Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память VII Вселенского собора, или как это  в Церкви называется, святых отец VII Вселенского собора. Этот собор был в 787 году, то есть в VIII веке, и задача его была осудить ересь иконоборчества и восстановить иконопочитание,  которое до этого было уничтожено в официальной византийской Церкви, потому что императорами стали еретики, и подобных себе еретиков они делали епископами и патриархами.

Собор справился со своими задачами, и после этого несколько десятилетий в Константинополе, в главном православном патриархате, держалось православие. Но потом опять восстановилась ересь иконоборчества и продержалась еще более двадцати лет, а затем опять возродилось православие.

Казалось бы, все это полезные вещи, хорошо, что все это произошло, что православие победило, хорошо, что мы это вспоминаем. Это необходимо вспоминать для того, чтобы нам в любой момент истории и собственной нашей жизни понимать, что такое православная вера, и зачем мы почитаем святые иконы. С этим все согласны, наверное, но очень часто считается, что сейчас никакого иконоборчества нет. Зайди в любой храм, который себя называет православным – там иконы будут в изобилии. Какое же может быть иконоборчество?

Так думают даже те люди, которые что-то знают и читали о церковной истории и даже сами писали, — например, большой наш философ и во многих отношениях замечательный русский мыслитель Алексей Степанович Хомяков, который жил в ХIX веке. Вот даже он искренне считал, что споры были о том, можно ли церкви украшаться иконами с изображениями людей или только какими-то орнаментами и изображениями креста, а больше ничем.

Действительно, в VIII веке иконоборцы такую точку зрения отстаивали, а уже в IX веке во время второго иконоборчества они соглашались, что пусть иконы будут. Когда иконопочитатели говорили, что иконы – это Библия для неграмотных, что в иконе все можно изобразить, и люди будут вспоминать это, хотя они не читали, что с помощью картинок люди лучше запоминают и понимают, даже если они малограмотны, — тогда с этими аргументами в защиту икон стали соглашаться сами иконоборцы.

Но при этом они нисколько не перестали быть еретиками, нисколько они не перестали отрицать то, что является отрицанием православной веры. Дело в том, что само наличие каких-то изображений в храме еще ничего не говорит о нашем иконопочитании или иконоборчестве. Единственное, о чем это может говорить, что если есть иконоборчество у нас, то оно не принимает каких-то крайних форм, как  это бывает у армян и особенно современных несториан, которые уже совсем никаких икон в храме не терпят, правда, у армян они сейчас опять появились. То есть наличие икон почти ни о чем не говорит.

Что же такое настоящее иконопочитание? И что такое по сути иконоборчество? Иконоборчеством является любое отрицание того почитания икон, которое является православным. Если нет этого почитания, нет этого понимания, то, значит, это и будет иконоборчество. Разумеется, оно может иметь разные формы. Фактически то почитание икон, которое установлено у католиков, объясняется таким образом, что по-нашему это будет иконоборчество. Византийские иконоборцы примерно так об иконах и учили в IX веке, как учат нынешние католики. Просто иконоборцы тогда делали вывод, что иконы, в общем-то, не нужны, а если они есть, то это можно терпеть, снисходя к немощи тех, кому они нужны, а католики почему-то считают, что они нужны. Православное же почитание икон, главным образом, состоит в понимании того, что Своими нетварными энергиями присутствует лично Сам Бог в каждой иконе.

В обычной картине Он не присутствует. Он присутствует в ней только постольку, поскольку Он вообще везде присутствует, что пребывает в бытии. То, в чем Бог не присутствует, того просто нет. Если что-то есть, то есть оно только за счет того, что есть в нем какое-то бытие, а бытие – это не что иное, как какая-то причастность к Богу.

Но когда мы говорим о священных предметах, мы не это имеем в виду, а мы имеем в виду то, что является особым присутствием освящающей благодати, которая в этих предметах существует не для того, чтобы они просто были как предметы, а для того, чтобы через них подавалось освящение тем, кто благоговейно через них просит помощи Божией и их почитает. Вот таковы иконы, как и прочие священные символы, например евхаристические сосуды, мощи святых, храмы Божии и все остальное, что есть в церкви.

Предположим, что те, кто давно разошелся с православием, например, католики, не имеют истинного почитания. Но те, кто называет себя православным, — наверное, уж у них-то у всех есть истинное иконопочитание? — Оказывается, что нет. Не прошли бесследно годы, например, в  XIX веке, когда Хомяков совершенно не мог объяснить, в чем состоит догмат иконопочитания.

Если взять любой учебник догматики или катехизис какого-нибудь Филарета Дроздова, по которому учили в наших семинариях и духовных академиях в XIX веке, то там тоже будут либо общие слова ни о чем, либо вообще что-нибудь неверное. Прямого святоотеческого учения там уже никто толком и не знал.

К сожалению, это привело к тому, что теперь даже те, кто называет себя истинно православными, те, кто справедливо осуждает ересь экуменизма и сергианства, подчас тоже оказываются в плену ереси иконоборчества, сами этого не зная. Еще до революции, в 1912 году у нас произошел спор с участием русских монахов на Афоне, то есть в юрисдикции не русской церкви, а Константинопольского патриархата.

Одни монахи,  молившиеся Иисусовой молитвой  «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго», будучи неграмотными людьми, причем, буквально неграмотными, не умевшими читать, понимали по своей церковной жизни, что Имя Иисусово, что вообще Имя Божие освящает их и вытаскивает их из погибели ко спасению. Это они просто знали по своей собственной жизни. Кроме этого, они это знали и потому, что отцы Церкви всегда этому учили.

И вот нашлись другие люди, тоже монахи, по крайней мере, постриженные, которые учились в духовных академиях, нахватались псевдо-премудрости и не имели совершено никакого духовного опыта, зато имели покровителей в лице высокопоставленных епископов, и которые стали высмеивать «неграмотных» монахов, спорить  с ними.

На защиту этих монахов встал, поначалу даже ничего не знавший об этих спорах, образованный, но образованный светски, читавший, в том числе и на греческом, святых отцов, схимонах Антоний Булатович – бывший гусар. К тому времени он уже несколько лет подвизался на Афоне, был учеником Иоанна Кронштадтского. А Иоанн Кронштадтский говорил прямо так: «Имя Божие есть Бог».

И вот то же самое говорили монахи. Их за это обвинили в ереси, выгнали с Афона около семисот монахов. После этого русское монашество на Афоне было подорвано, Афон отошел грекам – но Бог с ним, не в этом дело. К сожалению, материальными потерями дело не ограничилось, а неясность в исповедании этого учения об Имени Божием вошла уже в среду тех, кто потом составил катакомбную Церковь. И сейчас в истинно-православном христианстве у нас продолжается, к сожалению, тот спор, хотя по большей части не в России, а в других странах, вот сейчас особенно в Америке.

Чем же это связано с иконопочитаием? Как Имя Божие связано с иконопочитанием? Не будем сами ничего выдумывать, а обратимся просто к учению святого VII Вселенского собора, память которого сегодня мы совершаем.

Святой VII Вселенский собор не отрицал никогда то, что многие святые отцы говорили, в том числе, и защитники иконопочитания, как, например, Федор Студит, что под Именем Божиим может подразумеваться и некая мысленная икона. Икона обычная состоит из доски с краской, стены с краской, если это фреска, или это может быть другой священный символ на металле, икона может быть тоже на металле – проще говоря, она состоит из какого-то материала, который не был и не становится Богом. Но в нем оказывается иконный образ, и именно через образ, который на нем начертавается, присутствует Бог, присутствует Его освящающая благодать, присутствует Сам Бог.

Вот подобно этому можно иметь просто мысли о Боге, которые тоже тварные, но в них будет присутствовать освящающая благодать. Никто с этим не спорит, и можно эти мысли называть именами Божиими. В таких именах присутствует Бог, но сами они не суть Бог. Но есть, и об этом учит VII Вселенский собор, другое понимание Имени Божия.

А именно, VII Вселенский собор говорит, что икона освящается именем Божиим. Нельзя сказать, что икона освящается другой иконой, которая из других, но тоже тварных материалов. То, что освящает икону – это уже нетварное. Это означает, что Именем Божиим называются и сами энергии Божии, в которых присутствует Бог. То есть Имя Божие в этом смысле есть Бог.

Об этом же говорит и Дионисий Ареопагит. И мы так же должны об этом знать из Священного Писания, потому что об этом говорит апостол Павел, когда в Послании к Филиппийцам он пишет: И Господь Бог-Отец даровал Ему, то есть Иисусу, Имя еже паче всякого имене. То есть Иисусу Бог даровал Имя, которое выше всякого имени. Было бы смешно, если бы можно было заменить слова – тогда получилось бы, что Бог даровал Иисусу икону какую-то, которая паче всякой другой иконы, и из-за этой магической иконы Иисус стал Богом.

На самом деле, конечно, здесь говорится о том, почему «человек Иисус» (как Его называет апостол Павел) на самом деле Бог. И говорится это такими словами: Отец Ему даровал Имя, которое паче всякого имени. Дальше говорится, что это Имя Иисусово.

В другом месте, в Евангелии, когда Господь говорит о том, что Отец явил в Нем Свою славу, Он говорит: «Прослави Имя Твое». Он говорит о Себе как о Имени.  В другом месте Нового Завета, в Послании к Евреям, автор этого послания говорит, что Сын является образом ипостаси Отца. Здесь слово «образ» (в греческом тут «характИр») употреблено в том смысле, в котором в иконе обозначается начертание, характир. Это другой синоним Имени. Это значит, что то, что можно говорить об образах и об иконах, в другом смысле говорится непосредственно о Боге.

В этом смысле Имя Божие есть Бог. В этом смысле, когда мы призываем в молитве Имя Божие, а мы все время должны это делать, говоря «Господи, помилуй», говоря «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», участвуя в церковных богослужениях, молясь какими бы то ни было молитвами дома или в любом другом месте, мы призываем Имя Божие и не просто призываем Бога по-человечески, а мы уже, если мы обращаемся к Богу, входим в общение с Богом непосредственно. Потому что Своим Именем присутствуя в нас, в нас присутствует именно Бог.

И вот если это отрицать, то рухнет и почитание икон, потому что тогда будет непонятно, чем они освящаются, тогда станет непонятным учение VII Вселенского собора о том, что призыванием Имени Того, Кто изображен, освящается; тогда рухнет иконопочитание, вся остальная догматика и вся наша духовная жизнь. И вот люди, которые встают на этот путь, они сами не замечают, как у них все это рушится.

Конечно, со многими, может быть, происходит, что не рушится, потому что никогда ничего и не было, или рухнуло когда-то давно. Поэтому им кажется, что можно так спорить. Слава Богу, что сейчас бостонские архиереи, которые вынуждены были видеть в своей церкви этот бунт из-за безумных глаголов имяборцев, все-таки сохранили твердое исповедание, не шли на компромисс в отношении  веры, явили православному миру православное вероисповедание.

Конечно, очень прискорбно, что нашлись другие архиереи, которые в этом ничего не понимают, не понимают вообще сути спора. Даже не потому, что они были бы верующими еретиками, а просто из жадности, чтобы прихватить себе побольше приходов и еще чего-то, они приняли ересь. В этом нам тоже всем урок.

Бывает, что мы говорим, что я вот тут в ересь ни в какую не впадаю, держусь православия, поэтому, если я впадаю в какие-то человеческие грехи, то Господь меня простит, я в них покаюсь. Во многих отношениях это неверное рассуждение. И даже в самом прямом, самом простом смысле оно тоже неверное. Потому что, если тебе кажется, что ты в ересь не впадаешь, это совершенно не факт, что так на самом деле и есть.

Бывает, что из-за жадности, из-за каких-то грубых грехов человек оказывается там, где ересь. Это относится не только к упомянутым сегодня архиереям, к тем, кто с ними в общении, но и к людям, которые не покидают еретическое сообщество, потому что там удобнее находиться, потому что туда удобнее ходить, не хочется терпеть какие-то неудобства, связанные с тем, чтобы искать истинную Церковь, да и мало ли что может быть.

Но ересь перед нами постоянно находится. Это постоянная опасность, в которую очень легко впасть. Не только потому, что мы можем отклониться умом куда-то на страну далече, но просто потому, что мы можем туда зайти, влекомые своими обычными страстями. Поэтому, чтобы иметь нам против этого какие-то дополнительные якоря, сдерживающие факторы какие-то, чтобы нам труднее было попасть в ересь, чтобы больше было времени одуматься, надо все-таки стараться понимать православное учение.

И, прежде всего, надо обратить внимание на те вопросы, которые искажаются именно сейчас, по поводу которых распространяются сейчас какие-то неверные толкования. И такими вопросами являются учения об иконах и об Имени Божием.

Я еще раз повторю: икона сама по себе состоит из тварных вещей, которые сами по себе не заслуживали бы никакого поклонения. Но в них находится освящающая благодать Божия, то есть Сам Бог – нетварная благодать. И это происходит потому, что они освящаются наречением Имени Божия. Это наречение происходит, обычно сопровождаясь особым ритуалом нанесения на икону еще словесно этого имени, того, кто там изображен.

Сейчас на всех иконах обязательно надписывается имя того, кто там изображен. Но в древности это было необязательно, могло подразумеваться, но все равно это делалось мысленно, просто для гарантии того, что это делалось, постановили всегда надписывать имя на иконе. Поэтому можно знать, что если на иконе нет надписания имени, то, скорее всего, эту икону сделали неправославные.

А Имя в том смысле, в каком мы призываем для освящения иконы Имя Божие, это тоже все Тот же Бог. И когда мы молимся, призывая Бога, чтобы Он освятил нас самих, изъял наши грехи, то мы тоже обращаемся к самому Богу через Имя Божие. Об этом нам сегодня, в нашей современной церковной действительности, напоминают святые отцы VII Вселенского собора.

Аминь.