Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Синодик в Неделю Православия многим непонятен; но устройство человека тоже многим непонятно; догматика говорит об устройстве Тела Христова, Церкви и о Боге; христианство пребудет до конца веков, но оно может исчезнуть в какой-либо местности; труды приведут ко спасению только в Церкви; болезни не всегда удается почувствовать на ранней стадии, так и с ересью; важно быть в той общине, где соблюдаются основные святоотеческие принципы; ересь экуменизма сразу позволяет понять, что что-то неправильно; если православие нам нужно в качестве психотерапии, тоневажно, какая догматика, а если для спасения души — то важно.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем день Торжества Православия, мы совершили длинное чинопоследование, и, может быть, многие, слушавшие сегодня синодик, удивлялись: зачем же народу столько всего непонятного говорится о православной вере? И вообще, что это за вера такая, в которой столько всего непонятного?

Что касается того, зачем столько непонятного народу говорится, то ответ простой – кому-то это понятно, а кому-то непонятно. Мы должны изучать свою веру в принципе, и изучать ее не как то, что является “русской национальной идентичностью”, не как то, что является “государствообразующей религией” и прочей чепухой, а мы должны изучать именно саму православную веру. И если мы будем это делать, то, скорее всего, научимся понимать на слух то, что произносилось в синодике. Но, конечно, большинство людей до этого не доходит, и тогда возникает вопрос: зачем же это все звучит? А вот зачем.

Если мы посмотрим на то, как человек устроен, как мы сами устроены, то окажется, что человек устроен очень сложно. Абсолютно все мы пользуемся устройством собственного тела и абсолютно все мы плохо знаем, как оно устроено. Конечно, есть здесь среди нас некоторые люди, врачи, они учили анатомию и знают устройство человека намного лучше, чем прочие смертные, но и они тоже мало что знают. Есть еще ученые, которые хорошо знают то, что вообще известно науке в этой области, знают больше, чем обычные врачи, но и самой науке оказывается много что неизвестно.

И вот так же в Теле Христовом, которым является Церковь. Как она устроена, какие у нее взаимоотношения с Богом, Кто такой Бог – это и есть предмет догматики. Он никогда полностью не выражен в нашем вероучении, но если мы будем сильно ошибаться в догматике, то мы отпадем от жизни Тела Христова. Так же как если мы будем погрешать против собственной физиологии, например, не будем есть, будем вести какой-то очень неправильный образ жизни, который будет угнетать наш организм, то мы заболеем и умрем.

Если мы в Теле Христовом начнем делать что-то неправильно, то, конечно, Тело Христово не умрет, потому что есть обетование. Церковь – это Тело Божие, оно не может умереть, Церковь Христова пребудет до конца веков. Но мы знаем, что Церковь-то пребудет, а вот конкретные церковные общины в той или иной местности совершенно не обязательно пребудут. Вот, Северная Африка была православной — кто сейчас об этом помнит? Кто едет в Тунис, тот может видеть только развалины какие-то. Теперь там мусульмане, и все засыпано песками. В Египте православия может немного и осталось, но совсем не в той степени, в какой было. Все так — сегодня есть, завтра нет. Или, например, в Западной Европе христианства, с культурной точки зрения, много, но православия ведь не осталось. Поэтому, чтобы Тело Христово в какой-то конкретной местности жило, оно должно жить правильно. И вот нам тоже очень важно, чтобы не отпасть от Тела Христова, жить правильно.

Ведь вообще христианская жизнь, как ее ни понимай, но с традиционной точки зрения, кроме совсем уже современных и ничего общего даже внешне не имеющих с христианством направлений, все-таки предполагает, что надо как-то трудиться, надо подвизаться, надо стараться. И если мы решили стать христианами, то это будет нам стоить трудов неизбежных. Но мы же должны надеяться, что эти труды будут не зря, потому что если мы будем трудиться как-то не в живом Теле Христовом, а в каком-то непонятном другом теле, живом или мертвом, которое как-то иначе устроено, у которого другая догматика, то труды наши будут, скорее всего, напрасны. Почему я говорю “скорее всего”, потому что может быть все-таки в результате тех трудов Господь лично нам даст какое-то указание, чтобы оттуда выйти, как бывало со многими людьми. Тогда мы все-таки найдем истину, но если не найдем, то, конечно, эти труды будут напрасны.

Поэтому так важно чтобы у нас была правильная догматика, хотя бы мы ее и не понимали. Как мы не понимаем устройство своего собственного тела, но, однако, нам важно чтобы оно работало правильно, так вот и с Телом Христовом — надо, чтобы мы были именно в правильно работающем Теле Христовом.

Но еще, конечно, здесь есть трудность. Вот когда у нас какие-то болезни, мы это чувствуем. Правда, это бывает не всегда. Например, рак часто диагностируется тогда, когда бывает поздно делать операции, и вообще уже ничем помочь нельзя, а если бы раньше, то было бы можно. Потому что люди сами не чувствуют, а проверяться как-то специально они не ходят. А мы тем более, находясь в Церкви, тоже ничего так вот просто не почувствуем, но мы должны специально проверять собственное здоровье. А как это делать? Можно и нужно сверяться только со святыми отцами, потому что они являют образец православия.

Вот если мы находимся в такой общине, в которой все происходит в соответствии со святыми отцами, то тогда все хорошо. Но нет такой общины, в которой все хорошо, все согласно со святыми отцами. В какую реально живущую на земле общину ни обратись — там очень много грехов, причем не только личных грехов, что еще было бы не так опасно, пусть даже каких-то лидеров, но и в самой общине очень много каких-то нарушений принципов. Потому идеальной общины на земле найти невозможно, никогда ее и не было. Но надо смотреть приоритеты. Ведь не бывает идеально здорового человека, это просто какая-то абстракция, которая бывает полезной для рассуждения в медицине, но не может встречаться в жизни. Идеально здоровой общины тоже не бывает, потому что она состоит из грешных людей, которые там по-своему, на свой лад все устроят так, чтобы и на системном уровне в этой общине что-то испортить. Но надо смотреть, просто ли она больная или она вообще мертвая. Мертвое от живого тоже не всегда легко отличить — бывает, что врачи ошибаются в диагностировании смерти. Тем не менее, это не мешает нам понимать, что разница между живым и мертвым все-таки большая. И вот то, что нарушает основные святоотеческие принципы (а сами святые отцы говорят, что именно является основным) — это мертвое. А то, что не нарушает — скорее всего, живое, хотя тоже можно и ошибиться.

А что же такое самое основное, что может нарушать какая-то община? Это, прежде всего, само вероучение, сама догматика. Если вводится что-то совсем противоположное, не то, что новое, а именно противоположное тому, что было раньше у святых отцов, то тогда надо понимать, что происходит какое-то уклонение — то, что называется ересью. И тогда в такой общине находиться нельзя. Бывает, конечно, что вводится что-то новое, которое тоже трудно понять. Много таких конкретных случаев, действительно, трудных для понимания. Но, на наше счастье, нынешняя самая главная ересь — ересь экуменизма.

Ересь экуменизма получила такое всеохватывающее распространение, что можно сказать, что наши времена особо тяжелые. Из-за нее опрокинулись практически все структуры поместных православных церквей, которые в XIXвеке худо-бедно, но все же стояли. Теперь они рухнули. Такой хаос в церковной жизни производит далеко не каждая ересь, хотя, конечно, бывали времена похожие, но в этом смысле можно сказать, что наши времена тяжелые. Но с другой стороны они же и легкие, потому что ересь экуменизма представляет собой объединение всех тех ересей, которые были раньше. Например, когда какой-нибудь еретический патриарх, называющий себя православным, молится вместе с католиками, и это даже показываютпо телевизору, тогда легко понять, что у этого патриарха какая-то совсемдругая вера, потому что это противоречит всему церковному учению, всем святым отцам, которые запрещали подобные вещи. Поэтому легко понять, что экуменизм является ересью.

В чем состоит суть экуменизма? Его суть заключается в том, что, по мнению экуменистов, разные отделившиеся от христианства, но пожелавшие оставить за собой название христианства религиозные направления, тоже являются церковью, лучшей или худшей. Но этого быть не может, и святые отцы это ясно объясняют. А люди теперь это пересматривают, потому что какие-то житейские, культурные и прочие мирские соображения их к этому стимулируют. В результате получается отпадение от православия. Если мы хотим быть в том православии, которое спасительно, то есть вместе со святыми отцами, то мы должны понимать, что экуменизм — это ересь.

Но прежде всего нужно спросить себя — для чего нам нужно православие? Конечно, если православие нужно как средство психотерапии (придти в церковь, чтобы на душе стало спокойно, поставить свечку, помолиться, уйти, потом опять когда-нибудь придти, поставить свечку, чтобы на душе стало спокойно), то тогда, действительно, истинно-православная вера не нужна. Не надо себя даже специально как-то напрягать, зачем? Потому что, хоть истинная Церковь, хоть неистинная — архитектура одна и та же, свечки одинаковые, и психотерапевтический эффект достигается тоже одинаково. И, надо сказать, что вообще все “традиционные религии” потому и “традиционные”, что все они нужны людям. Но нужны не для спасения души, а для того, чтобы была общедоступная бесплатная и крайне эффективная психотерапия. Потому что действительно это успокаивает — и ислам, и иудаизм, и буддизм. Никакого принципиального различия в психотерапевтическом воздействии здесь быть не может.

Но если же для целей психотерапии у нас есть еще что-то другое, например, нормальный психотерапевт или просто прогулка на свежем воздухе, то нужно ответить себе на вопрос — нужна ли церковь вообще? Нужна нам будет Церковь вообще только в том случае, когда мы хотим быть с Богом, когда боимся остаться без Бога. Если мы верим не просто, что Бог где-то там есть, и что Он нами интересуется и с нами общается (из этого еще не следует, что надо идти в Церковь), а еще понимаем, что, общаясь с нами, Он еще хочет, чтобы мы приходили в Церковь, чтобы мы участвовали в таинствах. Потому что в Церкви бывает то, что никак не бывает дома. В Церкви бывает евхаристия, которая есть наше участие в том, чтобы получать Тело и Кровь Христовы, как Он заповедал на Тайной Вечери, и что, действительно, соединяет с Ним уже физически. Просто так, сидя дома, это сделать нельзя. И если мы это понимаем, если мы в это верим, то тогда мы должны приходить в Церковь.

И тогда уже становится важным, чтобы это была истинная Церковь, которая хранит истинную веру. И потому так много времени мы должны уделять догматике, даже той, которую не понимаем. Если мы никак не можем ее понять, то нужно хотя бы понять, кому можно доверять в этом вопросе. Ведь, в конце концов, не все понимают в медицине, но все обращаются к врачам, к специалистам. В догматике специалистами являются святые отцы, и потому нужно обращаться в те общины, которые сами не отступают от святых отцов прежде всего в том, что касается наиболее заметных современных ересей, главной из которых является, повторю, ересь экуменизма.

Постараемся сохранить православие, делать для этого все, что нужно в нашей внутренней жизни, но так же и правильно выбирать церковь, и все время сверяться со святыми отцами в своей церковной жизни.

Аминь.