Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Св. Амвросий Медиоланский был епископом главного города западной части Римской империи; во время св. Амвросия воцарился Феодосий Великий, который очень жестоким образом подавил восстание в Фессалониках, и у них вышел из-за этого большой конфликт, в результате которого император покаялся; Церковь должна призывать к покаянию всеми имеющимися у нее средствами; в дореволюционной России у церковной власти оставались люди, которые никогда не обличали монархов; православие не остается с теми, кто хочет просто прислониться к государству; надо стремиться держать Церковь на том, на чем она и должна держаться – на людях; “православных” у нас больше, чем тех, кто верит в Бога; как известно из данных социологических опросов, большинство верующих во чтобы то ни было верят еще и в переселение душ; надо стараться все-таки верить так, как верили святые отцы; Церковь сохранилась, сохраняется, и будет стоять до скончания века, а наша забота в том, чтобы к ней принадлежать.

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святителя Амвросия, епископа Медиоланского. Наверное, немногие знают, кто это был такой, потому что те святители, которые создали, можно сказать, Православную Церковь на едином камне, которым является Христос, хорошо известны церковным историкам, но, к сожалению, плохо известны церковному народу, несмотря даже на то, что церковный устав предписывает совершать в дни их памяти особое праздничное богослужение, как мы сегодня совершили.

Вот кто же такой был святитель Амвросий Медиоланский? Конечно, во-первых, он был одним из выдающихся и великих, особенно для Запада, богословов православия. Он был епископом главного города западной части Римской империи. Тогда столицей империи был не Рим, хотя и считалось именно так, но на самом деле столицей был город Медиолан, который теперь называется Милан. Епископом этого города и был Амвросий.

Когда этот епископ правил церковными делами, произошло величайшее столкновение Церкви и государства, которое тогда уже было во многом православным. Но по закону государство только становилось православным в то время, только еще принимались необходимые законы, однако императоры уже были христианами.

И как раз во время Амвросия Медиоланского воцарился Феодосий Великий, или Феодосий I, который был православным императором после ариан. Когда воцарился этот император, несмотря на то, что он стал помогать православным и закрывать арианские храмы, вышел очень большой конфликт в его правление. Казалось бы, конфликт был связан с какими-то светскими делами. Император очень жестоким образом подавил восстание в Фессалониках, очень много мирных и спокойных людей там было убито.

И когда он после этого попытался явиться в город Милан и войти в храм, как подобало императору, его не пустил святитель Амвросий. Он сказал императору, что пока тот не раскается, входить в храм нельзя. Конечно, он этим рисковал навлечь на себя гнев царя, после чего могли быть разные последствия, и наверняка бы нашлись другие священнослужители, в том числе и епископы, которые бы царя допустили.

Но царь все-таки был христианином, осознал свою неправоту и публично покаялся, и впоследствии был допущен в храм. И вот это говорит о том, какое должно быть отношение Церкви и государства.

С одной стороны, конечно, Церковь должна быть лояльна и не вмешиваться в гражданские дела, а с другой стороны, если даже и в гражданских делах люди, называющие себя христианами, в каком бы сане они ни были, даже может быть и в императорском сане, совершают что-то совершенно неподобающее христианам, то Церковь, хотя и не может физически этому воспрепятствовать, но может их отлучить до покаяния.

Церковь должна призвать к покаянию всеми имеющимися у нее средствами, а в таких грубых и тяжелых случаях средства могут быть разными, но одно неизбежно – отлучение от причастия, которое и было здесь употреблено. Конечно, со стороны согрешающих людей, которых таким образом обличают, даже если они считают себя православными христианами, реакция может быть разной, может быть довольно бурной и, конечно, такое обличение всегда составляет риск.

Но если этого не делать, то мы придем к тому, к чему пришла Россия в 1917 году. Там тоже были цари, которые считали себя православными, а на самом деле степень их православности бывала разной. Но, тем не менее, у церковной власти оставались люди, которые никогда не обличали монархов.

В результате это привело к тому, что Церковь стала разлагаться изнутри, потому что духовный авторитет такие церковные правители иметь не могут. Служат они не Богу, и не Бога они боятся, а если и боятся, то во вторую очередь, а, прежде всего, боятся гражданских властей.

Тогда получается, что отношение к Церкви будет ровно таким, каким будет отношение к государству, потому что не государство получает авторитет от Церкви, а, наоборот, Церковь от государства. Так было в дореволюционной России. И когда государство пало, пала вместе с ним и Церковь.

От дореволюционной Российской Церкви у нас остались к концу двадцатых годов только одни подвалы, если можно так выразиться. По крайней мере, это будет довольно точно, если считать, что катакомбы буквально означают подземелье.

И вот сейчас, если мы хотим быть истинно-православными, должны тоже держать в памяти эти уроки. Православие не остается с теми, кто хочет просто прислониться к государству. И если у нас сейчас эпоха государственного православия уже давно прошла, то тем более незачем нам на это рассчитывать.

Рассчитывать надо только на одно – на то, что, пользуясь гражданскими свободами, — которые государство нам гарантировало, а на самом деле делает это не всегда иникогда не делает этого в полной мере, — но, по крайней мере, пользуясь тем, чем здесь можно воспользоваться, осуществлять свою проповедь и свое служение, пока есть возможность служить в храмах. И надо стремиться держать Церковь на том, на чем она и должна держаться – на людях.

Поэтому надо помнить еще для себя, и в пастырской деятельности это необходимо учитывать, но, прежде всего, относительно себя – кто является православным христианином. Вот если любого человека на улице спросить, то в большинстве случаев мы, конечно, получим ответ, что “да, я православный”. А социологи говорят, что если задать следующий вопрос “веришь ли ты в Бога?”, то тех, кто ответит положительно, будет уже гораздо меньше.

То есть “православных” у нас больше, чем тех, кто верит в Бога. Много “православных”, процентов двадцать, которые в Бога не верят вообще по их же собственному мнению. А если спрашивать дальше тех, кто верит в Бога, о том, во что он еще верит, то это будет просто фонтан, который даже трудно назвать ересью — в основном будет всякая чушь.

Прежде всего, надо спросить, веришь ли ты в переселение душ, кроме того, что в Бога. Обычно – “да”. Большинство верующих во что бы то ни было еще верят и в переселение душ – это тоже по данным социологов. И уж совсем ничтожный процент признает христианские догматы. Ну а на вопрос “причащаешься ли ты хоть с какой-то регулярностью?” положительный ответ получим только от двух-трех процентов населения России, вернее, от восьми-десяти процентов тех, кто называет себя православным.

Конечно, такое православие, которое не состоит в регулярном причащении и исповеди, или состоит в причащении и исповеди, но при этом с верой в переселение душ, или какую-то иную чушь, невозможно называть православием. И такие люди, независимо от того, принадлежат ли они внешним образом к Церкви Христовой, они точно не принадлежат к ней внутренне.

Поэтому надо стараться все-таки верить так, как верили святые отцы. Надо быть в истинной Церкви, которая не с сергианами, не с последователями отступника Сергия Страгородского, а с теми, кто подобно святителю Амвросию Медиоланскому, выступал в защиту именно православия.

Только, в отличие от Амвросия Медиоланского, в двадцатые-тридцатые годы ХХ века они уже выступали не перед благочестивым, но заблудившимся на какое-то время царем Феодосием, а просто перед врагами человеческого рода и прямыми слугами сатаны. Поэтому результат был другой: слуги сатаны, конечно, не покаялись, а, наоборот, по возможности, истребили всех истинно-православных, и стали поддерживать собственное создание вместо Церкви.

Как бы то ни было, Церковь сохранилась, сохраняется, и будет стоять до скончания века. А наша забота в том, чтобы к ней принадлежать; не отпасть, если мы к ней уже присоединились; а если еще нет, то подумать, что не хватает для того, чтобы это сделать, и, конечно же, это, наконец, сделать.

Аминь.