Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня в евангельском чтении от Луки мы слышали рассказ о воскрешении сына вдовы из города Наин. Сын ее был весьма юн и неожиданно умер. И когда шла уже похоронная процессия с его телом, тогда встретил ее Иисус и повелел ожить ее сыну.

Считается, что это второе воскрешение мертвых, которое совершил Иисус, а всего евангелистами описано лишь три, и третьим будет воскрешение Лазаря. Они между собой образуют некую последовательность. Первое воскрешение – воскрешение дочери Иаира, которая только что умерла. Иисуса звали к ней, когда она еще была больна, но потом домочадцы сказали, что она уже умерла. Иисус сказал, что она спит, хотя все уже знали, что она умерла. Это было такое состояние смерти, которое внешне еще трудно отличить от живого.

Теперь мы видим второй случай воскрешения – воскрешения сына Наинской вдовы, когда смерть была уже явной, ее констатировали, усопшего уже хоронили, то есть все уже убедились, что он умер, хотя на Востоке хоронят в тот же самый день, потому что жаркая погода не позволяет оставлять надолго мертвое тело.

И, наконец, четверодневный Лазарь, который уже смердел – самый невозможный случай. Все мы понимаем, для чего надо было такую последовательность провести, причем с разной степенью публичности.

Первое воскрешение дочери Иаира было явно только для родственников и домочадцев, пусть их было много, и дом их был богат, но все равно в пределах семьи и дома. Второе воскрешение произошло на глазах у всего города, так как город был маленький, все события были на виду. Третье воскрешение произошло на глазах у всего Иерусалима, хотя и происходило это в Вифании, близ Иерусалима, а хоронили, естественно, за пределами города, потому что, согласно правилам ритуальной чистоты, хоронить в городе запрещал закон Моисея, а также и римское право.

Мы понимаем, что это было нужно для того, чтобы все поверили, — хотя все равно поверили не все, даже практически никто поначалу не поверил, — что Иисус и Сам воскреснет, раз он воскрешал других. Но есть и другой аспект.

Когда говорят об этом воскрешении сына наинской вдовы святые отцы, то часто упоминаются обстоятельства: это был ее единственный сын, единственная поддержка в старости, которая к ней уже пришла. Она лишалась кормильца и какой бы то ни было будущности, а самое главное – она лишалась всего смысла своей жизни. И вот Христос ее пожалел и воскресил ей сына. То, что именно так все и было, что Христос ее пожалел – это несомненно.

Но ведь рядом по соседству были наверняка и  более трагические случаи – они бывают всегда. Почему же Иисус, если Он хотел сделать людям добро, не воскресил тех? Почему Он выбрал эту вдову, а не какую-нибудь другую, еще более несчастную? Почему Он не воскресил побольше мертвых? Если бы Он воскресил не три человека, а тридцать или лучше триста, то Ему бы охотнее поверили.

Получается, что, с одной стороны, нельзя это оправдать необходимостью побудить уверовать в собственное воскресение, потому что уж тогда бы лучше иметь толпу воскрешенных, чтоб поверили. Если попытаться подойти к этому с точки зрения человеколюбия, то очень скоро все перевернется – оправдание станет обвинением. Так вот многие люди и обвиняют Бога, хотя они даже не являются неверующими. Они, может, и верят в Бога, но они Его не любят – они на Него обижены, есть за что. Да, Он сделал какие-то хорошие дела с человеческой точки зрения, например, воскресил сына наинской вдовы, а сколько других, которых Он позволил убить?

И даже есть такая карикатура атеистическая, где берется картинка с детьми, приходящими ко Христу, и говорится от имени Христа: «Дети, я вас так люблю, что делаю так, чтобы миллионы детей умирали от голода».

Как с этим быть? Если с  точки зрения гуманизма, то никак, потому что Бог создал людей совершенно не для того, чтобы они жили и наслаждались житейским счастьем. Если мы видим, что получается много горя, то мы имеем возможность сделать три вывода. Первый: Бога нет. Второй: Бог есть, но Он садист. Третий: тот, который делают христиане, а именно, что Бог есть, и Он не садист, и Он хочет добра, но это добро не связанно с нашей земной жизнью.

Поэтому все, что делается с нами в нашей земной жизни, все направленно к одному – изменить каждого из нас, изменить нас коллективно для того, чтобы мы были приготовлены к жизни вечной, чтобы мы выбрали то, что мы должны выбрать. Но мы можем ведь и не выбрать, не выполнить этого долга.

Поэтому целесообразность воскрешения тех или иных покойников зависит вовсе не от того, какие бывают тяжелые обстоятельства у оставленных родственников, вовсе не от того, какая блестящая будущность могла бы быть у этих людей, если бы они не умерли, а зависит совершенно от другого – показать людям, которые это наблюдают, божественную Истину.  Эта Истина в божественности Христа и в том, что Он воскрес.

Вот так все инструментально и цинично, если так можно сказать с точки зрения житейской. А если мы христиане, то понимаем, что это главное. Жизнь здесь – хорошо ли мы проживем, плохо ли – это ничтожный период по сравнению с вечностью все равно. Это даже не период – это вообще ноль. Время делим на бесконечность и получаем ноль из любого числа.

Но тогда, если так важно продемонстрировать жизнь вечную, почему же не было массовых чудес? Почему только троих воскресил Христос, если мог и тридцать, и тридцать тысяч? Очевидно – Бог не хочет действовать чудесами. Он действует чудесами, но Он не хочет так действовать.

Мы недавно вспоминали апостола Фому, когда Господь говорит ему: «Ты блажен, что ты увидел и уверовал. Но еще более блаженны те, кто не видел, но верует».

Чудо, которое мы видим, создает некое насилие над нашей свободой, над нашим выбором. Вместо того чтобы следовать нашим внутренним побуждениям в вере, мы начинаем следовать внешним. На самом деле, конечно, насилие все равно не абсолютно – если мы очень хотим, то можем его отвергнуть. Так иудеи отвергли чудо Лазаря, о котором они прекрасно знали, и позже кричали: «Распни Его!» Такой путь возможен, но нежелателен.

Хоть мы и просим о благах всяческих, благорастворении воздухов, но понимаем, что все это нужно для другого. Поэтому не будем приписывать Богу те интересы, которые присущи людям, любящими мир сей. Не будем приписывать Богу намерение сделать нас счастливыми в мире этом. Христианам Он говорит совершенно другое через апостола Павла: «Вы, которые во Иисуса Христа крестились, в смерть Его крестились».

Мы становимся христианами не для того, чтобы хорошо жить на земле, а для того, чтобы умереть для земной жизни. Поэтому приходящему на крещение надо спрашивать: «Ты хочешь сам умереть со Христом? Смотри, как Он Сам жил, как жили апостолы, как были все гонимы за Христа, как было сказано, что «вси хотящии благочестно жити о Христе Иисусе, гоними будут». Ты хочешь быть гонимым или ты хочешь быть здоровым, богатым, счастливым в земном смысле слова, которым святые гнушались?

Если хочешь быть богатым и счастливым, то ты пришел не по адресу. Тебе надо идти к экстрасенсам, к современным языческим богам, в любые другие культы, где тебе обещают земные блага. Другое дело, что там наврут. Но если там все сделано профессионально, то ты не сильно огорчишься, тебе все равно будет легче, потому что дадут какую-никакую психотерапию».

Христианство вообще не про это. А вот про что христианство – об этом напоминает история с воскрешением сына наинской вдовы.

Аминь.