Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Богослужебные воспоминания этого дня. Чтение Книги Иова на Страстной седмице — зачем оно нужно? Попытка объяснить необъяснимое и показать, что в жизни есть то, чего мы не понимаем. Мы не понимаем, зачем Бог принес в жертву Своего Сына. Образ этого — жертвоприношение Авраама. История с мирянином, хотевшим поступить в монастырь. Жертвоприношение Иеффая. Умом человек не может понять Бога и Его промысл; это можно понять, только обожившись. Мы не должны думать, что понимаем волю Божию, а должны только стремиться ее исполнять.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня, в начале Страстной седмицы, в первый ее день, Церковь предлагает нам целый ряд воспоминаний, которые должны расположить нас к пониманию того, что произойдет в ближайшие дни. И, во-первых, это воспоминание Иосифа Прекрасного, который был продан своими братьями в Египет, но потом оттуда освободился, и его святые кости были перенесены в Землю Обетованную, во образ Воскресения Христова. Во-вторых, это воспоминание об иссохшей смоковнице, которую Господь проклял незадолго до Своих страданий, когда входил в Иерусалим, а эта иссохшая смоковница является одновременно и образом прóклятой синагоги, которая отпала от Бога после того, как не согласилась принять Христа, и образом души нашей, которая отпадает от Бога грехами и тем самым уже не приносит никакого плода. А в третьем смысле эта смоковница является образом Ветхого Завета, который имел только листья, но не имел плода, потому что плод, т.е. спасение человека, дает только Новый Завет; и после того как пришел Христос, листья от этой смоковницы отпали, и она совершенно иссохла.

Вот такие воспоминания содержатся в сегодняшнем богослужении, а также начинается воспоминание Страшного Суда, потому что очень длинное Евангельское чтение, которое изначально читалось во вторник Страстной седмицы, впоследствии было перенесено частично на понедельник. Поэтому сегодняшнее Евангельское чтение относится больше к завтрашним воспоминаниям Страстной седмицы.

И наконец, важнейшее для нас указание в том, что в качестве ветхозаветной паремии вместо Книги Притчей, которая читалась в течение всего Великого поста, на Страстной седмице читают Книгу Иова. Ее читают каждый день на Страстной седмице; полностью прочитать ее не удается, потому что она все-таки слишком длинная, но те выдержки из нее, которые прочитываются в течение Страстной седмицы, это своеобразный конспект Книги Иова, т.е. все самое главное входит в эти фрагменты.

Зачем это сделано? Почему именно Книга Иова оказывается такой важной для Страстной седмицы? Потому что она объясняет нам то, чего мы не можем понять. В результате этого объяснения мы не начинаем понимать то, чего мы не можем понять, но начинаем понимать, почему мы не можем этого понять, почему это для нас важно, почему важно знать, что есть нечто такое, чего мы не можем понять; и мы начинаем понимать, может быть, самое главное — как мы можем в своей жизни руководствоваться тем, чего мы не можем понять.

А именно, понять мы не можем Бога и Его замысел. Потому что вся Книга Иова говорит о том, как праведный человек терпит разные ужасы. И теми, кто пытается с позиций здравого смысла позиций как-то утешить его, оказываются друзья Иова. Все они говорят какие-то сами по себе правильные вещи — о том, что какие-то грехи совершает каждый человек, что поэтому за них надо страдать и т. д. Но все эти рассуждения оказываются к данному конкретному случаю неприменимы. Поэтому Иов не соглашается ни с кем из этих друзей. И так вот в разговорах проходит большая часть Книги Иова, а в конце Господь Сам вступает в разговор и все объясняет. И оказывается, что правы все-таки не друзья Иова, исходившие из здравого смысла, а прав Иов, который не отрицал, что существует здравый смысл и что он действительно объясняет очень многие вещи, но отрицал лишь одно — что с помощью этого здравого смысла можно объяснить, в частности, его собственную ситуацию, и что вообще таким образом можно познать пути Божие. И чтобы уже окончательно не было в этом никаких сомнений, Бог Сам в конце объясняет Иову, почему он не может понять Его суды.

И вот, отсюда сразу понятно, что Книга Иова оказывается между догматикой и аскетикой. Потому что если мы возьмем самый главный догмат христианства, к пониманию которого готовят нас наступившие сейчас дни, то оказывается, что мы к нему очень привыкли, привыкли настолько, что перестали понимать, что мы его не понимаем. У нас возникает приятная иллюзия, что будто бы мы понимаем, зачем нужно было Богу убивать Своего Сына.

Но мы же знаем, что Бог всемогущий. Почему же нельзя было сделать как-то иначе, чтобы не Сын, или чтобы не убивать. И, собственно говоря, ответа на это никакого нет, потому что если мы посмотрим, какой ответ на это содержится в Священном Писании — и богослужение этих дней нам о нем неоднократно напоминает, — то нам делается не лучше, а, скорее, хуже. Потому что, прежде всего, образом Бога, отдающего Своего Сына на заклание в жертву, является Авраам, которого Бог призвал принести в жертву своего сына, и который не стал спрашивать, зачем и почему это надо, и тем более не стал противиться, а безропотно стал все выполнять. И хотя впоследствии Исаак, сына Авраама, был помилован, и Господь избрал для приношения другую жертву — ягненка, но сам-то Авраам, во-первых, был готов принести сына в жертву, а во-вторых, только после того как он проявил эту готовность, т.е. уже занес нож над сыном, он был остановлен и, таким образом, лишь после этого оказался испытан и принят Богом. А самое, может быть, главное для нас сейчас это то, что Авраам не удивился, услышав от Бога такое предписание, и у него не возникло никакого сомнения, что надо его выполнять. И мы знаем даже из монашеской жизни рассказ о том, как некий мирянин монашеского устроения пришел к одному великому старцу и просил постричь его в монахи, и этот старец, желая испытать его послушание, повелел ему своего маленького сына, которого тот человек привел с собой, бросить в реку. И вот, этот человек немедленно пошел исполнять предписание, но, конечно, был остановлен и, естественно, после этого испытания был принят в монастырь.

Вот, такие вещи являются на первый взгляд какими-то совершенно живодерскими. Но мы точно знаем, что такого мотива у Бога быть не может. Тогда какие же у Него мотивы? И вот, это непонятно.

Но есть и еще более непонятные вещи, потому что, кроме истории с Авраамом и вот с этим мирянином, есть еще история Иеффая и его дочери. И несмотря на то, что некоторые святые отцы об Иеффае отзывались плохо, и в Талмуде, в иудейской традиции, Иеффай осуждается, но все-таки в христианской традиции в целом история Иеффая рассматривается как история праведника. Писались и иконы Иеффая, причем в монастыре Святой Екатерины на Синае (раньше это был монастырь Преображения Господня) в главном храме у алтаря в VIвеке с одной стороны была икона с жертвоприношением Авраама, а с другой стороны — с жертвоприношением Иеффая. И главное, Апостол Павел в Послании к Евреям среди праведников Ветхого Завета упоминает Иеффая, т.е. он однозначно числится среди праведников, а не среди грешников. А что сделал Иеффай? Он дал Богу обет, что в случае, если он победит иноплеменников, он принесет в жертву первое, что попадется ему при возвращении в город. И навстречу ему вышла его собственная дочь. Когда талмудисты доказывают, что Иеффай был неправ, принеся собственную дочь в жертву, они говорят, что очень глупый был этот обет сам по себе, потому что навстречу Иеффаю мог выйти, например, пес, и тогда он должен был бы Богу принести в жертву животное, считавшееся скверным. Но найти рациональных аргументов против принесения в жертву собственной дочери талмудисты не могут. А христианская традиция это жертвоприношение, которое действительно было совершено Иеффаем и не было остановлено Богом, однозначно принимает.

И вот, подобные вещи, если не считать их каким-то садизмом и извращением (а такие решения нашей религией, конечно, исключаются), они оказываются совершенно непонятными, потому что в человеческом мире они не имеют объяснений. Но если это воля Божия, то она и не должна иметь объяснения, по крайней мере, полного объяснения в человеческом мире. Поэтому мы должны понимать, что то, что происходит и что является основой всей христианской догматики — жертва Христова, Его Распятие и Воскресение, — это абсолютно нам непонятно. И когда мы начинаем разбираться в догматике, мы должны сознавать, что все наше понимание, если оно правильно, и только в том случае, если оно правильно, сводится к тому, что мы должны понять, почему мы этого не понимаем.

И ничего в этом плохого нет, потому что мы знаем, что цель наша — не достигнуть того, чего на самом деле достигнуть невозможно, т.е., будучи человеком, понять Бога, а достигнуть того, чего возможно достигнуть тогда, когда Сам Господь нам это устраивает, т.е. того, чтобы Богом стать. Мы должны понимать Бога не так, как Его может понять человек, потому что человек может понять Его очень слабо, а так, как Бог понимает Сам Себя. Вот это и является целью нашего спасения. И поэтому в том, что мы именно умом не можем понять Бога, ничего страшного нет, потому что Бог и не должен быть понимаем умом, и ум человеческий, данный человеку для разных целей, не предназначен для того, чтобы им можно было полностью понять Бога. Это что касается догматики.

Но догматику нельзя понять без аскетики, а с аскетикой у нас всегда еще хуже, чем с догматикой. Потому что понять аскетику — это прежде всего перестать думать, будто мы понимаем волю Божию, не только в каких-то глобальных вопросах, но и относительно нашей повседневной жизни, жизни каждого из нас. И надо стремиться не к тому, чтобы ее понять (а если нам кажется, что мы что-то понимаем, и даже если это на самом деле так, то мы должны помнить, что понимаем только ничтожную часть, и строить на этом понимании что-то значительное мы никогда не должны), а мы должны стремиться быть с Богом в таких отношениях, чтобы быть открытыми к исполнению Его воли, а не к ее пониманию. Потому что только через исполнение приходит понимание. Как вот Авраам стал исполнять волю Божию, и оказалось, что на самом деле убивать сына не нужно, — через исполнение пришло понимание; а если бы он не стал исполнять, то ничего бы и не понял. И так же мы должны смотреть и на все, что встречается в нашей жизни, — понимать, что нам нужно знать волю Божию не с той стороны, с которой ее знает Бог, т.е. зачем и почему, а с нашей стороны, т.е. что, где и куда, — нужно знать, что нам нужно делать. Аминь.