Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!
Сегодня мы совершаем память святого Владимира, который называется святым равноапостольным именно потому, что он крестил Русь. В отличие от своей бабушки Ольги, которая хотела, конечно, к этому прийти, но понимала, что тогда это было невозможно, он обратился в православие сам, принял крещение и смог совершить крещение Руси.
Современным людям непонятно, зачем вообще нужно крещение каких-то государств, потому что во все времена говорилось, — и современные люди любят это повторять, хотя это мысль совершенно правильная, — что христианство можно принять только индивидуально, заставить быть христианином невозможно, родить христианином тоже невозможно — христианами только становятся. Тогда какой же смысл имеет это крещение Руси?
Понятно, что сделать православную Церковь легальной и разрешить ей существовать в государстве — это хорошо. Помогать ей государству тоже можно. А вот зачем все эти крещения, которые сопровождались насилиями?
Если в Киеве вроде сильного насилия не было во время крещения Руси, то в Новгороде — а это тоже были земли, так или иначе зависевшие от князя Владимира, — это было. Новгородская летопись говорит, что по отношению к тем, кто не хотел принимать христианство, совершались всякие жестокости.
Но если те, кто не хотел принимать христианство, принимали его, только опасаясь жестокости, то какой в этом смысл? Конечно, этот вопрос в средние века очень часто обсуждался. И были святые отцы, которые говорили, что насильно крестить никого нельзя. Не из гуманизма, конечно, — никто не говорил, что это будет нарушение прав человека.
Но вот, например, Максим Исповедник говорил, что через это происходит поругание святых Христовых Таин, потому что насильно крещеных приходится допускать к причастию, а поскольку они на самом деле не веруют, то они уже в силу этого совершают поругание святых Христовых Таин, а, может быть, они еще при этом совершат какой-нибудь осквернительный ритуал. Это был единственный серьезный аргумент.
Но, в конце концов, перевешивали аргументы другие. Какие же это аргументы?
Да, те люди, которых покрестили насильно, в большинстве своем, нормальными христианами и не станут. Но они уже не смогут воспрепятствовать воспитанию своих детей, которые постепенно будут получать христианское воспитание. Так это обсуждалось в средние века, и, в конце концов, победила вторая точка зрения.
Но современный человек все равно на нее возразит: результатом христианского воспитания становится человек, который, предположим, просто в силу традиций, которые он усвоил, ведет себя так, что это более или менее согласно с христианством. Но в силу этого он еще не станет по-настоящему православным, верующим человеком. И поэтому какой смысл в религиозном православном воспитании?
Вот здесь надо опять искать ответ у святых отцов. Он есть, и заключается вот в чем. Действительно, христианского и новозаветного смысла в христианском воспитании быть не может. Человек только сам может выбрать для себя то, чего он хочет. Поэтому те люди, которые становятся по-настоящему христианами, они совершают нечто большее, чем они могли бы совершать, опасаясь какого-нибудь наказания или мук временных или вечных.
Но христианское государство по сути своей является подобием ветхозаветного Израиля, подобием государства Ветхого Завета. Поэтому надо к нему не по новым меркам подходить, даже если оно является христианским, а только по ветхозаветным. Тогда, действительно, имеет смысл сделать такое государство, где всякое отступление от истины будет уголовно наказуемым, потому что в христианских империях всякое отступление от православных истин было уголовным преступлением.
Правда, там изначально могли жить те, кто изначально не являлся православным христианином. Но обращать в свою веру православных они тоже не имели права под страхом уголовного наказания. Тогда, по крайней мере, то, что конкурирует с христианством, то, что особо неприятно, то государством будет как-то купироваться, не допускаться. А то, что с христианской точки зрения будет хорошо, то будет поощряться.
Но мы знаем, что эта схема еще в средние века имела очень большие недостатки, и христианская Церковь с трудом могла с ними бороться. Они заключались в том, что Церковь слишком зависела от светских правителей. Хорошо, если они православные. А если не очень православные?
И действительно они часто бывали не очень православными — теплохладными, которые склонялись то туда, то сюда, а по временам они прочно попадали в партию еретическую или сами становились еретиками. И тогда наоборот плюсы христианской империи превращались в минусы. Совершенства не было никогда.
В наше время тоже нет никакого смысла к этому стремиться, потому что то, что тогда было плюсами, сейчас уже плюсами не будет. Тогда было традиционное общество: человек больше всего зависел от тех людей, с которыми он жил рядом, с которыми он был на улице, которые составляли его семейный клан. От их мнения зависело очень много.
Нечто подобное, может быть, до сих пор сохраняется в Японии, где поэтому нет хулиганства, нет обычной преступности, нет бомжей, но зато есть организованная преступность, где она еще более организована, чем в других странах, потому что для организованной преступности это все благоприятно. Но в целом, современный мир такого общества уже не знает.
Мы гораздо больше зависим даже не от тех людей, с кем мы живем в одной квартире, тем более не от каких-нибудь родственников, с которыми мы не столь часто встречаемся, не от наших соседей, а мы зависим больше от информационного пространства, в котором мы находимся. Это в эпоху интернета особенно ощутимо, но так было еще и раньше.
Это было уже когда появилось телевидение, и даже еще раньше, когда появились радио и газеты при всеобщей грамотности, которые были рассчитаны на такого читателя, который может быть почти без образования. В этой ситуации то, что традиционное общество с помощью своих религиозных институтов контролировало, теперь будут контролировать только те, кто имеет доступ к этим средствам влияния.
Потому что модель христианского государства сегодня означала бы христианскую систему СМИ. Причем не одно какое-нибудь христианское СМИ, даже не много, а вот именно такой тоталитарный контроль над СМИ в христианском духе. То есть получается, что сейчас надо было бы крестить средства массовой информации, а не государства. Это, конечно же, совершенно невозможно.
Поэтому сейчас мы можем сказать, что мы опять пришли к той эпохе, которая была для Церкви Христовой до императора Константина, когда не было никаких христианских империй. Тогда они были в принципе возможны, но актуально их не было, а потом появились. Сейчас их опять актуально нет, но они уже и в принципе невозможны, потому что то, что возможно, то требовало бы контроля над средствами массовой информации и над интернетом.
Исходя из сегодняшних знаний, надо сказать, что это невозможно. Хотя, кто знает, что там в будущем откроется? Может быть, что-то совсем ужасное, и можно будет воздействовать прямо в мозг. Но вряд ли это будут делать именно православные христиане. Есть серьезное основание подозревать, что если такое будет, то найдется кто-нибудь более шустрый и быстрый, чем православные. Вряд ли православные вообще к этому готовы.
Тем не менее, сегодня мы совершаем память крещения Руси, которое было совершено еще в традиционном обществе, и смысл которого заключался в том, чтобы переменить традиции традиционного общества. Без насилия такие вещи не совершаются. Речь может идти только о том, что насилия было или много, или очень много.
На Руси, скорее всего, его было много. А, скажем, в соседней Скандинавии его было очень много. Там тоже крещение Швеции, Норвегии было примерно в ту же эпоху, где все это происходило прямо с войной, и христиане победили не с самого начала. Но говорить, что это можно было сделать без насилия, это значит просто отказываться понимать историческую правду, и вообще ее признавать.
Но это не значит, что насилие было во вред. Потому что насилие может быть полезным, все это знают по воспитанию детей, которое без насилия просто невозможно. Воспитание народов — оно ничем особо не отличается от воспитания детей, тут тоже нужно насилие. И сейчас народы воспитываются насилием. К сожалению, это насилие на уровне средств массовой информации происходит, на уровне внутреннего программирования. Оно еще хуже, чем внешнее насилие, и еще дальше от христианства.
Поэтому будем благодарны за то хорошее, что было, будем благодарны тем, кто этому содействовал, прежде всего, святым. Будем обращаться к ним в своих молитвах, чтобы и в наше время то, что соответствует полезному для нашего времени, тоже было даровано нам.
Аминь.