Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы завершили богослужение, которое относится к Стоянию Марии Египетской. И как сама биография, или, по-церковному выражаясь, житие Марии Египетской, так и эта служба, особенно, если она совершается с каким-то приближением к уставу, вызывает очень много вопросов, особенно у неподготовленных людей.

Зачем нужно столько всяких физических лишений и напряжений? Зачем нужны эти поклоны, посты совершенно какие-то ужасные, если брать экзотический пример Марии Египетской, или даже если хотя бы брать устав церковный, приближаться к которому мы должны? Зачем все это надо? Разве не главное то, что в душе? А что может быть от всего этого внешнего аскетизма?

Тут разные могут быть возражения против всех этих церковных суровостей церковного устава, и некоторые совершенно не по делу. Например, любят говорить, что каким-то людям это физически непереносимо. Но это совершенно не по делу, потому что ответ тут простой: делай то, что тебе переносимо.

Почему это может быть физически непереносимо? По причине каких-то болезней обычно. Тогда терпи болезни — это вменяется в подвиг, как известно. А если какие-то физические требования из устава для тебя неприменимы, то с тебя именно эти вещи и не спрашивают. А речь идет о тех, кто все это может делать без какого-то вреда для здоровья.

Но могут сказать, что вред может быть от непривычки. Но опять же, не надо делать глупости. Если организм может все это переносить, но он к этому еще не привык, то понятно, что ко всем таким вещам должен быть постепенный переход, надо постепенно привыкать. Поэтому это все возражения не по существу. Это возражения против того, что не надо делать глупости. Да, глупости — это плохо. Но по сути дела, почему это важно, зачем нужны эти ущемления?

И вот тут возражают нам так: это все ведет только к гордыне, потому что люди, которые могут совершать эти внешние вещи, терпеть физические лишения и совершать тому подобные подвиги, начинают о себе гордиться и от существа христианства отходят. Да, может быть такое искушение, и даже, может быть, по первости, если человек непривычен, или он находится в среде, где другие, особенно христиане, этого не делают, то это даже и неизбежно. Но не надо на это обращать внимание, потому что все это, конечно, совершенно не по делу.

Мы прекрасно понимаем, что не можем конкурировать с бесами, которые вообще не спят и не едят, если пересказывать потериковые рассказы на эту тему, но толку им от этого никакого нет. И не можем конкурировать со многими подвижниками, которые, однако, были в ереси или прелести. Поэтому ни о чем это само по себе не говорит. Тогда все-таки вопрос: а зачем же это надо, если с этим сопряжены такие неудобства и даже опасности? А надо вот зачем.

Нам надо привыкнуть и понять, что мы не живем нашим телом. Нам очень легко это принять на словах и обманываться по этому поводу. Потому-то приятно думать, что у меня какие-то духовные интересы и телом я не живу. Но это на самом деле легко принять тогда, когда у меня все хорошо, и ничто меня не беспокоит. А если начинаются для тела всякие неудобства, то тогда у нас почему-то и душевная жизнь тоже начинает вокруг этого строиться, вокруг этих неудобств, а не вокруг того, в чем она должна состоять на самом деле.

Получается, что от тела мы очень зависимы. Взять даже для примера, как меняется наше настроение — может быть, это не для всех верно, но точно, что для очень многих, — в зависимости от того, поели мы или нет. Взять, например, меня: если я поел, так я добродушен и все хорошо, а если нет, причем, не то, чтобы и голоден, то у меня сразу появляется масса нетерпимости, строгости и так далее. И подобные вещи свойственны очень многим людям, а если не такие, то аналогичные.

Это показывает, насколько на самом деле мы путаем свою душевную жизнь с телесной. Причем путаем так, что мы думаем, что она душевная, а она телесная на самом деле. Но для того, чтобы все-таки эти вещи научиться различать, для того, чтобы научиться не просто различать, а жить все-таки душевной, а там, глядишь, и духовной жизнью, для этого нам нужны какие-то вещи, которые тело, действительно угнетают. Но именно в таких условиях, под контролем, так сказать, в лабораторных условиях, и так, чтобы одновременно и душе давалось то, что ей нужно, к чему она должна стремиться.

Вот посты и, в частности, Стояние Марии Египетской как раз и направлены на то, чтобы тело угнетать, а ум максимально занимать тем, что ему нужно. Если мы даже хотя бы сотую, а, пожалуй, даже хотя бы тысячную часть этого состояния удержим в течение остальной своей жизни вне этого богослужения, унесем это с собой из храма, то это будет уже великое приобретение. Потому что мы научимся, с одной стороны, отворачиваться от интересов тела, а с другой стороны, делать так, чтобы интересы нашей души состояли не в интересах тела, не в том, чтобы гордиться и превозноситься — эта альтернатива нам доступна и легка, — а в том, чтобы заниматься чем положено, а именно тем, о чем говорится в Покаянном каноне Андрея Критского.

Между прочим, надо сказать, что там ведь было не просто про покаяние, хотя, это, конечно, главная тема. Но именно потому, что это главная тема, там говорится также и о том, перед кем покаяние, — о Боге, о том, чтобы нам стать “умом, зрящим Бога”. Об этом прямо говорится в каноне. Вот к чему надо стремиться. Стремиться не к тому, чтобы стать хорошим человеком, что, вообще говоря, не является целью христианской жизни, а стремиться к тому, чтобы встать перед лицом Бога и стать умом, зрящим Бога.

Потому что никакого покаяния христианского без Бога нет. Только в присутствии Бога может быть христианское покаяние, только при православной вере, которая пусть нам не показывает, но, по крайней мере, указывает Бога, может быть христианское покаяние. Любое другое покаяние может быть действенным, может быть, действительно, покаянием, но не может быть христианским.

Мы можем жалеть, что совершали какие-то проступки, можем исправлять эти вещи на будущее, но для того, чтобы мы именно каялись в грехах и не просто жалели о каких-то неправильных проступках, а именно раскаивались в них как в грехах и избавлялись от грехов, для этого нам нужен Тот, перед Кем вообще возможны какие бы то ни было грехи, то есть Бог. Без Бога и без православной веры в Него, потому что только она указывает на Бога, не может быть никакого покаяния и никакого полезного для души исправления.

Поэтому надо стремиться к высшему, стремиться к богословию, но путь настоящий и действительно доводящий до этой цели — это путь покаяния, о чем нам говорит Великий Покаянный канон. А для того, чтобы нам усвоить то, о чем нам он говорит, нам мало его внимательно слушать. Точнее говоря, внимание должно иметь особое качество, которое достигается тогда, когда мы все-таки некоторым образом хоть чуть-чуть, но умерщвляем плоть и даем специальные задания духу для того, чтобы он слушал, слышал и запоминал.

Аминь.