Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память Дионисия Ареопагита. Под этим именем мы совершаем память нескольких святых сразу, и можно сказать с полной уверенностью, что если бы речь шла только о том, о котором упомянуто в связи с апостолом Павлом в Деяниях апостольских, то мы не праздновали бы так празднично.

Были гораздо более известные ученики у апостола Павла, а так торжественно Церковь все-таки их не почитает, как Дионисия Ареопагита. В чем же тут дело? В том, что под его именем был издан — и до сих пор это загадочно – около 500-го года корпус сочинений, который повторял по форме корпус апостола Павла: четыре больших послания и десять маленьких. На все последующее православное богословие они оказали такое влияние, так их почитали, что он стал одним из главных отцов Церкви, хотя мы, строго говоря, не знаем в точности, кто это был.

И вот автора этих сочинений почитают сегодня под именем Дионисия Ареопагита. Когда говорят, что Дионисий Ареопагит что-то написал или сказал, то обычно имеется ввиду автор этих сочинений. И вот так же и мы будем говорить о Дионисии Ареопагите.

Многие говорят, что эти сочинения очень сложные, и что они не очень христианские. Они действительно сложные по причине сложности своего предмета, но к этому стилю можно привыкнуть, особенно, если к нему привыкать с самого детства, пока не привык к чему-то другому. Но главная проблема в том, что они очень заостряют сразу много проблем, в которых христианство отличает от того, что нормальные люди думают про все, — и прежде всего, про Бога, конечно, но и про отношение Бога к миру, про то, как жить в мире, и так далее.

Одно дело, когда сложность христианских догматов оказывается какой-то отвлеченной – например, про Троицу, о которой все равно ничего не знают, и люди думают, что какая разница, сколько там ипостасей у Бога — хоть миллион, потому что в их практической жизни, как они думают, это не имеет значения. Это связано с тем, что когда человек изучает какие-то истины веры, то пока он не дошел до того места, где это начинает влиять на его жизнь, можно точно сказать, что он не доизучал и что-то очень существенное упустил.

А если конкретно говорить о христианстве, то когда нам кажется, что мировоззрение нормального человека с ним несовместимо, то это верный признак того, что то, о чем мы сейчас думаем, мы понимаем как-то очень неправильно. Потому что если понять абсолютно с любого места истину христианства, взять дифференциал в любой точке христианского учения и понять – даже не до конца, потому что это по-человечески невозможно – хотя бы до начала духовного понимания, то, конечно, это очень сильно разойдется с пониманием обыденного сознания. Хотя в обыденном сознании тоже присутствуют и Бог, и христианство. И вообще обыденное сознание таково, что в нем нет ничего, что бы в нем не присутствовало, но нет и ничего, чему в этом сознании можно было бы верить.

И вот Дионисий Ареопагит говорит – если очень коротко и только о самом главном – об одной и той же вещи с двух сторон: о том, как нам быть с Богом. Не о том, как познать Бога, а именно как с Ним быть. Что же это означает? Он говорит, насколько Бог другой в сравнении с тем, что мы можем себе представить. И в то же время он говорит, насколько Бог доступен каждому здесь и сейчас — и это тоже таково, что обыденное сознание этому противится.

И вот относительно того, что Бог другой, мы знаем, что многие люди доказывают бытие Божие или говорят, что Его нельзя доказывать, и на Западе огромная традиция была доказывать Бытие Божие. Предполагается, что мы знаем, что такое «быть», и надо только доказать, что у Бога это есть. Что такое «обладать бытием» считается, что мы знаем.

А вот Дионисий Ареопагит говорит совершенно другое. Что если все, что существует – существует, то Бог не существует. А если Бог существует, то не существует все остальное. В том смысле, в котором к Богу можно отнести существование, больше ни к чему другому отнести нельзя, ни к чему тварному. В тварном смысле слова, Бог и на самом деле не существует. Но если говорить, что Бог существует, то это понятие существования нельзя больше ни к чему применить – все остальное тогда не существует. В таком смысле о Боге нельзя даже помыслить, что существует Он или нет, потому что то, что к Нему относится, превосходит наше понимание в этом смысле. Казалось бы – куда уж дальше, чем такой Бог? И на этом настаивает Ареопагит.

А вот оказывается, что у Бога есть имена. И о том смысле, в котором Бог не существует, в каком мы обычно понимаем существование, говорится как раз в этом же трактате «О божественных именах». У Бога есть имена, которыми Он Сам же открывается, и никто, конечно, не может их узнать, если Бог не даст, но Бог хочет дать и открывается, и таким образом обращаясь к Богу в молитве и даже обращаясь к Богу еще и не в молитве, потому что молитва – это не первое, что мы делаем, а просто видя, как устроен мир, как происходит что-то в нашей собственной жизни, у нас появляются какие-то интуиции Бога, интуиции  веры, нам хочется к Нему обратиться, — тогда Бог нам открывается все больше и больше, дальше и дальше, Он приводит нас в Церковь.

И тогда мы получаем то понимание Бога, которое Бог имеет Сам о Себе. То есть человеческое понимание, которое остается при нас, остается ограниченным, и что в него нельзя вместить, то в него и не вместится. Зато мы понимаем Бога божественным  пониманием, как апостол Павел называет это — «умом Христовым», и поэтому мы превосходим своим пониманием все человеческое. Вот в этом состоит христианство.

И вот вроде очевидно, что мы молимся, Бог открывается, все хорошо – о чем тут можно спорить, казалось бы? А вот не только можно, но в начале ХХ века произошел спор о божественных именах, который у нас до сих пор не может кончиться. Особенно ревнители православия разделяются по этому вопросу, потому что неревнителям православия кажется, что все догматы – это такие человеческие придумки, на которые не надо обращать внимания. А те, кто считает, что в догматах какая-то истина, — вот они и спорят.

А что это был за спор о божественных именах? Я не буду сейчас подробно говорить, потому что полагаю, что многие знают, у нас почитается о. Антоний (Булатович), который был главным богословом имяславцев и, думаю, что был главным богословом современности не только в России, но и во всем православном мире.

Они ведь защищали такую вещь, которую защищать, казалось бы, не нужно. Еще незадолго до этого Иоанн Кронштадтский говорил, что имя Божие есть Бог. Что именно обращаясь в молитве, мы обращаемся к Богу, потому что в молитве на самом деле Бог к нам обращается – Бог присутствует в Своих именах, что в именах реальное присутствие Бога, Бог Сам является Своим именем.

Для любителей точности можно сказать, что Бог присутствует в Своих энергиях. Но это настолько очевидно, и настолько ясно написано у Дионисия Ареопагита, что, казалось бы, здесь не мог бы возникнуть спор, по крайне мере, в церковной среде, где он в итоге и возник.

Но дело в том, что Дионисия Ареопагита знали по имени, но не читали, на русский язык это сочинение не было переведено, а только на славянский, а на славянском оно нам еще менее понятно, чем на греческом, потому что на славянском в XIV веке был разработан специальный терминологический очень сложный язык. Могли бы читать на греческом – эти люди знали греческий, — но они не читали, потому что это казалось каким-то ненужным изыском.

И в наше время в Истинном Православии новое догматическое разделение тоже идет по этому вопросу. Некоторые люди думают, что мы просто своим умом придумываем божественные имена, и они существуют только в нашем уме, и поэтому они являются просто упражнением нашего ума, в котором Бог не присутствует. И тогда, конечно, Бог остается недоступным, с их точки зрения, но тогда — опять же, с их точки зрения, — еретики те, кто думает, что Сам Бог доступен Своими именами.

И поэтому нам надо жить с Дионисием Ареопагитом. Кто может его читать – это, я думаю, небольшая часть, но она всегда есть и она влияет на других, которые не могут, — те пусть читают. Те, кто его читать не может, может прочитать какие-то фрагменты. И самое главное – все могут молиться Дионисию Ареопагиту, под именем которого у нас не меньше двух человек почитаются, но все они достойны того, чтобы к ним обращаться в молитве.

Аминь.

епископ Григорий