем у других. Потом это повторилось в XVII веке, когда у латинян было образование, была красота в изложении своего учения, но при этом учение было не православным, а у нас было полное безобразие с изложением православия, гораздо хуже, чем в VI веке, но зато православие все-таки было.

Поэтому так важно иметь православие. Это мы легко можем понять и на своем личном уровне, потому что лично человек может очень плохо понимать, что такое православие. Спроси любого прихожанина, что такое ипостась. Да ладно прихожанина – спроси любого преподавателя духовной академии, что такое ипостась, и он не ответит нормально. Примерно вторым-третьим вопросом на понимание его можно будет полностью сбить. Потому что мало кто понимает вот такие ключевые термины на профессиональном уровне, чтобы это понимать при переходе к новым контекстам.

Но дело не в этом. Для православного дело в том, чтобы быть православным. Понимать, что моя вера – это вера таких-то людей, святых отцов и матерей. Поэтому очень важно, что наша вера — вера и Кирилла Александрийского, и тех, кто был после Кирилла, в частности, Максима Исповедника, императора Юстиниана, который действовал на соборах 536 и 553 годов.

И поэтому наша православная вера — она с нами, даже если мы ее не можем объяснить красиво, в красивых понятиях, хотя хорошо уметь это делать.

Красота – это важно, но это не жизненно важно. А жизненно важно иметь православную веру, понимать, что мы должны быть в одной вере со святыми, понимать, в частности, что не надо быть там, где святые бы не были. Если вдруг епископы начинают вдруг говорить какую-то ахинею, то мы прекрасно можем себе представить реакцию святых отцов: они бы это все обличили. Если обличать некому, если все епископы так говорят, то просто надо от них отложиться – вот так мы должны делать.

Но в своем православии мы должны быть тверды – быть там, где святые отцы. И, конечно, это все выходит на наш личный уровень – на уровень нашей аскетической жизни. Потому что многие сейчас любят говорить, что вот так жить сегодня нельзя, потому что сейчас все живут иначе, надо искать компромиссы и так далее. Но мы должны понимать, что никогда не было такой эпохи, когда все жили бы не «иначе».

Еще труднее было жить в христианских империях, когда все считали себя христианами, а все ведь жили «иначе», то есть большинство людей жило не по-христиански. Если так жить, то христианином ты не будешь никогда. Надо жить так, как жили святые отцы. Надо понимать, что святые отцы не стали бы увлекаться вот такими вещами – от смотрения телевизора до особенностей семейной жизни, которые сейчас бывают общепринятыми, но абсолютно недопустимы с точки зрения христианства.

Надо стараться это понимать и держаться именно православия. Что тогда будет? Некоторые считают, что тогда будет скучно, потому что того нельзя, этого нельзя и так далее. Но, во-первых, если ты не ешь с помойки и не отравляешь свой организм, то, может быть, сначала, будет плохо, потому что надо привыкнуть – как курильщику бывает плохо, когда он бросает курить, но потом хорошо будет, или как наркоман «переломается», и ему будет жить лучше. Сами эти ограничения очень хороши.

Но самое главное – в православии нет никаких ограничений ради ограничений. У нас есть выбор блага. А выбор блага просто несовместим с тем, что не благо. Мы выбираем гораздо лучшее, гораздо более нас укрепляющее и увеселяющее. Если мы это сначала не чувствуем, то только в силу отравленности организма. А если мы будем стараться все равно в этом жить, то будет и результат. Даже апостол говорит, что нет такого испытания, которому бы не было соответствующего утешения.

Конечно, чем легче мы вразумляемся, тем меньше нам надо испытаний, — это надо учитывать, тоже не последний момент. Поэтому будем стараться просто во всем подражать святым отцам. Кто может читать и понимать их богословие – хорошо, это полезное дело. Большинство этого не могут – ничего страшного, надо просто подражать их жизни, как они выбирали между Богом и всем остальным, что противоречит Богу. Этому может и должен подражать каждый.

Аминь.

епископ Григорий