Богородица родилась безгрешной, как все люди, но единственная из всех Своей волей удержалась от всяких грехов. Ее жизнь в храме с трех лет была вся посвящена Богу. Она ткала завесу для храма, а в Ней Самой исткалась “умная багряница — плоть Еммануилева”. Мы можем брать пример и с Бога, т.к. Он прожил человеческую жизнь, и с Богородицы. О проявлениях гордости.
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Сегодня мы празднуем Введение во храм Пресвятой Богородицы, рассказ о котором до нас дошел в повести “Рождество Мариино”, где рассказывается история зачатия и рождества Богородицы, и память этих событий празднуется Церковью в соответствующие дни. Там же рассказывается и о том, как Она проводила время до самого Рождества Христова, и о самом Рождестве тоже там рассказано. И вот, именно из этого источника мы знаем о Ее введении во Храм. И все рассказы у святых отцов и в нашем богослужении сегодняшнего праздника восходят к этому тексту “Рождество Мариино”. И сегодня мы слышали у святителя Григория Паламы рассуждение, тоже относящееся к событиям, описанным в этом тексте.
И что здесь самое главное, что надо понимать? Божия Матерь, как и все мы, родилась безгрешной. Но естество человеческое было испорчено вследствие грехопадения Адама, и его смертность и слабость, неустойчивость ко греху приводили к тому, что абсолютно все люди своей собственной волей склонялись ко греху, фактически, еще в несознательном состоянии. Поэтому весь род человеческий погибал. И одна только Божия Матерь, Которая была избранна от всех родов, но тем не менее, Своей волей, а не так, чтобы Господь какое-то такое специальное чудо совершил, что Ей совсем уже не надо было свою волю задействовать, — все-таки Своей свободной волей отвергла грех совершенно. И то, что было теоретически в силах каждого человека, но вероятность чего была чрезвычайно мала, одна-единственная Дева действительно исполнила. И в три года Она сознательно приняла решение быть посвященной одному Богу, только о Боге думать и не иметь никакого попечения больше ни о чем. Это Ее сознательное решение было принято в ответ на то решение, которое, не спрашивая Ее, еще до Ее рождения приняли Ее родители, когда они обещали посвятить Ее Богу. И вот, когда ей исполнилось три года, родители — надо полагать, в день Ее рождества, может быть, с интервалом в несколько дней, а не так, как сейчас празднуется, — привели Ее в храм. И Она, как говорит святой Григорий Палама, Сама пошла вперед, потому что Она радовалась возможности жить исключительно в божественном и думать только о божественном. Но это Ее не отвратило от того, чтобы, когда пришло время, начать жить среди людей, в этом самом что ни на есть грешном мире.
И живя так, Она приняла не просто осенение благодати Божией, которое принимали и разные святые Ветхого Завета, а приняла в Себе Самого Бога. Потому что когда Ее, после нескольких лет жизни в Храме, вывели оттуда и обручили Иосифу, потому что Она пришла уже в такой возраст, когда могла осквернить храм в отношении ритуальной нечистоты, тогда Она и сподобилась благовещения. И очень важно и символично то, какой работой Она занималась, еще живя в Храме и потом, по выходе из Храма. Она относилась к тем девам, которые ткали ежегодно завесу для Храма, отделявшую от основной части Храма Святое Святых. Завеса для храма, для Святого Святых, это есть символическое одеяние Божества. И вот, таким же одеянием Божества является плоть Спасителя, которая должна была образоваться через Деву Марию. Недаром говорится и в проповеди святителя Григория, которую мы сегодня читали, и в богослужении, что в Ней исткалась “умная багряница”, т.е. не чувственная багряница, а духовная, по отношению к которой чувственная, материальная багряница, завеса, которую ткала Божия Матерь, была только образом. И эта духовная багряница есть “плоть Еммануилева”, как говорится в одном из богородичных тропарей Великого Канона святого Андрея Критского.
Но кто-то может подумать: какой пример являет для нас Божия Матерь, Которая была вот так с детства избрана и никогда никак не согрешала? Ведь все мы совершенно другие, и, казалось бы, Ее пример не имеет к нам никакого отношения: как мы не можем брать пример с Бога, чтобы жить божественно, потому что Бог бесплотен, а мы плотские, так мы не можем брать пример и с Божией Матери, потому что Церковь воспевает Ее не просто как высшую всех святых, но даже и высшую Ангелов. Но такое мнение неправильное. Потому что даже с Бога мы можем брать пример, как об этом говорит апостол Павел: “Подобни мне бывайте, — говорит он христианам, — якоже аз Христу”. И вот, из этой фразы понятно, почему мы можем брать пример с Бога — потому что Бог воплотился. Если бы Он не воплощался, если бы Он не жил человеческой жизнью, нам было бы невозможно взять с Него пример, потому что жизнь человека и любого другого тварного создания, даже Ангела, и жизнь Бога — это совершенно разные вещи. Но поскольку Бог прожил жизнь человека, мы можем брать пример с Него. Так же мы можем брать пример и с Богородицы, даже не только так же, а еще и больше, конечно, потому что Она одного с нами естества, а не является соединением естеств человеческого и божественного; хотя Она и соединилась с Богом, но не по естеству, а по благодати, как можем это сделать и мы. Потому что одно дело жизнь людей до того, как Господь воплотился от этой самой Девы, а другое дело то, как могут жить люди после того, как Господь воплотился, — конечно, в том случае, если они станут христианами. Потому что Господь говорит христианам: “Се дах вам власть наступати на змию и скорпию”, — т.е. мы теперь можем в любом случае попирать всякий грех. И если мы поступаем по своим дурным привычкам и по своей греховной жизни после того, как стали христианами, то мы впадаем во многие грехи, и мы, конечно, можем в этих грехах раскаяться, а можем и продолжать их делать, не каясь, потому что не понимаем, что это грехи; но Господь через эту самую Божию Матерь, через Которую Он совершил Свое воплощение и даровал нам Евхаристию, дает нам власть все это побеждать. Потому что если мы хотим уподобиться безгрешности Богоматери, то теперь все это в наших силах. Потому что, сколько бы мы ни согрешали, Господь нас прощает, конечно, при условии покаяния. Но покаяние не может быть таким, что человек говорит: “Вот согрешу, а потом покаюсь”, — потому что это значит, что он согрешает не только тем, что он собирается грешить, но еще гораздо больше согрешает самой этой мыслью о таком вот торге с Богом. Потому что если он сейчас не захотел приложить усилия, чтобы не согрешить, то Господь тем более не даст ему сил, чтоб не согрешить потом, и чтобы покаяться, понадобится уже гораздо больше усилий.
И вот, мы должны понимать, что если мы только хотим быть с Богом, то, сколько бы мы ни согрешали, мы должны проявлять свое стремление к Богу, и Господь будет нам подавать прощение грехов не только предначинательное, но и окончательное. А окончательное прощение грехов состоит в том, что мы перестаем их повторять. Пока мы грех повторяем, это значит, что мы не раскаялись в нем вполне, а потому он нам вполне не оставлен. Покаяние совершается чаще всего постепенно: сначала, например, человек часто гневается, потом реже и меньше. Правда, при этом он может начать гордиться этим и превозноситься пред другими, так что выходит еще и хуже; но если он замечает, что он меньше гневается потому, что больше гордится, тогда он, может быть, и гордиться будет меньше, — и тогда постепенно начнется исправление. Потому что совсем не обязательно, чтобы христианин, как фарисей, переходил от одной порочной страсти к другой, — этот круг все-таки разрывается, и разрывается он именно тогда, когда мы не унываем, когда мы, видя свое бессилие пред грехом, смиренно его признаем, исповедуемся Богу и просим помощи. Но может быть и другой подход. Не всегда факт признания греха свидетельствует о моем смирении. Часто я признаю свои грехи, но не смиренно, потому что внутренне считаю себя совсем другим человеком; а если я и признаю сейчас, что побежден каким-то грехом, то это меня очень унижает. А это значит, что я захочу представить дело либо так, будто бы совершенный грех это вовсе никакой не грех; либо так, что все обетования Божии ложны, по крайней мере, в отношении меня, что я не спасусь, и нечего тогда и стараться. И то, и другое умонастроение это грех, причем грех один и тот же — это гордость. Это значит, что у человека высокая самооценка, и он считает, что именно он не может быть таким слабым, а когда он воочию убеждается в своей слабости, тогда он говорит, что все святые из другого теста, и получается, что они не такие, как мы, а какого-то другого естества, что Божия Матерь вообще не является для нас примером… И так вот человек от христианства, конечно, отпадает, если только он не покается. А если человек по-настоящему смиряется, то он верит, что обетования Божии не ложны и что он, несмотря на всю свою слабость, все-таки тоже является их наследником, потому что они даны в том числе и ему, ничем не меньше, чем они были даны Божией Матери и всем святым. Потому что в то время, когда Божия Матерь получила обетование, Она была одна такая, то теперь через Нее такое же обетование получили все мы, и это обетование есть Тело Христово, которое есть Царствие Небесное и Церковь. А больше этого ничего уже не может быть.
Поэтому мы должны понимать, что у нас уже все есть, и, несмотря на свою слабость и приверженность к греховным страстям, в чем мы постоянно в своей жизни убеждаемся, мы не должны приходить в отчаяние и в то же время не заниматься самооправданием, потому что и то, и другое есть проявление гордости, т.е. того самого греха, из-за которого ниспал сатана, а должны продолжать смиренно исповедовать свои грехи, в том числе и грех гордыни, который нас толкает то в ту, то в другую сторону от правильного исповедания, — смиренно все это признавая, мы должны вновь и вновь просить у Бога помощи. А то, что мы все время падаем, нас нисколько не должно смущать, потому что мы изначально знали, что вступаем в христианскую жизнь не для того, чтобы получать удовольствие, а для того, чтобы получить Царствие Небесное. Те неудовольствия, которые мы получаем в христианской жизни, связаны с тем, чтобы нам указать на наши грехи, чтобы мы их замечали, как-то молились и каялись, просили у Бога их оставления. И главным из этих грехов является грех гордости. Поэтому наипаче мы должны благодарить Бога за те случаи, которые нам показывают грех нашей гордости, — а это особенно те случаи, когда мы в очередной раз убеждаемся, что мы не можем расстаться с какими-то своими грехами, и когда нас тянет то в самооправдание, то в помыслы отчаяния. Конечно, это все неприятно — и помыслы самооправдания неприятны, потому что чувствуешь себя как-то неуютно, понимая, что это некоторое вранье; и помыслы отчаяния неприятны, тут уж не надо говорить, почему, — но это и есть, если мы будем к этому относиться со смирением и по-христиански, некоторые из тех самых скорбей, на которые мы сами себя добровольно обрекли. Мы просим у Господа смирения, просим спасения и Царствия Небесного, которое без смирения получить нельзя, как это хорошо известно. А это значит, что мы сами и просим помочь нам замечать за собой самооправдание или, наоборот, отчаяние и другие проявления гордыни. Потому что мы же просим: “Даруй ми зрети моя прегрешения”, — вот Господь нам и дает их видеть. Поэтому за это надо благодарить Бога и каяться в тех грехах, которые нам дает видеть Господь. И тогда мы получим те обетования, ради которых Богородица и была введена во Храм и ради которых Она сподобилась Благовещения. Потому что Она не только ради Себя сподобилась его, а ради всех нас. Аминь.