Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Имя священномученика Евсевия, епископа Самосатского, неизвестно современным верующим; православное мировоззрение и состоит в том, что являет собой жизнь и учение святых отцов; Евсевий Самосатский был гонимым православным епископом в IV веке, когда большинство епископов были арианами; большинство людей, и архиереев в том числе, равнодушны к предмету веры, они неравнодушны к тем вещам, которые вера может приносить; епископ Евсевий был убит горшком, который бросила в него женщина-арианка, когда он триумфально въезжал в свой город — это не мешает церкви почитать его во святых; если мы надеемся на то, что наша деятельность угодна Богу, если мы надеемся угодить Богу, мы не должны думать, что Бог действительно нам даст все совершить до конца, потому что ему важны намерения; если мы во всем полагаемся на Бога на самом деле, то и тогда исход наших предприятий на земле неизвестен, он вполне может быть таким, как у Евсевия Самосатского; наше дело — делать наше дело.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память священномученика Евсевия, епископа Самосатского. К сожалению, таких великих святых, которыми утверждалось православие, даже сами имена часто бывают неизвестны нынешним верующим, и не привыкли они им молиться, а уж тем более не бывают известны примеры из их жизни, которые, если бы были известны, существенно изменили бы мировоззрение православных людей.

Я чуть было не сказал, что они бы изменили православное мировоззрение. Это, конечно, совсем не так, потому что православное мировоззрение и состоит в том, что являет собой жизнь и учение святых отцов. А если у православных другое мировоззрение, то оно, значит, и не православное — отклоняется от православия. А для того, чтобы оно у нас было православным, мы должны обращаться к примерам святых отцов.

Чем особенно был известен святитель Евсевий Самосатский? Тем, что во второй половине IV века, когда он был епископом, он был в числе совсем немногих архиереев, которые держались православия , когда оно было гонимым. И он дожил до того момента, когда православие стало государственной религией, когда большинство архиереев, которые раньше православными не были, выбрали православие. Неужели остальные архиереи так сделали потому, что подумали и рассудили, что православие им кажется более правильной верой, чем то, что является ему альтернативой? Альтернативой ему было арианство в разных его видах.

Конечно, нет, потому что большинство людей, и архиереев в том числе, равнодушны к предмету веры. Они неравнодушны к тем вещам, которые вера может приносить. В частности, когда речь идет о епископах, к какому-то социальному положению и так далее, но к самому предмету веры они равнодушны. Поэтому они верят так, как скажет начальство. И если начальство прикажет всем быть арианами, то они спокойно будут арианами. Если кем-то еще — то кем-то еще. И лишь немногие в таких случаях действительно поступают по своей вере, которая может быть другой. И тогда они осмеливаются противоречить начальству, в том числе церковному, но самое главное — светскому, которое, конечно же, устраивает гонения.

И вот таким гонимым православным епископом был Евсевий Самосатский в то время, когда в Римской империи торжествовало арианство в качестве государственной религии. Но он дожил, — хотя не все дожили православных иерархи, а он дожил — до того времени, когда на престол взошел православный император, и православие опять стало государственной религией. И он дожил до того времени, когда мог вступить в свой город, где он был епископом, но в изгнании. Будучи в изгнании, он фактически не мог там управлять церковной жизнью, которую захватили ариане, а теперь он смог триумфально в него въехать.

И что же произошло в то время, когда святитель Евсевий вступал в свой город, чтобы возглавить праздничное богослужение в соборе и чтобы потом наладить там церковную жизнь, уже настоящую православную? Когда он ехал по улицам города, некая женщина-арианка, фанатично настроенная, из окна бросила в него каким-то горшком, попала ему по голове и убила. Таким образом он и стал мучеником.

Он не стал мучеником, когда он был гонимым епископом, и Господь как-то сохранял его жизнь. А когда вроде бы его дело победило, причем, в самый момент триумфа, он оказался убит. Церковь его прославляет во святых. А что бы сказали современные православные христиане? Очень вероятно, что они сказали бы, что если он был так убит, то неугодна Богу был его вера, его дело и так далее. То есть по таким вещам люди склонны заключать, что кто-то Богу особенно неугоден.

Не далее как вчера на Украине молнией убило одного общественного деятеля, который был известен тем, что он был очень против Московской патриархии и поддерживал Киевский патриархат. И все стали тут же писать против Киевского патриархата и против этого деятеля, который за пятнадцать последних лет всем надоел, что “Бог его покарал — убила его молния — значит, его дело неугодное, и он получил по заслугам”.

Я совершенно не хочу сказать, по заслугам он получил или нет, я-то считаю, что это не наше дело так рассуждать, а хочу рассказать о том, какое это глупое рассуждение. В связи с этим люди более знакомые с православным преданием вспомнили, что у нас почитается отрок Артемий Веркольский,в XVI веке убитый молнией на поле и ничего особенно не сделавший до этого, хотя, конечно, он был православным отроком. И в народе есть масса поверий, что убитые молнией являются святыми и особенно угодными Богу.

Но как глупо думать, что те, кого убило молнией, если они были православными, являются святыми — это совершеннейшее народное суеверие, ничего общего не имеющее с учением церкви, — так же глупо думать, что те, кого убило молнией и так вот остановило прямо посреди их бурной деятельности, что это означает, что они, или их деятельность, были неугодны Богу. Это может означать все что угодно. В том числе и то, что действительно были неугодны, и Господь решил их деятельность остановить. А может быть то, что они уже принесли достаточно пользы, и, наоборот, их деятельность настолько полезна, что ее просто недостойны окружающие. Масса может быть объяснений. И в тех или иных случаях разные объяснения бывают верны.

Не имея специального откровения от Бога, нам совершенно не нужно о них рассуждать. А нужно рассуждать о том, что может быть все по-разному. Если мы надеемся на то, что наша собственная деятельность угодна Богу, если мы надеемся угодить Богу, мы не должны думать, что Бог действительно нам даст все совершить до конца. Этого быть не может. Что-то, конечно, даст совершить, а что-то и не даст. И не потому, что мы делаем что-то плохо, а потому что Богу от нас важны наши намерения, которые означают, если они у нас твердые, наше стремление к Богу.

А уж как мы будем осуществлять наши намерения, если они у нас твердые, это будет влиять не только на нас, а на большое число людей вокруг нас. О каждом из них Господь Бог имеет свой собственный промысел, и вполне может быть, что не полезно им получать пользу, которую мы хотим им принести. Нам полезно хотеть всем принести пользу, и если мы на самом деле этого хотим, то мы будем стараться что-то делать. Но совершенно не факт, что этим людям полезно получить пользу, а не вред, потому что вред людям тоже нужно получать для чего-то. И тогда наша возможность принести им пользу будет остановлена каким-то методом, одним из многих, и вполне может быть, что и нашей смертью. Потому что все равно когда-то мы должны умереть — тогда, когда это полезнее всего для нас и для окружающих.

Поэтому не надо быть суеверными. Надо во всем полагаться на Бога. Надо понимать, что если мы во всем полагаемся на Бога на самом деле, то и тогда исход наших предприятий на земле неизвестен, он вполне может быть таким, как у Евсевия Самосатского. Но важно, каков исход наших предприятий, вернее тех дел, которые мы начинаем на небе. То есть делать-то мы их начинаем на земле, но настоящая их цель может быть только на небе. Если мы их делаем правильно, с правильными намерениями, то тогда не надо сомневаться, что на небе все будет достигнуто. А вот будет или нет достигнуто на земле — это большой вопрос.

А, с другой стороны, — это очень маленький вопрос, потому что он не очень-то нас и касается. Наше дело — делать наше дело. А дело Божье — позвать других делателей, если нас не хватает, или не звать, или вообще нас от этого дела отстранить. Поэтому пусть каждый занимается своим. Господь занимается Своим, и вот мы будем подражать ему в том, чтобы нам тоже заниматься своим — тем, что Он отвел для нас.

Тогда мы не будем суеверными, тогда мы не будем всякими страхами отягощаться: “А как же это так! Если случилось это, то тогда все плохо”. Не будем отвлекаться от нашей веры какими-то посторонними соображениями. А я напомню, откуда мы должны узнавать свою веру: из догматов, из святых канонов, из Священного Предания в целом, куда входят и догматы, и каноны, а самое главное — примеры поведения и наставления святых Отцов.

Аминь.