Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы слышали в евангельском чтении один из наиболее памятных и общеизвестных рассказов евангельских, но в то же время нельзя сказать, что он один из наиболее понятных. А именно, это один из рассказов — их всего несколько разных — об умножении хлебов.

В нем говорится о том, что когда Христос сказал ученикам, чтобы они накормили собравшуюся толпу народа, выяснилось, что у них с собой только пять хлебов и две рыбы. Дальше эти тысячи народа были насыщены умножившимися хлебами и рыбами.

Понятно, что в количестве и качестве этой еды содержится какой-то символизм, глубокий духовный смысл. И из толкователей в этом никто никогда не сомневался. Гораздо труднее сказать, какой именно. Конечно, тот, который Церковь может понимать, — он всегда правилен. Но особо, конечно, хотелось бы знать — хотя, может быть, это и не обязательно для того понимания Евангелия, которое необходимо для спасения души, — что же там имелось в виду изначально?

И тут надо сказать, что образ рыбы — он совершенно таинственен. Потому что в раннем христианстве рыбой стал Христос, но это только если по-гречески, потому что по-гречески слово ἰχθύς (рыба) может быть прочитано — если воспринимать его как сокращение — как “Иисус Христос Божий Сын Спаситель”. Но тогда почему две рыбы? И, кроме того, Евангелия составлялись в такой среде, где не говорили по-гречески. И этот символизм потом уже, конечно, мог здесь прочитываться, но изначально его просто не могло здесь быть.

А что могло быть, и что было? Это один из очевидных вопросов, на которые нет ответа. Не надо думать, что мы Евангелия очень хорошо понимаем — что там написано в буквальном смысле. На самом деле, не понимаем, и святые отцы уже не понимали буквальный смысл, хотя он тоже был душеспасительным и важным. Толкования святых отцов на этот текст сохранились с III века, но у них нет уже этого понимания.

А что касается хлебов, то хлебы, конечно, всегда относятся к Евхаристии, к хлебу насущному. А хлеб “насущный” означает и — там такое странное греческое слово употребляется (ἐπιούσιος) — хлеб сверхъестественный. Действительно, эти хлебы показали себя сверхъестественными. А также это слово “насущный” может пониматься как “хлеб будущего” — пища будущего века, тот, который еще будет существовать. Так буквально можно перевести “насущный” — это один из возможных переводов, при этом разные переводы правильны.

И вот, количество их пять относится, может быть, к пяти чувствам, может быть, к пяти добродетелям, которые мудрые девы тоже своим числом пять символизировали. Насыщаются наши чувства Христом или насыщаются наши добродетели, чтобы мы могли их совершать. Это такие добродетели как: ведение, познание, мужество… Далее там этот список добродетелей немного варьируется, поэтому я не буду в него углубляться — это тоже такая древняя традиция, связанная с толкованием притчи о пяти мудрых девах.

Чему же этот рассказ об умножении хлебов и рыбы учит нас сегодня? Конечно, прежде всего — и это, наверное, все понимают и правильно делают, если понимают — этот рассказ учит нас полагаться на Бога в разных стесненных материальных обстоятельствах. Нечего есть или еще чего-то материального не хватает, и так можно даже и умереть или испытать какие-то большие превратности судьбы, — но Господь Сам подаст нужное. Конечно, когда мы молимся в таких случаях об умножении еды или каких-то других материальных благ, мы вспоминаем эти истории евангельские и правильно делаем.

Но, конечно, здесь смысл есть и глубже. Не только тот, что мы должны всегда надеяться в материальном на помощь Божию, восполняющую наше оскудение. В сегодняшнем рассказе говорится также и о том, что нужно для нашего спасения, что нам нужно сделать во временной нашей жизни, чтобы прийти в жизнь вечную. Но на это рассказ указывает символически: через более понятный нам сегодня образ хлеба и менее понятный образ рыбы, — а также через их количество: более понятное число пять и непонятное уже, увы, число два.

Мы можем говорить, что я не учился тому, не учился сему, у меня нет образования или еще что-нибудь. И, предположим, это будет правдой — для кого-то это будет неправдой, но про таких говорить не будем. Но это совершенно не означает, что хоть в чем-то он лишен возможности понять то, что ему нужно для спасения. Скорей всего, он не получит потребного для того, чтобы кому-то какие-то проповеди с толкованием Евангелия говорить или чтобы писать богословские трактаты. Но для спасения души то и другое может быть полезно, но ни в коем случае не необходимо.

А необходимо понимать, куда мне самому идти, как мне жить. И это понимание Господь нам всегда даст, если мы только у него попросим. Чаще, к сожалению, мы, даже будучи христианами, рассуждаем совершенно иначе: я не понимаю, как выйти из этого положения, отовсюду тесно, отовсюду плохо, как же я тут буду? Наверное, надо заранее, чтобы мне потом было легко согрешить, чего-нибудь наврать или еще что-то такое сделать — еще на какой-то компромисс пойти. Очень много бывает всяких подобных ситуаций — не буду перечислять — каждый в своей жизни имеет, что вспомнить.

И тогда нам кажется, что мы своим умом справимся. А потом мы удивляемся, почему все происходит не так, как мы думали. Почему возникают какие-то новые тяжелые обстоятельства, и конца им не видно? А потому, что мы у Бога-то и не просим, мы полагаемся на себя. Мы считаем, что Господь не может нас вразумить, причем вразумить так, что мы узнаем о жизни в этот момент что-то совершенно меняющее наш взгляд на нашу ситуацию, может быть, вообще на мир. В результате, то, что нам казалось тяжелым, покажется не столь тяжелым или вовсе легким, и мы найдем, что нам делать.

Поэтому постараемся на сегодня хотя бы извлечь из этого рассказа одно: что не только в земных нуждах нужно обращаться к Господу и прежде всего на него надеяться, но также и в нашем непонимании того, как нам жить. А если нам кажется, что у нас есть понимание, то, конечно, это тоже иллюзия. Надо понимать, что мы ничего не понимаем. Об этом нам сегодня напоминают эти две рыбы, которые явно что-то символизировали, но мы уже не знаем, что.

И, понимая, что мы ничего не понимаем, вместо того, чтобы огорчиться и решить, что мне тогда этого и не надо понимать, — тут две крайности могут быть: либо я начинаю огорчаться, убиваться, как все ужасно, либо я говорю, что “ну, не понимаю и ладно, и не надо мне этого понимать”, — вместо этих двух одинаково плохих крайностей обращаться к Богу, чтобы Он нас вразумил.

“Дух Твой благий, — мы можем Ему сказать вместе с псалмопевцем, — наставит нас на землю праву”.

Аминь.