Как Ирод в несколько этапов дошел до убийства Иоанна Предтечи. Параллели с общественной жизнью: как русские иерархи и православные после революции приобщились к греху цареубийства. Параллели с нашей личной жизнью: как мы впадаем в тяжелые грехи через более мелкие и по тщеславию можем даже и от веры отказаться или предать наших друзей.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем память усекновения главы Иоанна Предтечи — главный праздник, который существует в Церкви в честь Иоанна Предтечи. Очень многому научает нас это событие; и догматический, и символический смысл у него высок, и даже самый буквальный смысл имеет отношение ко всей нашей жизни — и к церковно-общественной, и к жизни каждого из нас в отдельности. А именно, мы помним, что Ирод сначала не хотел казнить Иоанна Предтечу, но заточил его в темницу — не потому, что враждовал с ним или думал, что Иоанн Предтеча в чем-либо виноват, а потому, что просто таким образом хотел заткнуть ему рот, когда тот обличал его за творимые им беззакония. При этом сначала он слушался Иоанна Предтечу, когда тот ему говорил вещи, которые, видимо, не шли слишком сильно поперек его воли; но вот, в какой-то момент он уступил именно своей воле, воле беззаконной, греховной, и решился на то, чтобы заточить Иоанна Предтечу в темницу. Но прошло еще некоторое время, произошла та история, о которой мы сегодня слышали в Евангелии, и тогда в угоду Иродиаде Ирод уже решился и казнить Иоанна Предтечу, потому что не хотел изменить данной им клятве.

И вот, нечто подобное мы встречаем и в нашей общественной жизни. Потому что с судьбой Иоанна Предтечи можно сравнить, например, судьбу нашего царя-мученика, последнего русского царя Николая, которого тоже сначала арестовали и не собирались казнить, и это было сделано даже не просто без возражений, но едва ли не с одобрения всего общества, в том числе Церкви и иерархов тогдашних, которые все, за небольшим исключением, в душе ненавидели царя, не потому что он был какой-то там такой уж плохой и заслуживал этого, а потому что сами они просто были одержимы революционным беснованием. И даже Синод и того состава, который застал революцию, и того состава, который перед революцией собирался, по разным вопросам решался конфликтовать с властями, но никогда не вступал с ними в конфликт по поводу того, что царь был невинно заключен. И вот, думая, что они уступят только в одном, они в итоге уступили и в другом: оказалось, что тем самым и русская иерархия, и очень многие православные христиане, которые могли бы что-то сделать для спасения царя, но не сделали, участвовали в том, что отдали царя на смерть, т.е. фактически приобщились к цареубийству. Но не в таком смысле, в каком сейчас спекулятивно любят говорить, что вот, мы все должны каяться в грехе цареубийства; с таким же успехом можно было бы сказать, что мы все должны каяться в том, что воровали лошадей, если среди наших предков такие были. Почему я этот пример привел? Потому что святой Амвросий Оптинский, когда к нему приходили на исповедь женщины и говорили: “Каюсь во всем”, — спрашивал: “Лошадей воровала? Нет? Значит, не во всем”. То есть надо каяться в своих конкретных грехах. Поэтому призыв каяться всем подряд в цареубийстве — это какая-то совершенно безумная пропаганда. Однако очень многие люди того времени действительно оказались в этом грехе виноваты.

Но и мы тоже приобщаемся сейчас к аналогичным грехам. Ведь почему Ирод все-таки казнил Иоанна Предтечу, хотя и не хотел этого делать? Что же все-таки для него оказалось сильнее? Что его заставило это сделать? Прежде всего тщеславие. Именно тщеславие побудило его принять окончательное решение. Потому что, чтобы отказаться от казни, ему требовалось изменить своей клятве, данной перед теми гостями, которых он пригласил; и в Евангелии прямо сказано, что именно из-за этого, из-за этих гостей он не захотел изменить своей клятве. То есть вместо того, чтобы поступить так, как он сам считал справедливым и правильным, он предпочел поступить так, как ему говорило тщеславие. Ну, а в саму эту ситуацию, в которой тщеславие его уже просто добило, он попал потому, что позволил себе совершить заведомую несправедливость — не так, что он случайно совершил что-то несправедливое, не понимая этого; нет, он прекрасно понимал, что поступает несправедливо, но хотел потакать своим страстям.

И вот, глядя на пример Ирода, мы можем сравнивать с ним себя. Потому что бывает, что и мы совершаем какие-то несправедливые и плохие дела, понимая, что поступаем нехорошо, но нам хочется угодить каким-то своим желаниям, — и можно даже не ходить к гадалке, чтобы сказать, что эти желания греховные, а не какие-либо другие. И вот так мы грешим достаточно сильно, а что еще хуже — мы через это лишаемся помощи Божией и открываем себя для таких грехов, в которые мы сразу впасть не могли. Человека трудно бывает сразу сбить с ног, и поэтому его приходится сначала ударить один раз, второй раз, поставить подножку, чтобы он потерял равновесие, и вот так уже его можно и повалить очень легко. Вот так же и с большими грехами, в которые мы впадаем. Мы в них впадаем потому, что наше падение происходит в несколько этапов. Конечно, если нам сразу предложить впасть в большой грех, то мы это искушение легко отвергнем и даже, может быть, не поймем, в чем оно состояло; а потому бесы будут нам предлагать совершить этот грех в другом состоянии, а до этого другого состояния они нас доводят другими грехами, более мелкими.

И вот, действительно, так бывает, что мы по тщеславию отказываемся даже от самой веры христианской и приобщаемся к убийцам. Это происходит очень просто. Например, когда мы боимся показаться в глазах других смешными потому, что мы верующие. Конечно, не надо выставлять свою веру там, где этого не поймут; не надо обсуждать то, что касается нашей веры, с людьми, которых это не касается; это правильно. Но бывает и другое. Например, мы находимся в какой-то компании, где люди глумятся над верой, а мы из каких-то соображений, то ли корыстных, то ли из соображений дружеских отношений с этими людьми, вместо того, чтобы как-то дистанцироваться от этого, а еще лучше как-то объяснить, что не стоит так глумиться над верой, даже если ты сам неверующий, — мы предпочитаем, может быть, вместе со всеми подсмеиваться. Это, конечно, уже предательство: вследствие нашего тщеславия мы отказываемся от исповедания веры. Но есть много и более нейтральных случаев, которые веры вроде бы не касаются. Например, у нас есть друг, которого какие-то наши знакомые почему-то не любят — неважно, за дело или не за дело, но не любят; и вот, когда они что-то против него высказывают или делают, мы, исключительно ради того, чтобы сохранить их расположение, никак не становимся на защиту нашего друга или, если защитить тут невозможно, делаем вид, что мы с ними солидарны, или подчеркиваем, что мы понимаем их отношение к этому нашему другу. Даже если мы на самом деле это понимаем, даже если такое отношение в какой-то мере справедливо, мы все равно не должны поддакивать в таких случаях. И если даже у нас самих есть какие-то основания согласиться со злословящими нашего друга, все равно соглашаться не надо, потому что это будет дурное согласие, согласие не по существу дела, не ради здравой критики, а согласие просто стаи, от которой мы боимся отбиться, чтобы она не напала на нас. Вот такими мелкими предательствами, которые мы можем в своей жизни совершить (а это, к сожалению, случается очень часто), мы совершенно отпадаем от Христа. И даже если нам ни разу не придется по видимости совершить в своей жизни прямое христопродавство, и мы будем по видимости православными христианами до самой смерти, все равно из-за того, что мы позволяли себе совершать такие вещи, мы окажемся, конечно, на том свете совершенно не христианами, и участь наша будет хуже участи многих язычников.

И вот, надо всего этого опасаться, надо помнить, из-за чего Ирод отрубил голову Иоанну Предтече, помнить, что такое тщеславие, что такое страх остаться непонятым, остаться каким-то изгоем. Все такие страхи тоже связаны с тщеславием. Одна сторона тщеславия состоит в том, что люди просто боятся, что их не ценят, а другая сторона — когда они боятся, чтобы с ними не перестали дружить, чтобы с ними не ссорились. Мы как христиане совершенно не имеем права допускать такой мотивации для своих поступков. И если мы за собой такое замечаем, то в этом надо каяться. Аминь.