Житие св. Марии дает урок решимости и терпения. Мы должны быть готовы совершить ради нашего спасения все, что угодно. Все устраивается к лучшему тогда, когда Господь видит нашу решимость и терпение ради спасения души. С каким настроем надо терпеть внутренние брани. Нужно ставить себя на последнее место. Когда мы обучаемся внешним навыкам смиренного поведения, в нас развивается внутренняя гордыня и подобные грехи, которые очень трудно исцелить. Нужно всегда ожидать от себя и для себя всего самого плохого и до конца жизни считать себя наркоманом в отношении своих страстей.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня, можно сказать, последнее воскресенье Святой Четыредесятницы, т.е. Великого поста, когда Церковь предлагает нам воспоминание святой Марии Египетской. И на прошедшей седмице уже было “Стояние Марии Египетской”, в память о ее главном подвиге, и сегодня в целом ее жизнь преподносится как урок из священной истории нашего спасения, которым Церковь руководствует нас во дни Великого поста. В чем же состоит урок Марии Египетской? Я не буду пересказывать ее житие, которое мы все читали в церкви, а кто не был на той службе, тот все равно должен его помнить и знать. А если кто-то его паче чаяния не знает, то это очень большое упущение, и его необходимо, действительно просто необходимо восполнить, т.е. взять и где-нибудь прочитать, не так трудно его и найти.

Какие же уроки дает нам это житие, именно каждому из нас? Оно дает урок двух главных добродетелей, без которых вообще невозможно наше спасение, и которые очень чисто оказались выражены в жизни святой Марии. Первая это решимость, а вторая это терпение.

Прежде всего нужна, конечно, решимость для того, чтобы сделать для нашего спасения не что-то там конкретное, то-то и то-то, а все, что угодно, все, чего мы наперед не знаем и знать не можем. Никто из нас — и в этом смысле мы все, как Мария Египетская — не знает, что от каждого из нас потребуется для совершения нашего спасения. Потому что для всех людей это разное. И должна быть решимость. Мы должны понимать, что, собственно, здесь совершенно нет смысла торговаться. Торговаться можно тогда, когда рассматривается вопрос о том, что нам что-то не подходит, потому что это слишком дорого. Но наше спасение это такая вещь, за которую совершенно невозможно заплатить дорого, потому что нет ничего такого, что было бы жаль отдать за это. В нашей жизни нам не должно быть ничего настолько жалко, чтобы пожалеть заплатить это за наше спасение. Поэтому у нас есть все основания для того, чтобы была решимость. Здесь заведомо не будет никакого торга, и поэтому мы должны просто знать, что мы будем делать все, что бы от нас ни потребовалось. И когда возникают уже конкретные требования, иногда совершенно для нас неожиданные — и это нормально, если мы чего-то не понимали и заранее не ожидали, что от нас потребуется именно это, — мы должны это спокойно принимать. Спокойно прежде всего потому, что мы и не должны были знать заранее будущего, а дальше мы должны спокойно делать то, что от нас требуется, несмотря даже на то, что это не будет у нас получаться.

И вот здесь мы как раз подходим ко второй фундаментальной добродетели, которую тоже показал подвиг Марии Египетской. Потому что если бы у нее не было терпения, она не дожила бы до того времени, когда она уже получила облегчение от своих трудов в пустыне. Ведь как известно, первые 17 лет в пустыне она жила в крайне тяжелых борениях. И можно сказать, что та ее задача, ради которой она вышла в пустыню, — измениться внутренне — все время оказывалась нерешаемой. Потому что она в себе не видела никакого прогресса, видела внутренние мучения от всяких помыслов, с которыми она в пустыню уходила и, получается, взяла их с собой, а они там все не умирали и не умирали; и в то же время внешние условия жизни у нее были ужасные, и даже и вообще непонятно было, как она может в них выжить, точнее, было понятно, что она не может выжить никак. Но милостию Божией, то и другое устраивается. Но как устраивается? Не просто берет и устраивается. Здесь нет никакой магии или колдовства, которые могли бы все устроить.

Устраивается все тогда, когда Господь видит наше терпение. А видит Он наше терпение тогда, когда мы его проявляем. А терпение это такая вещь, что проявить его моментально, каким-то порывом, нельзя. Вот решимость можно проявить моментальным порывом, а терпение — оно на то и терпение, чтобы проявляться только в течение какого-то времени. Поэтому мы должны считать нормальным, что в течение долгого времени не проходят какие-то внешние тяжелые для нас условия; но это мы еще можем легче понять, по крайней мере, логически, хотя смириться с этим бывает и трудно. А вот с чем мы, бывает, склонны смириться, хотя это и труднее понять логически, это с тем, что внутренне мы тоже не меняемся, не меняемся и не меняемся. Вот это надо терпеть. Но терпеть не в том смысле, что вот, не меняюсь я — и не надо, буду таким, как я есть, и меня это устраивает. К этой мысли, к сожалению, многие приходят и на этом успокаиваются. Но терпеть надо с таким настроением, что меня это не устраивает, я ни в коем случае не буду оставаться таким, как есть, но я буду терпеть свое такое состояние, когда я со всем этим борюсь, борюсь, борюсь, а оно у меня все сильнее, сильнее и сильнее; все равно я буду продолжать бороться и дальше.

И вот как раз об одном частном случае такой борьбы говорит нам сегодняшнее Евангелие, которое всегда бывает в пятое воскресенье Великого поста. Оно рассказывает, как двое из учеников Христа подходят к Нему и говорят, что хотели бы сесть одесную и ошуюю Его в Его Царствии. И Господь им говорит, что для этого надо, — оказывается, для этого надо пить чашу, которую они, собственно, пить не могут. Но узнав об этом, они показывают свою решимость ее испить. И тогда остальные десять учеников, слышавшие этот разговор, возмущаются их желанием быть первыми — ведь, собственно, они ничем не лучше всех остальных, чтобы быть первыми. И тогда Господь говорит Свою знаменитую фразу, которую очень часто и справедливо цитируют: “Кто хочет быть первым, тот да будет последним из всех и всем слуга”, т.е. кто хочет быть первым, тот пусть будет последним. Но что же это означает? Это, конечно, означает некоторое постоянное проявление терпения. Нужно ставить себя на последнее место. Конечно, если мы люди совершенно дикие, совершенно с улицы, ничего не слышали о христианстве и только что пришли в Церковь, нам, конечно, все это очень странно, мы узнаем для себя очень много нового и интересного о том, как должны себя вести христиане. Скажем, когда кто-нибудь начинает тебя беспричинно оскорблять, не надо ему ничем отвечать; не надо как-то эмоционально реагировать на то, что кто-то тобой недоволен; надо стараться, чтобы тебя не слишком отличали, потому что если ты будешь сам лезть на первое место, то тебя, конечно, отметят и отличат, но тебя отметят и отличат не с лучшей точки зрения, а как раз с худшей, что ты все время лезешь вперед. Как раз чтобы тебя заметили и отличили, нужно, как довольно легко понять, ставить себя на последнее место.

Но поначалу, когда новоначальный христианин усваивает все эти навыки, он, конечно, может быть, делает все это неуспешно, и тогда он просто все время ведет вокруг этого борьбу. Но гораздо чаще, поскольку ничего особо сложного в этом нет, все это происходит довольно успешно. Эти навыки легко усваиваются, и человек, действительно, обучается внешним навыкам смиренного поведения. Мимо этого — никуда, потому что, действительно, путь к внутреннему лежит только через внешнее. Если мы внешние добродетели исполнять не будем, то никаких других у нас не будет.

Но мы все время должны помнить, что внешнее мало на что полезно. Оно не вредно, оно, конечно, полезно; более того — оно необходимо, без этого никуда, но само по себе оно мало что дает. Потому что мы очень быстро научаемся совершать всякие внешние добродетели так, чтобы внутренне продолжать грешить еще и хуже. Потому что теперь нас уже гораздо надежнее прикрывают извне наши добродетели. Например, раньше я уничижал ближнего, но проявлял это всякими своими неприятными выходками по отношению к нему или, по крайней мере, заносчивым поведением. Но когда я приобретаю уже христианские навыки поведения, мне этот ближний становится, выражаясь разговорным языком, глубоко до лампочки, и я уже никак не буду на него гневаться, причем искренне не буду, поэтому и проявлять никакого гнева не буду, потому что мне уже станет все равно. Но конечно, такое расположение души, которое достаточно легко приобретается тренировкой, тоже не очень-то близко к христианскому. По крайней мере, как можно догадаться, оно легко оборачивается изнанкой, потому что внутренне развивается гордость, которая уже не выходит наружу, ее трудно очень зацепить снаружи, она становится еще более трудноисцелимой, и поэтому, конечно, христианин оказывается еще в более опасном положении относительно перспектив спасения своей души. Потому что если христианин живет по-христиански, то довольно быстро наступает момент, когда его некому становится исправить со стороны. Разве что только какие-то особые ситуации, особые несчастья, которые сильно ломают его привычную жизнь, как-то еще способны оказать на него влияние. Но он и тут может адаптироваться при какой-то следующей степени тренировки. И поэтому, действительно, из душевных наших недугов постепенно в нас остаются наиболее неисцельные, вот они как раз в нас и развиваются. Вот что такое путь христианской жизни.

И конечно, все было бы ужасно, если бы это тоже не имело в себе некоторого противоядия, заключающегося в том, чтобы ожидать от себя все время всего самого худшего и для себя тоже ожидать, по своим заслугам, всего самого худшего и понимать, что если этого не случается в каждый данный момент, а случается только иногда, да и то не самое худшее, то все это только милостью Божией, которая не дает всему произойти так, как мы этого заслуживаем. И вот в этом надо стараться пребывать.

Конечно, все равно отсюда неясно, как можно справиться с такими глубинными грехами, но грехи эти такого рода, что и нет никакого механизма, который можно было бы так просто объяснить, и который действовал бы против этих грехов. Не то, чтобы я его просто не знал, но и святые отцы тоже пишут, что здесь не может быть какого-то однозначного и простого предписания. Потому что по мере того, как все простые предписания святых отцов мы исполняем, у нас остаются только все более и более глубокие проблемы. Потому что, в принципе, наше нежелание быть с Богом, а желание подражать нашим прародителям в их грехопадении просто уходит вглубь, там окапывается, укрепляется и возводит перед собой все новые и новые эшелоны обороны. Поэтому борьба остается до конца. Но это не повод, чтобы не бороться, хотя противник настолько силен. И как раз вот сегодняшнее Евангелие и житие Марии Египетской показывают нам то и другое — что бороться, конечно, надо, и что христианская жизнь даже теоретически не может идти так, чтобы на каких-то этапах не требовалось борьбы. Борьба будет практически всегда, даже и тогда, когда святая Мария получила упокоение от внешних скорбей, то тогда, заметим, оно ей уже было не нужно, т.к. она уже привыкла с ними жить.

Так бывает и с нами — мы привыкаем к каким-то внешним скорбям, а потом уже получаем от них упокоение, когда уже могли бы жить с ними спокойно дальше. Потому что когда мы к ним адаптируемся, они уже теряют свой духовный смысл. Нам уже нужны какие-то другие скорби. А что касается внутренних скорбей, то даже если мы не испытываем каких-то внутренних проявлений своих страстей, каких-то прямых их нападений, то надо понимать — эта рабочая гипотеза должна быть у нас до конца жизни, и опять же, Мария Египетская показывает нам своим житием, что она именно так это понимала, — что, скорее всего, мы всегда остаемся способными на все. Как наркоман, даже если он многие годы не употребляет наркотики, должен считать себя наркоманом, которые просто временно бросил, но в любой момент может опять начать, а потому ему нужна осторожность по отношению к самому себе, и тогда повышаются шансы, что он не начнет опять употреблять наркотики, — так же и мы в отношении к нашим страстям будем считать себя такими наркоманами, и вот тогда мы сможем надеяться, что у нас есть шансы попасть в Царствие Небесное. Аминь.