Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем довольно большой праздник, который мало сейчас кому понятен – Положение ризы Богоматери во Влахернском храме. Этот праздник смешивается с положением пояса, который отражается в тропаре, но это другое событие, и его мы сегодня не празднуем. Положение пояса, видимо, произошло в VI веке – перенесение из Иерусалима в Константинополь, и его празднование стали связывать с сегодняшним праздником. А сама риза Богородицы при этом немножко изменила свой смысл.

Первоначально риза была в Гефсимании. Это был погребальный саван, а не просто одежда. Уже в Константинополе подразумевалось, что сохранились какие-то одежды Богоматери, были даже легенды, когда она их носила и зачем. Но исторически прослеживается, что одежда, хранившаяся в Гефсиманском храме, где была пещера Успения Богоматери, была, конечно, погребальная.

Таким образом, это реликвия погребения подобна плащанице Господа, которая тоже была святыней. Насколько она подлинна – это другой вопрос. И вот у многих современных людей возникают такие проблемы. Действительно, видят, что была очень давняя традиция почитания не просто святых, не просто тел святых, изображений святых – то есть святых мощей или святых икон, — но вот таких «вторичных святынь».

Причем убрус, то есть плат, упоминается еще у Петра в «Деяниях апостольских», то есть традиция восходит, несомненно, к самому раннему христианству. И вот почему нужно почитать одежду святых? Конечно, погребальная одежда – это не совсем обычная одежда, а куда важнее, но все равно – это же не они сами? Какой смысл в этой святыне?

Если просто пытаться повторить то, что мы знаем про мощи святых, то тут это не будет приложимо так вот прямо. Иконы и мощи объясняются похоже. Когда иконопочитателям против иконоборцев надо было объяснить, почему мы почитаем иконы, то они воспроизвели ту аргументацию, которая была в IV веке сформулирована по отношению к язычникам, — почему мы почитаем святых мучеников, их мощи. Почему культура христианства – это культура кладбищ, которая вызывала такое отвращение у язычников? — Потому что в телах святых, а не только в их душах, пребывает Бог, и поэтому они такая же часть святых, как и души, ничем не хуже с точки зрения пребывания Бога, и поэтому мы почитаем святых.

Аналогично и в иконах, в которых мы не почитаем доски и краски, но, опять же, почитаем пребывающего в них Бога.

Что можно тогда сказать про эти одежды? Ведь если одежды, которые касались мощей святых, святы, то тогда какая-нибудь другая тряпочка, которая касалась этой одежды, тоже может быть свята. Какой уровень разбавления должен быть достигнут, чтобы это перестало быть святыней?

Это вопрос о парадоксе кучи, как его называли еще в античности. Одна песчинка – это точно не куча; две песчинки – не куча; три – тоже не куча. А сколько нужно песчинок, чтобы стала куча? У нормальной логики ответа на это просто нет, потому что здесь есть принципиальная нечеткость. С одной стороны, мы прекрасно понимаем противоположность между отдельными песчинками, которые можно посчитать, и кучей, а с другой стороны – мы никогда не найдем четкой границы.

Вот примерно то же самое у нас со святынями. Да, мы прекрасно понимаем различие между такими противоположными вещами, как мощи святых, иконы – на одном полюсе, а на другом полюсе – совершенно светские, не сакральные предметы, которые, может быть, когда-то попадали в поле зрения святых. Но мы не можем так выделить границу, чтобы понять, с какой песчинки начинается куча.

На практике Церковь с большим вниманием относилась к святыням «второго порядка», как и сейчас. То есть именно к тем, которые были в соприкосновении с телами святых. Часть одежды святых, не только Богоматери, нередко почитались там, где не было доступа к мощам. Например, в Салониках почиталась часть ораря св. Димитрия – по крайней мере, его одежды. Потому что Димитрий Солунский исторически был, по всей видимости, не воином, а диаконом.

Как бы то ни было, смысл почитания любой материальной святыни, которая Богом не является, всегда один и тот же: мы не почитаем доску с красками, и мы не почитаем ткань, если наши святыни – это какие-то одежды. Так же как мы не почитаем человеческое тело, тем более мертвое, если говорить о мощах.

Но мы почитаем Бога, а Бог особым образом пребывает в этих предметах, поэтому мы почитаем предметы относительно. Относительно – это значит, что не ради их самих, а ради Того, Кто в них пребывает, то есть Бога.

И вот таким предметом является риза Богоматери, которая настолько серьезно почиталась в самой древней Церкви, что ее перенесли торжественно в Константинополь, и там она была веками доступна для поклонения, а потом пропала в эпоху крестовых походов. Когда совершались знаменитые чудеса спасения Константинополя от различных вражеских осад, то в крестном ходе по стенам Константинополя носили святыни,  и среди них всегда была риза Богоматери. Более того: поскольку влахернская Церковь находилась на периферии города недалеко от стен с той стороны, где нападали очень часто, то из культа почитания этой одежды появился и праздник Покрова, но это уже другая история.

Что нам надо для себя из этого вынести? Во-первых, надо к святыням «второго порядка» так же безбоязненно прибегать, как и «первого», понимая, что это тоже своего рода иконы, причем, имеющие особую историю в домостроительстве нашего спасения, и относиться к ним с благоговением.

Во-вторых, праздновать память их обретения и такие дни, как сегодня, даже тогда, когда у нас даже теоретически уже потерян к ним доступ. Мы не можем сесть на самолет и добраться, пусть и в очень далекое место, где можно было бы эти святыни найти. Уже нет вообще этих мест, но есть церковная память, и это важно, и нам надо не терять ее, потому что через это тоже происходит наше общение со всеми святыми, с Церковью, которая была во все времена, в которой нам так важно оставаться.

Кроме того, мы должны понимать, что все, что связано со святыми – все свято. Все, к чему они прикасаются, так или иначе освящается. И относиться к этому надо благоговейно, с одной стороны, а, с другой стороны, надо радоваться, что так легко мы можем благодаря святыням и святым приобщиться к Богу. И мы не должны очень сильно жалеть, что те или иные святыни прошлого нам теперь недоступны, потому что самая главная святыня нам всегда доступна.

Надеюсь, что все поняли, о чем я говорю. А кто не понял, то я все-таки скажу, что я говорю о Евхаристии. Это святыня, святее которой все равно ничего не бывает, и если мы имеем доступ к Евхаристии, к причастию, то это нас всегда вознаградит за то, что мы не имеем доступа ко всему остальному, но в то же время и остальным не следует пренебрегать. В этом и состоит православное благочестие.

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)