Притча о двух должниках иллюстрирует прошение из Молитвы Господней: “И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим”. Мы не способны прощать наших обидчиков так, как это делает Господь, и вообще не способны исполнить ни одну заповедь; но “невозможное человеком возможно Богу”. Нужно учиться владеть всем материальным в мире, не владея. Нужно также отрешиться и от “моральных” стяжаний и не заботиться о том, что о нас будут думать люди. Все заповеди Божии заключаются в отрешении от мира.
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Сегодня мы слышали, как один человек простил долг другому человеку, который был ему много должен, а когда узнал, что прощенный должник не простил долга какому-то своему должнику, изменил свое первое решение о прощении долга и приказал мучить этого должника, пока тот не отдаст ему всего, что должен; а подразумевается, что отдать он ничего не может, и речь идет о вечном мучении. Эта притча является не чем иным, как иллюстрацией ко всем нам хорошо известному прошения Молитвы Господней: “И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим”. Часто мы вообще не задумываемся о смысле этого прошения, а если даже и задумываемся, что бывает реже, мы редко пытаемся приблизиться к полноте понимания того, что здесь сказано. А вообще говоря, здесь сказано нечто страшное. Хотя, действительно, с христианской точки зрения, это прошение должно вселять надежду на спасение, и это правильно; но тем не менее, это прошение очень страшное, и, может быть, из сегодняшней притчи, которая более подробно объясняет смысл этого прошения, нам это станет понятнее. Потому что глядя на тех людей, о которых говорит притча, мы можем сделать определенные выводы.
Конечно, человек-царь недаром назван не просто богатым человеком, который мог давать в долг большие суммы, а именно царем, который мог их давать и мог прощать долг, а мог и заключить в тюрьму. Под человеком-царем имеется в виду Господь Бог. Понятно, что Он ни к чему не привязан из того, что Он дает взаймы. Он может дать очень много, но при этом Он бесстрастен и не будет нуждаться в том, чтобы ему возвратили данное и, тем более, не будет обижаться на кого-то за то, что кто-то как-то против Него согрешил. Потому что если Господь и карает грешников и гневается на них, как говорится в Священном Писании, здесь все равно имеется в виду не гнев или обида в человеческом понимании, а нечто совершенно другое. Но мы, естественно, нуждаемся в разных материальных и моральных подаяниях, мы нуждаемся в том, что получаем через телесный, а наипаче душевный комфорт. Потому что и телесный комфорт нам нужен для создания душевного. И когда кто-то против нас что-то делает, как-то нас обижает или ущемляет нас в материальном отношении, то нас это задевает. Поэтому мы, если и можем (что бывает далеко не всегда) прощать грехи, совершенные против нас, мы все равно это будем делать не так, как это делает Господь, а потому и не можем быть прощены так, чтобы попасть в жизнь вечную. И что же тогда, так нам и оставаться, не исполняя эту заповедь? Конечно, нет, потому что, как говорят святые отцы, несмотря на то, что каждая заповедь, если рассмотреть ее сколько-нибудь внимательно, покажется нам неисполнимой, и это будет правильно, и мы по поводу любой заповеди можем спросить вместе с учениками Господа: “Кто же может спастись?” — мы по любому поводу должны услышать ответ, что “невозможное человекам возможно Богу”. Потому что если мы действительно позволим Богу действовать в нас, тогда Он Сам будет исполнять Свои собственные заповеди, — и именно поэтому абсолютно все заповеди являются исполнимыми.
По этой же причине исполнима и та заповедь о прощении ближних, о которой нам говорит сегодняшнее Евангелие. Но исполнима она только постольку, поскольку мы становимся бесстрастными, поскольку мы научаемся владеть чем бы то ни было в мире, не владея. Очевидным образом это относится к материальным вещам. Конечно, мы, лишаясь чего-то материального, будем испытывать какой-то недостаток, нам будет как-то плохо, неудобно, и если наше лишение разных материальных вещей дойдет до некоторого предела, то мы умрем. Но если наша жизнь или смерть от нас, по большому счету, не зависит, то наше отношение ко всевозможным лишениям всецело от нас зависит, и мы можем просто внутренне не иметь привязанности ни к чему в мире сем. И так оно и бывает, если мы имеем расположение к Богу. Если Бог для нас важнее всего, то любовь к Нему будет отрешать нас от мира.
То же самое относится к так называемым моральным, а не материальным ценностям, — хотя, повторяю, с точки зрения православной аскетики, они точно такие же материальные, ничем не лучше, а даже, может быть, более низменной природы. А именно, мы хотим, чтобы нам были благодарны; мы хотим, чтобы нас не унижали ни публично, ни в мыслях; нам не безразлично, что какой-то человек про нас думает, считает ли он нас настолько хорошими, как нам этого хочется. А вот о том, какими нас Бог считает, мы если и задумываемся, то это нас далеко не так беспокоит, потому что понятно, что мы грешники, а Он все видит; но перед людьми мы хотим выглядеть как-то получше. Все это, конечно, не позволяет вспомнить по отношению к другим людям заповедь о прощении долгов. Но если мы все-таки задумаемся о христианской жизни, то посмотрим на дело иначе.
Потому что христианская жизнь по внутреннему, а не по внешнему человеку с того и начинается, что мы перестаем смотреть на то, как о нас думают другие. Нам становится не обидно, когда нас обижают — и по той же причине нам не бывает приятно, когда нас хвалят. Если человек о нас думает хорошо, то это, возможно, нам полезно из каких-то чисто практических соображений: например, если ты с кем-то работаешь, то твои коллеги должны тебе в работе доверять, иначе просто невозможно будет работать; само по себе это безгрешно, и здесь не может быть никакого тщеславия. Но тщеславие и другие страсти легко могут сюда примешаться, если это становится нам нужно для какой-то самооценки и подобных вещей. И вот, христианство начинается только с того места, где все это кончается. А что кончается, если обобщить? Кончаются нормальные отношения между людьми. Кончаются “общечеловеческие ценности”. Поскольку что они такое — эти ценности? Это гордость, тщеславие, блуд и тому подобные вещи. Все это свойственно людям, если они над собой специально не работают (а если работают, то тоже свойственно, но в меньшей мере), и на этом построена вся система человеческих отношений. Конечно, христианин внутренне из этой системы выпадает, а внешне не всегда и даже чаще всего не выпадает.
Поэтому на самом деле все заповеди Господни, в том числе и сегодняшняя, сводятся к одному — к отрешению от мира. Любая христианская жизнь, если она правильная, ведет именно к этой цели. Без этого невозможно исполнить ни одной заповеди. Не надо говорить, что если мы живем в миру, если у нас семьи, то к нам Господь выдвигает какие-то другие требования. Нет. Если мы хотим войти в Царствие Божие и не хотим осудиться с миром, как Апостол говорит, то мы должны исполнять то, к чему Господь призывает всех Своих учеников, независимо от их семейного статуса, говоря, чтобы они оставили все и следовали за Ним. Вот это и надо исполнять. Хотя, конечно, все надо делать с рассуждением, в зависимости от наших личных особенностей и нашего образа жизни. Тем не менее, то, что мы должны это делать по-разному, не отменяет того, что мы должны делать именно это. И как нельзя без этого исполнить ни одну заповедь Господню, так, напротив, всякая конкретная отдельно взятая Господня заповедь ведет к тому, чтобы нас научить отрешению от мира, ведь чтобы ее исполнить, мы вынуждены начать отрешаться от мира. И Господь да подаст нам войти в Царствие Небесное, прощая должникам нашим, чтобы и Он простил нас. Аминь.