Самаритянка — первая из не иудеев, кому Христос стал благовествовать Евангелие; игумен Прокл был лучшим священником в нашей церкви и его смерть стала потрясением для всей церкви; Бог нам не сразу дает то, чего мы просим, потому что если Он даст, мы обнаглеем и совсем перестанем стараться жить по христиански; всякое испытание – это, прежде всего, испытание нашей веры; положение истинно-православной церкви в современной России подобно положению христианской церкви в самом начале ее существования в иудейском мире; будущее истинно-православной церкви зависит от тех людей, которых там сейчас нет; со смертью таких людей, как о. Прокл, мы теряем здесь, а приобретаем там, т.е. и здесь тоже, также как и со смертью о. Александра Жаркова.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Сегодня мы совершаем память встречи Господа Иисуса Христа с самаряныней, т.е. с самаритянкой, а также и самой самаряныни, которая впоследствии стала мученицей за Иисуса Христа вместе со своими детьми. Церковь приносит нам сегодня это повествование, о том, как Христос встретился с самаряныней, не только потому, что это происходило в пятидесятидневный период ветхозаветной еще Пасхи, но и потому, что там очень многое сказано о христианстве, кое-что было сказано впервые.

Прежде всего, там впервые Христос сказал, что Мессия — это Он. Когда самаритянка сказала, что они (самаритяне) тоже веруют, как иудеи, что должен прийти Мессия, то тогда Христос сказал, что Он и есть этот Мессия. И удивительно было также то, что Христос стал впервые проповедовать кому-то кроме иудеев, тем, кто не содержал в полноте и в чистоте иудейской веры, хотя можно сказать, что и саддукеи тоже содержали ее не в полноте и не в чистоте, потому что саддукеи, например, не признавали воскресение мертвых. И было как-то неожиданно, что Он тем, кто не считается иудеем, благовествует Евангелие, и это удивило и саму самаритянку, которая сразу же Ему на это указала, решив поначалу, что Он просто не понимает, с кем имеет дело, — что она самаритянка, а не иудейка, — а потом и ученики этому удивились. А Христос объяснил, что самаритяне поклоняются, но не знают, кому, иудеи знают, кому, но истинное поклонение будет другое, и оно будет не на горе Гаризим и не на Храмовой горе в Иерусалиме, а оно будет в духе и истине.

Это воспоминание как нельзя лучше подходит к объяснению того потрясения, которое вся наша церковь перенесла на прошедшей неделе, или, будет еще вернее сказать, переносит до сих пор. 1 мая, на машине возвращаясь с требы и не будучи за рулем, разбился насмерть лучший священник нашей церкви игумен Прокл (Васильев). Сейчас можно уже назвать его так не боясь, потому что о живом так, наверное, нехорошо было бы говорить публично, а об усопшем уже точно можно, но не потому, что он усопший, о котором говорят часто гораздо лучше, чем он заслуживал бы, а потому, что и при жизни его все тоже так думали.

В пятницу его хоронили в Челябинске, я тоже летал на эти похороны, только вчера вернулся. Можно сказать, внешне это было событие для всей области, даже не города Челябинска, а именно области, потому что он был очень известным врачом, завотделением больницы, гастроэнтерологом, и там во всех новостях об этом было, и даже на похоронах местное телевидение снимало. Но это только внешнее почитание, хотя, конечно, это тоже важно, потому что было так много людей, которые были ему благодарны, которые его помнили как своего коллегу или как врача, который спас им жизнь или, по крайней мере, избавил от мучительных страданий. Но, конечно, гораздо важнее для нас значение чисто церковное. Конечно, если бы все у нас было гладко, то, конечно, отец Прокл сделал бы для нас всех очень много. Он уже успел и сделать многое, несмотря на то, что он был еще относительно молод, он был 1960 года рождения.

Но тут можно задуматься и о том, как бы мы себя чувствовали, если бы все происходило легко. Скорее всего, это не шло бы нам на пользу. Часто мы хотим у Бога каких-то духовных даров, хотим, чтобы Он помог нам преодолеть какие-то внутренние искушения или внешние искушения. Иногда можно понять, почему Он нам не дает этого, поставив простой мысленный эксперимент, — представив себе, что вот сейчас это совершилось, что я имею какую-то внутреннюю силу, чтобы противостоять тем или иным искушениям, обуревающим меня, что прошли какие-то беды, которые меня сейчас очень беспокоят. И в какое явпаду состояние? Стану я более внимательно жить по-христиански? Очень часто можно легко себе представить, что это совсем не так. Что, наоборот, я просто обнаглею. Буду считать, что все хорошо, что я все побеждаю, что я самый лучший. И, конечно, последняя будут горше первых. Поэтому Господь не случайно все блага, которые Он нам подаст в течение жизни, не подает все сразу. Он никогда не подает нам сразу всего того, что Он хочет нам подать. Он-то хочет нам подать, но мы не хотим принять, т. е. мы хотим принять не так как надо, а как Адам в раю, т. е. чтобы поддерживать гордость, чтобы самому стать как Бог, а не чтобы стать не как Бог, а настоящим Богом, которым призван человек стать. “Бог стал человеком, чтобы человек стал богом”, именно тем одним единственным Богом, который только и есть. А не “как боги”, какими нас делает гордость.

Поэтому подобные испытания, они всегда нужны и полезны. Не бывает испытаний свыше сил, и, кроме того, мы понимаем, что всякое испытание — это, прежде всего, испытание нашей веры. А во что мы должны веровать в таком случае? В частности, в случае такого события, которое произошло с нашей церковью, которая лишилась о. Прокла? А это событие произошло именно с нашей церковью в целом, а не только с челябинским приходом (как раз в приходе там еще останутся священники, там приход не пропадет).

Здесь надо, может быть, как раз вспомнить историю о самаритянке, которую мы читали сегодня в Евангелии. Когда начиналась церковь Христова в иудейском мире, это выглядело и на самом деле было (если смотреть со стороны, на взгляд нерелигиозного человека) просто одной из многочисленных иудейских сект. Евангелие упоминает о сектах фарисеев и саддукеев, Филон еще пишет о секте ессеев, какой-то раввин говорит, что тогда было 24 секты, но все это, видимо, обобщенные и символические цифры, потому что если представить себе по археологическим данным, что тогда происходило в иудейском мире, то таких сект, как община последователей Иоанна Крестителя или учеников Христа, были многие десятки. По всей видимости, и ни одна из них не имела шансов когда-то стать общим учением всего Израиля.

Но произошло нечто иное. Христианская проповедь обратилась сначала к самаритянам, и именно сегодня мы вспоминаем это событие, а потом не только к самаритянам, но и к язычникам. И получилось так, что в церковь Христову, которую создал Христос первоначально как очень маленькую иудейскую секту, пришли те, кто никогда и не помышлял, что спасение, которого они, может быть, сами того не ведая, искали, как апостол Павел говорил по некоторому случаю афинянам, оказывается именно здесь и от иудеев.

Подобно этому истинная православная церковь находится в современных постхристианских странах — странах, когда-то бывших христианскими, но теперь фактически языческих, но в культуре которых сохраняются элементы христианства, каковой является и Россия. Такой малой сектой выглядят все христианские течения, которые сегодня в нашей стране есть, независимо от того, насколько они истинные. И даже если посмотреть в Московской патриархии, как там живут люди верующие, то увидим, что они там тоже на положении секты, во что бы там они ни веровали. Потому что эти толпы, которые заходят в храмы, — они же фактически безбожники, если говорить в средневековом смысле этого слова, когда безбожниками называли всех тех, кто сознательно нарушает Божии заповеди. Потому что люди, называющие себя сейчас в нашей стране православными, даже не всегда признают существование Бога. Социологические опросы показывают, что у нас около 70% населения считают себя православными и только чуть больше 50% говорят, что они верят в Бога. Получается, что не все православные являются просто верующими в Бога, что конечно абсурд.

Но даже из тех, которые верят в Бога, — из них совсем ничтожный процент сколь бы то ни было регулярно причащается и исповедуется. А из тех, кто причащается и исповедуется, совсем ничтожный процент не верит одновременно в переселение душ и в экстрасенсов или во всякие диагностики кармы. Тех людей, которые хотя бы не разделяют наиболее грубых антихристианских суеверий, среди тех толп, которые ходят в Московскую патриархию, их тоже ничтожно мало. Поэтому получается, что бытие тех жалких религиозных групп, которые существуют в нашей стране, — оно такое же, примерно, соотносительно с масштабами, как бытие иудейских сект I века.

Но сейчас будущее любой христианской церкви, — я конечно говорю о будущем на земле, независимо от того, истинная она или не истинная, — будет зависеть от того, кто в нее придет из тех, кого в ней сейчас нет. Или не придет. Но если не придет, то особо никакого и будущего не будет. Хотя, конечно, истинная церковь и в этом случае сохранится в лице нескольких человек, и так до конца света она не исчезнет. Но на земле тогда будет ее окончательное поражение, и тогда конец света, наверное, действительно уже будет довольно близко.

А если все-таки церковь как-то восстановится, — и у нас нет никаких причин считать, что это невозможно сейчас, — то это будет сделано не теми, кто себя сейчас считает человеком верующим, а скорее теми, кто сейчас является неверующими, или, еще скорее, верующими, но такими, что считают, что “главное, что в душе”, и “зачем ходить в церковь, если и так можно молиться Богу”. И вот эти люди должны прийти, к ним мы должны прежде всего обращаться, и из них будет истинно-православная церковь в России восстанавливаться. Если она вообще будет восстанавливаться. Хотя пока мы все-таки видим, что нечто это предвещает. Тех, кто ходит сейчас в какие попало храмы, можно сравнить с самаритянами, они тоже, конечно, являются резервом для истинной церкви. А главный все-таки резерв — это язычники, то есть те, кто сейчас преисполнен скепсиса по отношению к какой бы то ни было церковной организации и к любым церковным обрядам, потому что видел в них очень много плохого, и, скорее всего, справедливо. И, при этом, не видел ничего хорошего, — того хорошего, что мы, собственно, и обязаны показать, для этого достаточно и малого стада. И если мы этого не сделаем, то мы будем в этом виноваты.

И именно из таких людей, из нынешних “самаритян” и “язычников”, должна прийти смена и отцу Проклу, и всем вообще, кто сегодня что-либо делает для церкви полезного.

Сам отец Прокл любил говорить, что когда ты с человеком как-то общаешься, как-то близок, то это у тебя период жизни, а потом он закончится, потому что либо этот человек умрет, либо может быть и по-другому как-то, может быть и нечто худшее, например, он отпадет от церкви, он совершенно как-то изменится, — но всегда надо быть ему благодарным. А сейчас относительно отца Прокла можно сказать и больше, потому что когда мы здесь теряем подобных людей, то тут надо не только думать о том, что мы теряем здесь, хотя нельзя не думать об этом, но и о том, что мы приобретаем там. А приобретая там, мы также приобретаем и здесь.

Нечто подобное в нашем приходе было только один раз, десять лет почти назад, когда убили отца Александра. Тогда все, что мы считали будущим нашего прихода, это все было перечеркнуто, и тогда вообще казалось, что будущего никакого нет. Но спустя некоторое время стало ясно, тем более, это ясно сейчас, что просто Господь все делал, чтобы все развивалось иначе и более правильно. А отец Александр является нашим молитвенником на том свете и помогает нам во всем, и в том, что касается устроения церковных дел, и в том, что касается жизненных проблем каждого из тех, кто молитвенно к нему обращается.

Так же будем поминать и отца Прокла (и сейчас отслужим по нему панихиду).

Христос воскресе!